— К-как ты с-сказал? — заикаясь произнес юноша.
— Джилсепони, некогда жена Элбрайна, теперь является супругой короля Дануба Брока Урсальского, — пояснил Де'Уннеро. — Она-то и родила тебя на поле битвы возле Палмариса. Сомнений в этом быть не может.
— Но госпожа Дасслеронд…
— Лгала тебе, — договорил за него бывший монах. — Тебя это удивляет?
Эйдриан безуспешно пытался что-то сказать в ответ, но каждый раз его слова превращались в сдавленные стоны и проклятия.
— Уверяю тебя, ты ничего не потерял, не узнав об этом раньше, — заверил его Де'Уннеро.
Юноша резко повернулся к нему. Подъехавшая к ним Садья сдвинула брови и укоризненно покачала головой, давая понять своему возлюбленному, что тот действует слишком поспешно и бесцеремонно.
— Ну ладно, хватит нюни распускать, — грубо произнес Де'Уннеро.
Бывший монах воздел вверх руки.
— Смотри на Урсальский замок, юный воин. Сейчас там живет Джилсепони, твоя мать. Смотри и верь, что однажды этот замок будет твоим.
На лице Эйдриана по-прежнему отражались боль и смятение чувств. Но при этих словах искусителя Де'Уннеро его глаза ярко блеснули.
— Ты еще услышишь, как Джилсепони назовет тебя королем, — пообещал бывший монах. — И заставишь ее поведать об обстоятельствах твоего рождения. Когда власть окажется в твоих руках, матери придется рассказать тебе правду.
— Однако перед этим тебе предстоит еще многое узнать и о мире, и о Джилсепони, — продолжал Де'Уннеро. — Я буду и дальше учить тебя. Мне нужно подробно рассказать тебе о твоей матери.
Он жестом велел спутникам следовать за ним и пустил лошадь рысью, намереваясь обогнуть Урсал с юга. За несколько дней, пока все трое двигались по холмистым плодородным землям южной провинции Йорки, Маркало Де'Уннеро, верный данному обещанию, рассказал Эйдриану о Джилсепони. Но в отличие от рассказов о Полуночнике, о котором бывший монах всегда отзывался с уважением и называл достойным противником, мать Эйдриана он представил далеко не в лестном свете. Де'Уннеро говорил о Джилсепони в самых глумливых и оскорбительных выражениях, какие только мог подобрать. Он утверждал, что в сражениях она действовала обманным путем, прибегая к различным недостойным уловкам. Де'Уннеро даже намекнул юноше, что мать, скорее всего, просто бросила его сразу же после родов.
— По твоим словам, можно подумать, что Джилсепони, а не Полуночник была твоим самым ненавистным врагом, — заметила Садья, когда вечером они устроили привал и отправили Эйдриана за хворостом для костра. — А то, что ты представил как обманные уловки, было всего-навсего магией самоцветов. Не так ли? Помнится, Маркало Де'Уннеро тоже вовсю пользовался силой своего любимого камня — тигриной лапы.
Бывший монах рассмеялся.
— Важно, чтобы у мальчишки не возникло привязанности к матери, — объяснил он. — Одно то, что он оказался сыном королевы, может обернуться для нас либо большой бедой, либо неслыханным успехом. Все зависит от того, под каким соусом мы будем подавать ему те или иные сведения.
— И потом рассерженный молодой принц вернется домой? — поинтересовалась Садья.
— Рассерженный молодой принц вернется, чтобы разрушить прежний дом и построить другой, гораздо лучше.
Де'Уннеро видел, что маленькую певицу обуревают сомнения.
— То, что я ему говорю, достаточно правдиво.
— Правдиво с твоей точки зрения, — возразила Садья.
— А есть какая-нибудь другая правдивая точка зрения? — осведомился бывший монах. — Прикажешь утверждать, что Джилсепони и Эвелин — это светочи истины? Прикажешь согласиться с идиотским мнением, будто Эвелин Десбрис — убийца и еретик — действительно совершил приписываемые ему чудеса? Или мне что, начать восхвалять нынешнее состояние королевства? Церкви? А кто мы в этом благословенном королевстве? Изгои и преступники!
— Думаешь о собственной выгоде? — лукаво усмехнувшись, спросила маленькая певица.
— Один ли я о ней думаю? — быстро ответил Де'Уннеро. — Фио Бурэй стал отцом-настоятелем церкви Абеля. Подобного ни в коем случае нельзя было допускать, но это произошло. Бурэй — никудышный предводитель и никогда не был истинным абеликанцем. Он не обладает ни щедрым сердцем Агронгерра, ни ясностью предвидения Маркворта. Бурэй просто чиновник и интриган от церкви, ненадежный и никчемный человечишка.
— Ты бы хоть со мной говорил не таясь, — лукаво улыбнувшись, бросила Садья. — Лучше скажи прямо, что у тебя на душе.
Де'Уннеро невесело усмехнулся, только сейчас осознав, насколько велика в нем ненависть к Фио Бурэю.
— Я был уверен, что Агронгерра сменит на его посту настоятель Олин из Сент-Бондабриса, — тихо сказал он. — Только забота определенных людей о собственной выгоде помешала ему стать отцом-настоятелем. Тебе даже не вообразить, на какие чудовищные интриги способны святые отцы. Там ведутся игры почище, чем при дворе, и все это не имеет ни малейшего отношения ни к учению святого Абеля, ни к замыслам Бога.
— Что ж, уж если нам ввязываться в подобную игру, лучше добиваться выигрыша, — согласилась певица.
— Эйдриан будет испытывать вполне заслуженное презрение к своей матери и ко всему, что с нею связано, — заметил ей Де'Уннеро. — По крайней мере в том, что касается церкви. А если он возненавидит и все ее светские дела — еще лучше.
Садья кивнула и больше не задавала язвительных вопросов. Какую бы линию поведения относительно Эйдриана ни выбрал Де'Уннеро, певица знала, что это сулит ей волнующие переживания.
На всем протяжении их пути справа виднелись далекие вершины двойной горной цепи с кажущимся Эйдриану странным названием — Пояс-и-Пряжка. Солнце неизменно садилось у них за спиной. Спутники двигались быстро, но без излишней спешки. Море они вначале почувствовали по его неповторимому запаху и только потом увидели. Вместе с морем глазам путешественников предстал величественный город, совсем непохожий на Урсал. Причалы Энтела выглядели намного внушительнее, чем причалы Палмариса и Урсала, вместе взятых! Невысокие, прихотливо украшенные каменные строения множеством колец опоясывали склон громадного холма, спускавшегося прямо к гавани. Повсюду в небо поднимались витые колонны, вершины которых были увенчаны круглыми балкончиками. Крыши многих зданий напоминали бутоны готовых распуститься цветов.
А какие краски! Жгучее южное солнце ярко освещало белые и розовые стены домов. Тысячи людей заполняли многочисленные городские базары. Одежда жителей была либо ослепительно белой, либо отливала всеми цветами радуги.
Яркие краски и шумные людские толпы — это больше всего потрясло Эйдриана при его первом знакомстве с Энтелом. Он ехал молча, завороженно глядя по сторонам.
Де'Уннеро был взволнован не менее юного рейнджера. Его занимало, как-то встретит его через столько лет старый друг — настоятель Сент-Бондабриса Олин. А если и не друг, то, во всяком случае, давний соратник.
— Он обязательно захочет увидеться со мной, — настаивал Де'Уннеро, обращаясь к монахам, стоящим на страже у ворот Сент-Бондабриса — наиболее крупного из двух монастырей Энтела.
— Любезный господин, — ответил ему молодой монах, говоривший с сильным местным акцентом, отчего слово «любезный» звучало у него как «любэзный», — аббат Олин не имеет обыкновения принимать у себя посетителей. Вы можете войти и помолиться — наши двери открыты для всех желающих. Если вы посетите вечернюю службу, вам, быть может, посчастливится увидеть нашего благочестивого настоятеля. Конечно, если он соблаговолит почтить нас своим присутствием.
— Доложите обо мне, — повторил Де'Уннеро, всеми силами стараясь не поддаваться раздражению. — Скажите ему, что один его старый друг, бывший магистр Санта-Мир-Абель, приехал в Энтел и желает встретиться с ним. Он непременно примет меня.
Монахи недоверчиво переглянулись.
— Единственные бывшие магистры Санта-Мир-Абель, кого я знаю, — это отец-настоятель Фио Бурэй, настоятель Гленденхук из Сент-Гвендолин и настоятель Тенгмен из Сент- Доннибара. Вы никак не можете быть ни отцом-настоятелем Бурэем, ни настоятелем Гленденхуком, посещавшими нас в прошлом. Остается предположить, что вы — настоятель Тенгмен, однако мне говорили, что ему близится к семидесяти. Пожалуйста, любезный господин, оставьте ваши неуместные шутки.
Де'Уннеро вдруг шагнул вперед, схватил изумленного монаха за плечи и прошептал на ухо:
— Скажи настоятелю Олину, что с ним желает говорить Маркало Де'Уннеро.
Монах высвободился из рук Де'Уннеро и отступил назад, не сводя с него глаз. Возможно, он где-то слышал это имя, но забыл, где именно и с чем оно было связано.
— Он будет говорить со мной, — с нажимом произнес Де'Уннеро.
Видя, что монах и не подумал сдвинуться с места, он бросил на него угрожающий взгляд.
— Если ты доложишь обо мне и аббат Олин откажется встретиться со мною, ты ничем не рискуешь. Но если ты не сообщишь ему, а Олин потом узнает, что вы не пустили к нему его старого друга и соратника…
Растерянный молодой монах взглянул на своего собрата, после чего все же скрылся в недрах монастыря. Достаточно скоро он вернулся и, явно волнуясь, попросил:
— Сделайте одолжение, расстегните вашу одежду. Если вы тот, кем себя называете…
— Тогда у меня должен остаться на теле вот этот шрам, — докончил за него Де'Уннеро, расстегивая рубаху. — Шрам от раны, которую я получил, когда поври напали на Санта-Мир- Абель.
Увидев на теле странного незнакомца глубокие шрамы, монах поклонился и пригласил Де'Уннеро следовать за ним.
— Ты что же, ничего не знаешь об истории Маркало Де'Уннеро? Получается, что нет, иначе ты бы не стал говорить мне разные глупости, а сразу бы пошел докладывать аббату Олину.
Монах лишь неопределенно пожал плечами. Де'Уннеро схватил его за руку и развернул лицом к себе.
— Тебе сколько лет? — сурово спросил он.
— Двадцать два.
— Но ведь все это происходило
Ему вдруг стало до боли обидно. Подумать только: величайшие события, неузнаваемо изменившие жизнь королевства… и забываются с такой легкостью! И кем? Монахом абеликанского ордена, поклявшегося при вступлении в него бережно хранить историю!
Молодой брат ошеломленно взирал на Де'Уннеро, совершенно не представляя, как ему отвечать и надо ли это делать вообще.
— Веди меня к аббату Олину, — властно, с оттенком презрения приказал Де'Уннеро.
Войдя в личные покои настоятеля, он с трудом узнал этого человека. Для Де'Уннеро то было вторым горестным напоминанием о прошедших годах. Да, слишком много лет пролетело с тех славных дней, когда отец-настоятель Маркворт попытался поднять церковь Абеля на новый, более величественный уровень, а Джилсепони и Элбрайн безжалостно оборвали эти попытки… Сильно постаревший, с жидкими седыми волосами, венчиком окружавшими лысину, горбатый настоятель Олин Жантиль сидел за столом в согбенной позе. Он совсем высох. Но печальным зрелище оставалось только до тех пор, пока Олин не поднял глаза.
Былое пламя в них ничуть не угасло — Де'Уннеро сразу же узнал этот яростный огонь, брызжущий шипящими искрами. Телесная дряхлость во многом скрывала внутреннюю силу
