Де'Уннеро понял, что все колебания старика — не более чем защитная мера. На самом деле Олин обеими руками ухватился за предложение Де'Уннеро.
— Четверым, включая самого Эйдриана и вас, — ответил бывший монах.
— Узкий круг знающих тайну, — заметил аббат. — Только, боюсь, она не принесет вам ничего, кроме…
Де'Уннеро ухмыльнулся, а потом извлек из-под одежды несколько свитков пергамента, небрежно бросив их на стол Олина.
— Что это такое? — поинтересовался старик.
Развернув свитки, он узнал в них навигационные карты безбрежного Мирианского океана.
— Путь к сокровищам, в сравнении с которыми королевская казна покажется карманом нищего, — ответил Де'Уннеро. — Путь к Пиманиникуиту.
Сверкающие глаза Олина, казалось, вот-вот вылезут из орбит.
— Как? — задыхаясь, прошептал он. — Зачем вы… на что вы рассчитывали…
Старик поднял глаза от свитков и с недоверием покачал головой.
— Подумайте, сколько несметных сокровищ лежит под песками Пиманиникуита, — сказал Де'Уннеро. — Сколько самоцветов, выпавших из Гало Короны, накопилось там за сотни и тысячи лет.
— Но без благословения церкви они не имеют магической силы, — возразил аббат Олин.
— А это так уж необходимо? — осведомился бывший монах. — Разве изумруд, не имеющий магической силы, перестает от этого быть драгоценным камнем?
Настоятель Сент-Бондабриса подтолкнул свитки к Де'Уннеро.
— Это запрещено, — заявил он, явно напуганный столь дерзким предложением.
— Кем запрещено?
— Церковным каноном! — воскликнул Олин. — Запрещено с давних пор. Со времен святого Абеля!
— Так ли это страшно? — спросил Де'Уннеро, подражая его вчерашним словам, когда они говорили о равнодушии Бога к земным делам.
Старый аббат долго обдумывал свой ответ, то и дело поглядывая на лежавшие на столе свитки.
— Чего вы хотите от меня? — наконец спросил он. — И каковы ваши замыслы?
— У вас хорошие связи с судовладельцами, — ответил Де'Уннеро. — Мне нужны корабли, чтобы совершить это плавание. Если случится что-то непредвиденное, не опасайтесь, ваше имя нигде не будет упомянуто.
— Сколько кораблей?
— Чем больше, тем лучше, — сказал бывший монах. — Каждый из отправившихся в экспедицию вернется с таким богатством, которое ему и не снилось. А нам эти камешки понадобятся, чтобы набрать и снарядить армию и в подходящий момент возвести Эйдриана на престол Хонсе-Бира.
— И потом, имея всю полноту власти, вы займетесь возвращением церкви на истинный путь, — заключил Олин.
В ответ его собеседник лишь улыбнулся.
— Король Дануб моложе меня на несколько десятков лет, — сказал настоятель Сент-Бондабриса. — Мне его не пережить.
Де'Уннеро снова только улыбнулся. На этот раз зловеще.
ГЛАВА 25
ПАСМУРНАЯ ОСЕНЬ
Осень восемьсот сорок третьего года Господня была в Урсале пасмурной. Унылость серых небес отзывалась тоской и унынием в душах и сердцах.
— Вы собираетесь их навестить? — спросил Дануба герцог Калас в один из дождливых дней.
Невзирая на дождь и холодный ветер, король и герцог прогуливались по саду. Вопрос касался сыновей Констанции и Дануба. Мальчики вместе с матерью жили теперь в Йорктауне — самом крупном городе провинции Йорки. Она лежала к востоку от Урсала и представляла собой живописный холмистый край с плодородной землей и благодатным климатом. Придворная знать обожала эти места и часто проводила там зиму.
— Мое место здесь, рядом с моей женой, — твердо ответил Дануб и заметил, как поморщился в ответ на его слова Калас.
— По обыкновению, королевская чета всегда проводит зиму порознь, — напомнил ему герцог.
— Прикажешь королю зимовать с бывшей любовницей? — с язвительной усмешкой спросил Дануб. — Даже если она и является матерью двух его сыновей?
— Констанция была бы рада вас увидеть, — осторожно заметил Калас.
Он недавно посетил Йорки и, навестив опальную придворную даму, был удручен ее подавленным состоянием.
— Я не хочу больше об этом слышать, — заявил король.
— Но эти мальчики — ваши сыновья, наследники престола, — не унимался герцог. — На вас лежит ответственность за будущее королевства. Осмелюсь заметить, более серьезная ответственность, нежели ваш долг по отношению к супруге.
— Думай, о чем говоришь!
Дануб остановился и сердито посмотрел на собеседника. Однако Калас, являвшийся другом короля с тех давних времен, когда тот зеленым юнцом взошел на престол, спокойно выдержал взгляд своего господина, не отвернувшись и не потупив глаз.
— Становясь королем, вы знали, что существуют вопросы, которые выше личных пристрастий, — напомнил он Данубу. — Обязательства монарха перед своим королевством несравненно выше, чем ваши личные симпатии и антипатии. То же самое применимо и ко мне как к герцогу Вестер-Хонса. Будь у меня выбор, неужели я отправился бы тогда в Палмарис, чтобы прозябать в этой глуши бароном?
Король Дануб промолчал.
— Мервик и Торренс — наследники короны, — продолжал герцог. — Мервику предшествует принц Мидалис, правящий в далеких и диких краях, а Торренс идет непосредственно за старшим братом. Вероятнее всего, один из ваших сыновей в свое время станет королем Хонсе-Бира. Разве это не так?
Дануб продолжал избегать его взгляда.
— Представляю, в какого правителя может вырасти каждый из них, если мальчики будут воспитываться вдали от двора и от отца, — с явной горечью произнес герцог Калас. — Что должны они подумать, зная, что отец даже не хочет повидаться с ними? Возможно, вам стоило бы подумать о том, чтобы в случае вашей смерти бразды правления перешли к Джилсепони. Но какие чувства будет испытывать к ней ваш преемник? Разумеется, я не говорю о принце Мидалисе.
Дануб с шумом втянул в себя воздух. Ему хотелось отчитать Каласа, а то и просто ударить его по лицу за дерзкие речи. Но можно ли пощечиной заглушить горечь правды? И почему, почему Констанция вдруг решила покинуть Урсал? После ее отъезда вся жизнь Дануба пошла кувырком! Многие придворные тайно обвиняли в этом Джилсепони. Король слышал, как они язвительно перешептывались о его жене, и видел, какие злобные взгляды они бросали в ее сторону.
— Почему она уехала? — вслух произнес Дануб, обращаясь больше к себе, нежели к Каласу.
— Потому что для нее было невыносимо видеть вас рядом с Джилсепони.
Герцог говорил искренне, однако он не знал всей правды. Констанция благоразумно помалкивала о своих попытках отравить королеву. Сама Джилсепони, верная слову, тоже молчала о злодеянии придворной дамы.
— Она давно знала, к кому влечет меня сердце; еще задолго до того, как Джилсепони стала королевой, — возразил Дануб. — Я несколько лет подряд проводил лето в Палмарисе, чтобы быть в эти дни рядом с Джилсепони, и никогда не скрывал от Констанции своих искренних чувств к этой женщине. Я не вел с ней двойную игру.
— Насколько я понимаю, вы пытаетесь у меня узнать, не допустили ли какой-нибудь ошибки? — без обиняков спросил Калас.
Король бросил на него недовольный взгляд.
— Могу ответить: допустили, — смело заявил герцог.
Дануба передернуло, но он по-прежнему молчал, не делая попыток прервать собеседника.
— Вам следовало сделать Джилсепони своей любовницей и оставить ее в Палмарисе, где ей самое место. А если вы решили назвать кого-то королевой, то ею должна была бы стать Констанция Пемблбери. Но вы поставили свои мужские потребности выше интересов двора.
— Убирайся вместе со своим двором в преисподнюю к Бестесбулзибару! — взорвался король. — Ты осмеливаешься утверждать, что Джилсепони не место в Урсале, повторяя мерзкие сплетни надушенных придворных девок! Как же, Джилсепони, эта простолюдинка, посмела вторгнуться в их прелестный мирок, да еще и воссесть на троне, о котором втайне мечтала каждая из этих развратных идиоток! Трон — вот что для них важно, а не тот, кто сидит на троне рядом с королевой. С меня довольно!
— Вы сомневаетесь в том, что Констанция вас любит? — удивленно спросил герцог Калас.
Вместо ответа Дануб рявкнул:
— Как ты осмеливаешься
— А разве я вам не друг? — осведомился Калас.
— Друзья так себя не ведут, — негодующим тоном парировал король, ткнув пальцем в его сторону. — По моим наблюдениям, герцог Таргон Брей Калас почти ничего не делал, чтобы помочь Джилсепони освоиться с жизнью в Урсале. Я не слышал, чтобы Калас защищал свою королеву,
Герцог весь подобрался. Они с Данубом долго смотрели в глаза друг другу. Каждый понимал, что эта стычка назревала уже давно, и каждому из них было горестно сознавать, что повернуть назад невозможно.
— Я отправляюсь на зиму в Йорктаун, — объявил Калас.
— Констанции не следовало уезжать, — бесцветным голосом заметил Дануб.
— Она видела, что у нее нет иного выбора.
— Я не должен был этого допустить.
Герцог Калас едва не поперхнулся, удивленно округлив глаза.
— Я не должен был допустить отъезда детей, — пояснил король. — Весной они непременно вернутся в Урсал и будут проводить здесь каждое лето. Зимой, если захотят, они смогут оставаться с матерью в Йорктауне. Разумеется, Констанция тоже может вернуться в Урсал. Да, таково мое решение.
Он посмотрел на герцога и вопросительно вскинул бровь.
— Ты имеешь что-нибудь сказать по этому поводу?
— Вы — король. В вашей власти делать то, что вы сочтете наилучшим, — дипломатично, но с заметной долей иронии отозвался герцог Вестер-Хонса.