«Действительно, вот случай бесподобный! Все прохрапят до самого утра. Момент для вас представился удобный. Идем, Приап! Давно уже пора Невинности лишить всех тех овечек, Которым в Кёльне ставят столько свечек От остальных они в сторонке спят, И удальцов их прелести манят». «Добро! — решил подслушавший беседу Панфер. — Пускай бесчинствуют они. В сумятице, средь гама и возни И мне удастся одержать победу. Дай, нанесу коротенький визит Зазнобе; нам опасность не грозит». К святилищу, где трио опочило За шелковой завесой той порой, Крадется он неслышною стопой. Отдельное там выстроено было Убежище для Девы пресвятой, Дабы она вкушать могла покой: Ведь по ночам нет надобности в свите. Панфер (его сжигал любовный пыл) Глядел на дверь, вокруг нее бродил. К несчастью, помешали волоките: Был выставлен надежный караул. А чтоб очей ни разу не сомкнул Никто из стражей — ангелы болтали И взад-вперед без устали шагали. Историю смешную рассказал Один из них, Азенор по прозванью. Хоть тяжело при этом он вздыхал. Но было весело всему собранью. «Лютецию вы знаете? Под ней Сельцо Нантер мне было всех милей. Невинную я пестовал там деву, А именно — младую Женевьеву. Я ангелом-хранителем ей был, За красоту и грацию любил. На берегу ручья, в простой избушке У рощицы одна она жила, По целым дням своих овец пасла Прилежно, как и следует пастушке. Венки плетя искусною рукой, Она в тени деревьев часто пела, Сама цветник взрастила небольшой... А на богослуженье, коль хотела, Она ходила в близлежащий храм, В Лютецию, встречая часто там Младого и пригожего аббата. Он был высок и хорошо сложен, Давал обильно милостыню он; А на пастушку божий сей ходатай Всегда кидал, вздыхая, томный взор. То Герман был. Давно успел влюбиться Он в Женевьеву, но отроковица Невинная не знала до сих пор, Что можно возлюбить не только бога.. Она всегда молилась очень много, И ангела-хранителя звала, Чтоб я ее поддерживал советом И побуждал на добрые дела... Вот как-то раз, поднявшися с рассветом, Увидела пастушка, что давно У всех овечек вымыто руно И вскопаны заботливо все грядки, Починен мостик через ручеек... Кто это сделал — деве невдомек, Она никак не разрешит загадки. А вот и час обеда наступил; Вновь чудо: скромный стол ее украшен, На нем — обилье всяких яств и брашен (Ей черный хлеб обычной пищей был): Сметана, сыр, душистый мед, и сливки, И белый хлеб, и спелые оливки... Велик восторг пастушки молодой. «А вдруг меня блазнит нечиста сила?» И кушанья дрожащею рукой, Не подходя, она перекрестила. Однако, стол со снедью не пропал. Она решила более спокойно: «Мне эти яства боженька послал, Я их приму, хотя и недостойна». Вкушая их, все думала она О чуде, и тщеславия волна
