белом коне. Я всегда верила, что он появится в моей жизни…
Фу-х, вот видите, я призналась. И стало легче, знаете ли.
— Что с тобой? — Энрике дотронулся до моего плеча.
— Обними меня… — Я прижалась к нему так, будто хотела срастись с ним. — Мне грустно, Рике. Я уезжаю послезавтра, и мне кажется, что мы больше не увидимся.
— Какие глупости ты говоришь!
Он засмеялся и чмокнул меня в затылок. Тепло. На месте его поцелуя я почувствовала мурашки.
— Не смейся, у меня и правда какое-то плохое предчувствие… Ты разве не слышал о женской интуиции, она никогда не врет, — всхлипнула я.
— О нет, нет, нет, только не плакать! И с какой стати ты расстраиваешься? Мы же вместе теперь. Навсегда.
Какое глупое слово «НАВСЕГДА». Как будто скажешь его — и твоя жизнь автоматически продолжится в связи с намеченным планом. Когда я слышу это слово, мне хочется сложить пальцы крестиками на обоих руках и ногах — так, на всякий случай, чтобы не сглазить.
— Нет, ты не понимаешь, Рике, мы из разных миров. Я не могу жить в твоем мире, а ты не можешь в моем…
— Ну-ну, какие ты говоришь громкие и совершенно ненужные слова… — Энрике поднял мой подбородок. — Что еще за миры ты придумала, фантазерка? У нас один мир, и мы в нем встретились.
— Но так не бывает! — Слезы хлынули из моих глаз. Я уткнулась в грудь Энрике.
— Ну вот, развела сырость… Пожалуйста, не плачь, мы что-нибудь придумаем… — Он гладил меня по спине.
Слова Энрике внушали надежду, но мне понравилось плакать у него на груди, и я продолжала тихонько скулить, пока не начала икать. Это было жутко смешно, и мы оба захохотали.
Вечер тянулся медленно, как варенье, стекающее с ложки в вазочку. Здорово! Люблю, когда время становится твоим союзником и позволяет смаковать моменты счастья.
Мы гуляли по берегу моря, купались, целовались, лежа на песке.
Потом был потрясающий ужин в таверне, где работает поваром дядя Энрике. Туда же пришел его двоюродный брат, парнишка лет девятнадцати. С виду вылитый хиппи с африканскими косичками и пирсингом в брови, а внутри настоящий интеллектуал, свободно говорящий на английском и французском.
Вообще, у меня сложилось впечатление, что половина жителей острова так или иначе имеют отношение к семье Энрике. К нашему столику периодически подходили люди по одному и целыми компания ми, — здоровались, целовали Энрике и меня, присаживались, говорили, смеялись и уходили прочь.
Я сидела с бешеными от счастья глазами, чувствуя, что стала частичкой этой огромной семьи, и мне было очень тепло от этой мысли.
Вспоминаю свои предыдущие дни рождения — просто кошмар! В этот день все спешили меня поздравить. Коллеги — девицы с неподъемными задами, с коробками конфет и пожеланиями поправиться, а то я, мол, стала слишком худой, болезненной и старше своих лет… Упс! Они извинялись, что не так выразились, и удалялись довольные собой.
Звонили бывшие и вместо поздравлений почему-то рассказывали о своих успехах на работе, словно намекали: смотри от чего ты отказалась. Да на здоровье!
Потом, дома на званом ужине в мою честь, подружки притаскивали сто раз передаренные ароматы. Те из них, кто не замужем, интересовались, кого из перспективных женихов мне удалось заарканить, а те, кто замужем, да еще и с детьми, намекали на то, что время бежит и надо поскорее обзавестись чадом, потому что яйцеклетка так стремительно стареет и чем дальше, тем сложнее забеременеть. Как мило! Обычно я уходила с кухни, которая служила курилкой, чтобы дать возможность тем и другим обсудить меня.
В комнате меня ждали их мужья или бойфренды, и обязательно хотя бы один из них, с которым у меня раньше случилась интрижка, отпускал фривольную шутку насчет Федора, его лысины и связанной с ней сексуальной активностью. Завистники! Тут Федя даст им сто очков фору!
Надо сказать, что сам Федор всегда избегал компании моих старых друзей. Его мало интересовало общество гламурных зубоскалов с их скабрезными шутками и распусканием перьев друг перед другом. Наверное, потому, что он давно добился того, чего хотел в жизни, и предпочитал более спокойный и престижный отдых в гольф-клубе. Ну вот, я уже им горжусь!
На самом деле мне самой все они до смерти надоели, кроме Люськи, разумеется. Я давно переросла их.
Федор мог бы стать идеальным мужем и отцом, он хотел этого, но никогда мне этого не навязывал. Я не знаю, что бы я ответила, если бы он завел об этом разговор. Понимаю теперь почему — он не мой принц.
На улице уже стемнело, в таверне стало еще уютней. Я рассказывала Энрике и его кузену Мигелю о России и Москве. Они слушали, затаив дыхание, как рождественскую сказку. Я говорила обо всем: о суровом российском климате, допуская для остроты некоторые преувеличения, о борще, в котором ложка должна стоять, о Путине, о русской бане, о маме и нашей даче в Подмосковье.
Дядя Энрике, полный мужчина с длинными бакенбардами и небольшой бородкой клинышком, снял фартук и присел к нам за стол. Мне понравилось, что он сделал это медленно, тихонько придвинув тяжелый стул, как ребенок, который хочет подслушать взрослый разговор. Только сейчас, когда он уперся плечом в плечо Энрике, я заметила, насколько они с дядей похожи. Забавно было увидеть Энрике таким, каким он будет через двадцать лет. И мне это нравилось, я поняла, что могла бы любить Энрике таким с не меньшим жаром, чем сейчас.
Как мне нравится быть сентиментальной и глупой! Нравится, что люди слушают меня открыв рот, а я верю, что им интересно. Не хочу домой. Не хочу в Москву. Хочу остаться здесь, нарожать Энрике детей, располнеть и готовить ему суп из батата. Хочу носить длинные цветные платья, как местные женщины, и выучить патуа.
— Реклама — это здорово! — одобрил Мигель. — А мне нравится 3-D дизайн, люблю делать прикольные мультяшки, модельки всякие. Ты, кстати, смотрела «Трансформеры»?
Я кивнула.
— Вещь, правда?
— Эх ты, обалдуй! — Дядя Энрике отвесил сыну ласковый подзатыльник. — Мультяшки он любит! С твоими способностями учиться нужно, а у тебя всякой ерундой голова забита. Вот бери пример с Рике, у него серьезная профессия, а ты так и будешь пиццу развозить до конца жизни.
— Ну да, ну да! — Я прыснула и покосилась на Энрике. — Пират — очень серьезная профессия.
— Что вы! — усмехнулся дядя. — Да разве можно в наше время этим заработать на жизнь? Не то что в прежние времена, — мечтательно произнес он.
— Знаешь, папа, не всем же быть юристами да экономистами, — оправдывался Мигель.
Дядя махнул рукой и отправился на кухню.
— Погоди, что ты хочешь сказать? — Во мне заговорило любопытство. — Энрике что…
— Зачем сейчас об этом говорить? — оборвал Энрике.
— Нет, мне интересно, — настаивала я.
— Он у нас самый умный в семье, — ерничал Мигель.
— Заткнись! — Энрике сложил руки на груди и выглядел обиженным, словно Мигель выдает какой-то важный секрет. А мальчишка сидел с важным видом и готовился с юношеской жестокостью выдать ценную информацию.
— Не обращай внимания, Анита. Он не любит об этом говорить.
— Почему? — удивилась я.
— Просто наш Ромео хочет быть для тебя загадкой.
— Поздно, ты уже начал говорить, продолжай… — Мне очень хотелось узнать, чем все-таки занимается Рике.
— Ну хорошо, хорошо, — смилостивился маленький поганец. — Мой братишка — самый крутой юрист на этом острове. Крутой-прикрутой, как яйца носорога.
Там-дарадам-дам-дам!
Я должна радоваться, так почему у меня шок? Я посмотрела на Энрике. Он снисходительно посмеивался, и я поняла, что мальчишка меня дурачит, и почувствовала странное облегчение.
— Ладно, черт с вами! — рассердилась я. — Хотите надо мной позабавиться? Валяйте, меня все равно некому защищать.
— Как это некому? — У меня за спиной появился дядюшка Энрике с тарелкой в руках, от которой шел такой аромат, что у меня потекли слюнки. — Фламбе из тропических фруктов для нашей русской гостьи.
Энрике и Мигель синхронно облизнулись.
— А для вас, троглодиты, у меня ничего нет. Будете знать, как обижать такую красавицу.
Я была тронута и даже поцеловала дядюшку. Он смутился и поспешил обратно на кухню, ссылаясь на обилие гостей.
На часах была полночь, когда мы с Энрике, попрощавшись с половиной людей в таверне, которые за этот вечер стали нам лучшими друзьями, отправились в отель.
— Спасибо за лучший день в моей жизни! Мне никто никогда не сделал бы более дорогого подарка… — Я прижалась к белой рубашке Энрике.
— Тебя впереди ждет еще один подарок, — загадочно сказал он.
— М-м-м, я, кажется, знаю, что это! — Я провела рукой вниз по его животу.
— А это само собой! — Энрике вдруг обнял меня и увлек в тень огромного красного дерева.
— Ты не останешься? — удивилась я.
— Нет, отдыхай, ты устала. Завтра увидимся.
У меня не было желания сопротивляться. Я действительно жутко устала.
— Хорошо, — кивнула я, глядя на Энрике слипающимися от сна глазами.
— Я люблю тебя, моя русская царица, — сказал Энрике и поцеловал меня в нос.
— И я тебя, мой пират.
