необходимости съездит к холмам и возьмет что-нибудь из запасов Эрбы, но теперь, глядя на гранатомет, решил, что ехать туда ему не придется — эта штука способна уничтожить любого монстра.
Еще какое-то время он стоял неподвижно, а потом перевел взгляд вправо от ящика — между ним и стенкой багажника стояла пластиковая бутыль с голубой жидкостью. Франческо протянул руку, открутил крышку бутылки и почувствовал запах бензина. Вытащив бутылку наружу, он отправился к дому.
Десяти литров горючего ему хватило на то, чтобы обработать треть кухни, гостиную и лестницу, ведущую на верхний этаж. Оказавшись на веранде, Франческо обрызгал стены и стол, вышел на крыльцо, спустился на землю и отправился к воротам, держа бутылку горлышком вниз и оставляя за собой дорожку бензина. Он отошел от дома метров на двадцать, когда горючее кончилось. Остановившись, Франческо бросил бутылку, повернулся к дому и с минуту смотрел на него.
Он глядел на дом, в который когда-то ввел Мальду и в котором родилась Фернандина. Здесь он испытал величайшие радость и горе. Когда-то он думал, что этот дом заменит ему потерянную Америку, что он обретет здесь семью. И до сегодняшнего утра так и было: десять лет он просыпался в этом доме, зная, что рядом с ним его дочь и жена. Отсюда он руководил своим делом, и все в его жизни было устоявшимся, не предвещающим никаких перемен. Он думал, что доживет здесь до старости и успеет понянчиться с внуками. Теперь же этот дом стал терновым шипом, который ему ни за что не вырвать из памяти, даже если ему суждено пережить этот день. Он знал, что, если не погибнет сегодня, уже никогда не сможет вернуться сюда, не только к этому дому, но и в Террено. Потому что отныне этот город проклят.
Франческо вытащил из кармана спичечный коробок. В тот момент, когда пальцы его выудили из него спичку, он ощутил страшную горечь, представив, что через секунду своими руками уничтожит то, что строил всю жизнь, вычеркнет из бытия тех, кого любил, и что же ему останется? На мгновение захотелось просто уехать отсюда. Ведь не могут же гулы использовать все трупы в городе, все восемьдесят тысяч? Может быть, этот дом они обойдут стороной, и когда все закончится (а ведь не может же этот кошмар длиться вечно?), он вернется сюда и похоронит дочь и жену как полагается, по обычаю… Какое-то время он стоял на дорожке, стиснув зубы и готовый поддаться этому желанию, но другая мысль поднималась из глубины подсознания и обжигала огнем: если есть шанс, что находящиеся в доме покойники превратятся в гулов, пусть даже малейший, он должен уничтожить его.
Франческо медленно поднял руку и чиркнул спичкой об коробок. Маленький огонек взметнулся вверх, проглотив дерево, словно демон ада — душу покойника. Секунду Франческо был похож на каменное изваяние — глядя на дом, в котором лежали Мальда и Нанда, он словно губка старался впитать и запечатлеть те эмоции, которые появились в нем в тот момент, когда он шагнул из холла в библиотеку, и владели сейчас, — это было необходимо ему словно воздух…
Наконец, разжав пальцы, он позволил горящему огоньку соскользнуть вниз, развернулся и отправился к будке — огненная змея метнулась за его спиной по крыльцу и через секунду ворвалась в дом.
Франческо не видел, как, выбив стекла, языки пламени взметнулись по стенам и огненными лианами соединились над крышей — он слышал только хлопок. Прикусив губы и не оглядываясь назад, Франческо Борзо шел по дорожке к воротам, где его ждали машины…
Глава тридцать четвертая
Тишину под навесом нарушило хлопанье тента, натягиваемого порывистым ветром. Глядя в лицо старика, комиссар чувствовал поднимающийся по позвоночнику страх — помимо собственной воли слова Аз Гохара заставили его вспомнить два эпизода последних суток: первый — их вечернюю поездку на кладбище, второй — ночное стояние у окна. На первый взгляд, ничего общего между ними не было, однако он отчетливо помнил, что в обоих случаях его поражало странное чувство, возникавшее у него при взгляде на темноту (в первом случае клубившуюся за оградой чимитеро Нуово, во втором — за окном), что она есть нечто живое, способное думать и действовать. Гольди помнил свое ощущение, появившееся у него на кладбище, — смутный страх от мысли о том, что черная пелена над могилами храпит в себе что-то древнее, способное отомстить нарушившим его вековой покой людям. Четыре часа спустя, когда он находился у себя дома и смотрел на улицу за окном, страха не было, но было тоскливое чувство, похожее на отчаяние, к тому же в этот раз ему показалось, что он слышит зов, идущий со стороны Кальва-Монтанья. Сегодня утром он готов был приписать этот «зов» своему полусонному состоянию, но теперь понимал, что это не так — слова старика расставили все по своим местам…
В этот миг Джей взяла риччарелло и вытащила из пачки пару миндальных кружков — хруст бумажной обертки разорвал тишину под навесом. Аз Гохар наклонился к Гольди.
— Комиссар, вы в порядке?
Сцепив пальцы в замок, Гольди кивнул. Старик хотел спросить что-то еще, но сделать этого не успел — внезапно от парапета раздалось:
— Взгляните-ка вниз!
Джей Адамс и Аз Гохар, сидевшие лицом к городу, посмотрели в долину, комиссар повернул голову и заметил, как на севере города взметнулся вверх язычок пламени.
— Похоже на взрыв, — объявил демонолог. Через секунду он поймал пламя в объектив телескопа и кивнул: — Загорелся какой-то дом.
Комиссар встал со стула и шагнул к парапету. Джей Адамс сделала то же. Взяв бинокль, Гольди навел его на Террено и через мгновение разглядел подрагивающий язычок пламени, поднимающийся над массивом деревьев. Как он и думал, это была северная окраина города — его аристократический район. «Возможно, на одной из вилл взорвалась газовая установка, — пронеслось в голове комиссара, — сейчас, когда люди мертвы, в городе царит стихия…»
Не опуская бинокль, Гольди сказал:
— Наверное, загорелось на одной из вилл — похоже на газ.
Андрей согласно кивнул:
— Да, скорее всего. Сейчас по всему городу полыхают машины, а в восточном районе горит пара домов. — Сделав паузу, он добавил: — Правда, есть здесь кое-что странное: за последние пять минут несколько пожаров погасли — словно сами собой.
Комиссар перевел на него взгляд, желая что-то сказать, но его опередил Аз Гохар:
— Это дело рук гулов. Это они тушат пожары, чтобы огонь не распространился по городу — он нужен им целым, пока они не осуществили свой план.
Старик взял с подноса глазированный пончик и колу и подошел к парапету. Поставив банку на парапет, произнес:
— Сосредоточьтесь на южной окраине города, синьор Белов, — там расположены кладбища и, скорее всего, гулы начнут действовать именно там.
Демонолог нахмурился, но ничего не сказал, старик же откусил от пончика и оглядел город.
Пару секунд Гольди разглядывал лицо Аз Гохара — в профиль оно напомнило ему лицо средневекового воина-мавра, — наконец выдохнул:
— Синьор Аз Гохар, мы немного отвлеклись от нашего главного разговора, но его необходимо продолжить — ведь вы рассказали не все?
Не поворачивая головы, Аз Гохар кивнул.
— Теперь бы мне хотелось узнать, чего боятся эти создания. Вы уже говорили, что гула можно убить. Объясните: как именно?
Какое-то время, после того как замолчал комиссар, старик не отвечал, занятый пережевыванием пончика, затем сделал глоток и сказал:
— Насчет первой части вашего вопроса, комиссар… Вы хотите узнать, что действует на гулов?
— Да, вы говорите, что против них бесполезно огнестрельное и холодное оружие, яд и вода — все то, что убивает людей. В таком случае чем можно бороться с гулами? Может быть… — Гольди помедлил, словно не хотел задавать этот вопрос, но все-таки задал: — Может быть, какими-то религиозными символами?
Повернув голову, старик внимательно посмотрел на него.
— Религиозными символами? Что вы имеете в виду, комиссар?
Глядя на старика, Гольди облизнул губы — на мгновение ему показалось, что в глазах его проскользнула усмешка, — и выдавил:
— Крест, святая вода, Библия… Я плохо знаком со святынями мусульманства — думаю, в этом вы разбираетесь лучше меня, — но может быть, Коран… — он вдруг запнулся, поняв, что звучит все это как-то нелепо. — Я и сам в эхо, конечно, не верю, но если исходить из фильмов и книг, то все эти дьявольские существа — вампиры, демоны, духи, — боятся всего этого, вот я и подумал, что на них могут действовать религиозные символы.
Он замолчал. Старик же качнул головой:
— Похоже, вы немного не понимаете ситуации, комиссар. Все упомянутое вами очень далеко от действительности: как вы сказали, вампиры и демоны — лишь персонажи фильмов и книг, их истинная сущность давно искажена и не имеет отношения к реальности, гулы же вполне реальные существа… Что же касается религиозных святынь, то они настолько же соотносятся с действительностью, насколько искажены реальные сущности демонов и вампиров: Библия и Коран не могут действовать на гулов по простейшей причине — они лишь символы современных религий. Гулы существуют столько же, сколько и мир, христианство — последние две тысячи лет, ислам — и того меньше. Это всего лишь очередные религии, развившиеся из предшествующих им, пройдет какое-то время — и они сменятся более развитыми, поэтому надеяться на то, что их символы будут действовать на существ в тысячи раз более древних, чем они сами, — по меньшей мере, глупо.
Гольди нахмурился — с последними словами Аз Гохара он согласиться не мог, — но понимая, что сейчас не время для споров, сказал:
— Хорошо, давайте не будем вдаваться в религиозные диспуты. Но если вы говорите, что христианские и исламские святыни на гулов не действуют, то вопрос от этого не исчезает: что в таком случае действует на них?
Глядя в глаза комиссара, старик протянул:
— Гулы — это реальные существа, живущие в этом мире, но своей природой противопоставленные людям. И то, что во благо человеку, ненавистно гулу. Поэтому больше всего они боятся того, что Ормазд дал своим детям, того, что сопровождало человечество на протяжении всей истории и помогало ему.
Гольди недоуменно нахмурился, и Аз Гохар пояснил:
— Огонь… Больше всего они боятся огня, комиссар, потому что он — друг человека и враг гулов…
Проехав дюжину переулков, ведущих от его дома к центру Террено, Франческо оказался в квартале от площади, расположенной в восточном районе города и известной среди терренцев как пьяцца ле деи Торри. Название свое она получила из-за находящегося на ней Музея естествознания, расположенного в здании старой ратуши, — высота башни последней достигала двадцати метров, и, пожалуй, в Террено это было одно из самых высоких строений.
Подъехав к проулку, ведущему к площади, Франческо остановил «хонду» в пяти метрах от угла крайнего дома, заглушил двигатель и какое-то время сидел неподвижно, глядя на улицу. За последние полчаса он видел достаточно трупов, но настораживали его не сами покойники, усеивающие улицы с пугающей частотой, а те, кто по ним мог передвигаться, — оказаться ими могли случайно выжившие горожане, но с еще большей вероятностью это могли быть гулы.
С минуту Франческо оглядывал переулок, но не заметил в нем никакого движения. В двадцати метрах от «хонды» на мостовой лежало пятеро мертвецов: их руки и ноги, переплетенные в немыслимую комбинацию, создавали иллюзию, что это не люди, а кегли, рассыпанные ударом сумасшедшего игрока, однако, кроме этих покойников, глазу остановиться было не на чем. Еще какое-то время Франческо осматривал улицу, после чего распахнул дверь машины и выбрался на дорогу. Ширина переулка в этом месте не превышала четырех метров. Стены домов вздымались по обе стороны от него и смыкались вверху, оставляя между крышами узкую полосу, сквозь которую видны были свинцовые облака… Внезапно Франческо осознал то, на что не обращал внимания раньше: погода за последний час резко ухудшилась — стало заметно прохладней, — в узком же переулке, куда не проникали лучи, холодный воздух словно сгущался… Чувствуя, как по телу прокатывается озноб, Франческо поежился и открыл заднюю дверь.
На заднем сиденье «хонды» лежало то, что он взял из багажника оставшейся у его виллы машины, — теперь это были последние вещи, связывавшие его с миром живых. Протянув
