— Вчера ночью…
— Почему ты позволил им это сделать, старик? Кто они такие? — Гольди заглядывал в самую глубину глаз смотрителя, стараясь увидеть ответ. — Кто эти люди, стащившие кости? Кто они?
Неожиданно лицо старика исказила гримаса — оно сморщилось, словно от давней боли, из глаз смотрителя хлынули слезы. Гольди, не ожидавший этого, отпрянул назад. Блестящие капли скользнули из глаз смотрителя и по глубоким морщинам в выдубленной годами коже потекли вниз.
— Они забрали мою жену, мою Мару… — всхлипнул старик. — Они сказали, что убьют ее, если я не буду молчать… Они сказали, что, если я обращусь в полицию, они пришлют мне ее голову… Голову моей Мары… Они сказали, что отрежут ей голову и пришлют мне…
Слезы из глаз старика текли все быстрее, речь его становилась невнятной. Ризо метнул быстрый взгляд на комиссара и прошептал:
— А дело-то серьезное, комиссар!
Гольди еще раз встряхнул смотрителя и спросил:
— Старик, когда они забрали твою жену? Кто это сделал? Ты меня слышишь?
Однако на этот раз смотритель ничего не ответил. Он только всхлипывал, бормоча что-то под нос.
— Комиссар, вы больше от него ничего не добьетесь, — сказал Скала. — Нужно уезжать отсюда. В управлении он протрезвеет, тогда вы сможете его допросить.
Несколько секунд Гольди разглядывал съежившуюся у стены фигуру, потом бросил Ризо:
— Ладно… Тащи его в машину, Тони!
Ризо подхватил смотрителя под мышки и поволок к автобусу. Сам Гольди вошел в сторожку смотрителя, быстро осмотрел стол, стоящий в углу шкаф, взял лежащий на полке ключ и вышел наружу.
Когда он открыл замок и распахнул ворота, «фольксваген» выехал за ограду кладбища. Гольди навесил замок с наружной стороны ворот и запер его. Ключ от замка он положил себе в карман, забрался в машину и бросил:
— Поехали.
— Комиссар, может, стоит вызвать пару патрульных? Пусть последят за могилами. — Ризо кивнул в сторону кладбища.
Гольди обернулся и посмотрел на ворота, освещенные тусклым светом раскачивающегося фонаря. На мгновение сгустившаяся за оградой темнота показалась ему чем-то живым и огромным, затаившимся, словно древний дракон, и ждущим своего часа. То, что они нашли на этом кладбище, всего лишь частичка кожи этого дракона, пронеслось у него в голове. Древнее чудовище спит, но оно еще оживет и отомстит тем, кто решился нарушить его вековой покой…
Гольди вздрогнул, пораженный пришедшей ему на ум мыслью, и, облизнув губы, сказал:
— Не надо. Ночь постоит без охраны — ничего с ним не случится.
— Ладно. — Ризо пожал плечами и переключил скорость. — И все-таки лучше бы вызвать пару патрульных.
Гольди ничего не ответил. Ризо нажал педаль газа, и машина двинулась в сторону «американского» квартала. Вскоре кладбище растворилось в темноте и автобус покатил между домами Рионе Нуово по направлению к комиссариату…
Текст был написан по-итальянски. Буквы, составляющие слова, были крупными, похожими на буквы ребенка. На двух страницах вмещались неполные три абзаца, впрочем, их содержание стоило десяти.
«…Кахмары уничтожили десять тысяч наших собратьев. Они убили их спящими. Пустили огненные колесницы, и пламя пожрало их тела. Ноан видел колесницу кахмаров и их самих — чудовищных созданий из гниющей плоти. А я видел их глазами Ноана… Охранники не смогли остановить колесницы — они едва не погибли. Одного из кахмаров удалось уничтожить, но второй, убивший пять тысяч наших собратьев, ушел…»
— Это похоже на описание битвы богов Олимпа с титанами, — улыбнулся Андрей.
— Читай дальше, — кивнула Паола.
— Хорошо…
«…Все мы, уцелевшие от огня колесниц, соберемся на священной площади Найди. Мы сядем в повозки и уедем на юг. Кахмары нас там не найдут. Мы растворимся среди банту, сольемся с ними и будем ждать. Когда придет наше время, мы вернемся, чтобы покарать убийц наших братьев — и месть наша будет страшной…
Единственное, что тревожит меня, — я не вижу четко нашего будущего. Два кахмара — сильных и злобных — отправились на священную площадь, чтобы помешать нам. Я послал Ншеда и десять воинов убить кахмаров, но я не вижу и их будущего. Это страшит меня. Впрочем… Я не верю, что кахмары одолеют воинов…»
В этом месте запись оканчивалась.
Некоторое время Андрей смотрел на листки. Потом еще раз перечитал написанное и положил их на тумбочку у кровати.
— Что ты об этом думаешь? — спросила Паола.
— Это забавно.
— Забавно?
— Да.
Он наклонился и, обхватив губами сосок девушки, начал ласкать его.
— Что ты делаешь? — прошептала Паола.
— Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя фигура эллинской богини? — спросил Андрей, не прекращая своего занятия.
— Нет.
— Значит, я первый.
Паола чувствовала, как соски ее начинают твердеть. Внезапно она ощутила волнующее тепло, разливающееся от груди, и прошептала:
— Ты не ответил на мой вопрос. Что ты думаешь о рукописи?
— Очень интересно, — пробормотал Андрей. — Принеси завтра всю книгу.
— Не могу. Это против правил.
— Но никакие правила между нами уже не действуют.
Он оторвался от груди Паолы и заглянул ей в глаза.
— Ты принесешь книгу?
Мгновение Паола всматривалась в его лицо, состоящее из кусков света и провалов теней, и кивнула:
— Да, я принесу ее… Я сворую ее для тебя!
— Прекрасно!
Андрей наклонился и с минуту целовал шею девушки. Он чувствовал, как под его губами все тело Паолы распаляется и начинает испускать волны желания. В тот момент, когда она откинулась на подушку и раскрыла перед ним свое тело, он спросил:
— Ты знаешь, что завтра проспишь?
— Да.
— И тебя это не беспокоит?
— Нисколечко, — прошептала Паола хриплым от волнения голосом. — Иди ко мне…
Рука гула, отсеченная от тела, скользнула вниз и повисла на веревке, словно рождественская игрушка. Гул зашипел. Аз Гохар поднял нож и, не дав гулу опомниться, отрубил ему вторую руку. Потом он перерезал веревку, крепившую руки гула к его горлу, и отшвырнул их на пол. Руки шлепнулись на каменную плиту, словно гнилые поленья.
— Ты сдохнешь, человек! — завопил гул. Аз Гохар развернулся и, не обращая внимания на крики скорчившегося у стены существа, подошел к рукам. Вытащив из кармана брюк серую фляжку он открутил колпачок, нажал на головку разбрызгивателя и направил вырвавшуюся из фляжки струю на отрубленные конечности. Беловатая масса с тяжелым запахом бензола облепила руки. Аз Гохар вернул фляжку на место и подошел к гулу.
— Сейчас я тебе кое-что покажу, — сказал он. — Тебе это понравится, создание ада.
Он взял гула за волосы, рывком поднял его на ящике и наклонил вперед.
— Приготовься смотреть, — сказал Аз Гохар и сорвал повязку с единственного глаза гула.
Тот опять зашипел. Стоя позади существа, Аз Гохар вытащил из кармана армейские спички, отломил одну из них и зажег. Яркое пламя осветило разнесенный пулей череп гула. Аз Гохар прицелился и точным движением послал спичку в полет. Огненный светлячок пролетел над полом и упал на одну из отрубленных рук. Раздался резкий хлопок, словно взорвался напалм, — и обе руки вспыхнули ярким огнем.
— Смотри, как они горят, — прошептал Аз Гохар на ухо гулу, — это горит часть твоего тела…
Внезапно отрубленные конечности начали извиваться. Пальцы заскребли по полу, словно пытались убежать от пламени, но убежать они не могли. Руки горели необычайно быстро — раствор из фляжки заставлял полыхать их с ошеломительной скоростью.
Аз Гохар чувствовал перемены, происходящие в гуле. То, что владело им секунду назад, — яростное бешенство и желание уничтожить его, начало сменяться сомнением и страхом. Когда он увидел, что его руки сгорают, как сухие поленья, он словно забыл о стоящем позади человеке и даже прекратил шипеть. Он смотрел на полыхающие на полу руки не отрываясь.
Между тем раствор делал свое дело: вскоре сухая воскообразная плоть, горевшая с легким потрескиванием, исчезла в языках пламени. Через минуту на месте рук лежали обугленные кости.
— Ну вот и все, — сказал Аз Гохар, когда пламя погасло. Он надел на глаз гула повязку и отпустил его голову. — Похоже, тот, кто тебя учил, научил тебя неверно?
Гул промолчал. Аз Гохар чувствовал его страх, смешанный с яростью. Сейчас они уравновешивали друг друга. Настал момент, когда гул мог заговорить, и Аз Гохар решил использовать этот момент.
— Послушай, — начал он, — я отпущу тебя, если ты ответишь на мой вопрос… Кто Вассах, и где он сейчас?
Гул высунул язык и провел им по губам.
— Ты меня не отпустишь.
— Я всегда держу свое слово.
— Ты меня не отпустишь, — повторил гул.
