Фотина Морозова
Записки литературного негра
1. КАК НАНИМАЮТСЯ В РАБСТВО
Человек, чьи романы выходят под чужими именами, делится своим опытом… Или - антиопытом?
Балконная дверь настежь открыта в лето. Никакой вентиляции: комната и улица - два сообщающихся сосуда, заполненных гарью транспортной загазованности. Страдаю, однако, не от тридцати градусов в тени - сильнее мучит подступающий с ножом к горлу финансовый вопрос. С тех пор, как я бросила надёжную, но малооплачиваемую должность ассистента кафедры патанатомии и ушла на свободные литературные хлеба, заработки имеют свойство то исчезать, то появляться. 'Литературная газета' платит неплохо, но материалы мои там печатаются нечасто. Да и, если начистоту, скучновато мне туда писать о феминизме, здравоохранении, мелком бизнесе, судебной системе… Для бульварного изданьица 'Знак судьбы' писать статьи о великих мастерах жанра ужасов - не скучно, но за них платят мало. Товарищ Шаккум, с чьей газетой 'Социалистическая Россия' я сотрудничала в период шаккумской избирательной кампании, мог бы составить скромный, но регулярный источник дохода - но увы, избирательная кампания кончилась, время радикальных статей - вместе с ней. Муж тяжело работает: по 14 часов в сутки на ногах за лотком православной литературы. Мне мало стирать ему рубашки и готовить ужин, надо вносить свой вклад в семейный бюджет… Но - как?
– Ну почему бы тебе не получить специальность врача-косметолога? - давит мама, недовольная тем, что я сделала 'адью' медицине. - Хорошая работа, всё время на людях…
Маму понять можно. Точнее, понять её, нормального человека, легче, чем меня, человека, с любой общественной позиции, ненормального. Как ответственный родитель, она составила для ребёнка, то есть меня, программу-максимум: к тридцати годам дочка должна выйти замуж, иметь детей, каждое летнее воскресенье ездить на дачу, каждый будний день ходить на приличную работу и красоваться в кругу сотрудниц - благополучная, полная (с точки зрения мамы, родившейся в голодный военный год, полнота - синоним здоровья), украшенная золотом с бриллиантами и одетая в пристойный трикотажный костюм. Всё это, с точки зрения мамы, выражается одним словом: 'пристроена'. Я - не пристроена, так как из перечисленных пунктов выполнила всего один: вышла замуж. К работам, предполагающим ежедневное хождение на работу и пребывание в коллективе, питаю отвращение, вместо дачи летаю по библиотекам и Интернету, вместо семидесяти килограммов вешу пятьдесят четыре, выгляжу так, что в одной и той же одежде меня принимают то за монашку, то за ведьму, то за хиппи. В глубине души я подозреваю, что моя драгоценная мамочка (в молодости, единственная из всего её окружения, увлекавшаяся научной фантастикой) совсем не проста, что такой, какая получилась, я ей нравлюсь гораздо больше, чем если бы совпадала с её идеалом, что она мной гордится по-своему… Но вот что касается заработка, мама - кремень. С семнадцати лет, когда мама пришла работать на завод, она обеспечивала себя полностью и мне того желает. Я и сама понимаю: стыдно, когда в тридцать с лишним человек не в состоянии заработать себе на полноценную жизнь.
Но зачем же косметология? Это - полная капитуляция! Расставшись с кафедрой, которая отнимала совсем немного времени - провалиться в специальность, которая гарантирует массивную еженедельную загруженность? А писать когда? Ведь я и бросила патанатомию, потому что осознала: не могу и дальше разрываться на два фронта. Литература - не работа, но - труд, которым надо заниматься постоянно, прилежно, так же, как ходит на работу типичный клерк. В результате клерковского прилежания явились на свет два романа. Кому я их только ни показывала! Все читают, все хвалят, но почему-то никто не публикует. А тем временем я вынуждена перебиваться со статейки на статейку, а Олег - тоже человек, между прочим, творческий - встаёт в пять утра, приходит поздно вечером, и понемногу забывает, что люди могут заниматься, кроме сна и работы, чем-то ещё… Страшная вещь - зарабатывание денег! А когда нет способа их заработать, и того страшней.
В таком состоянии меня заловило е-мейловое письмо подруги, которая, как и я, отбыла некоторое время назад в свободное литературное плавание, и вроде бы нашла в какой-то гавани тихую пристань. Письмо прямо выдавало секрет: тихая гавань оказалась возможностью за приличные деньги строчить книги, которые выходят под чужими именами. Иными словами, работой литературного негра. В издательстве как раз не хватает авторов, и если бы я только захотела… Откровенно говоря, на эту работу она мне намекала и раньше, но я намёки игнорировала, предпочитая тупо верить в свою литературную звезду. Зато сейчас звёзды сошлись так, что выбирать не приходилось. Я готова была писать что угодно и за кого угодно. Если только сумею…
'Если только сумею', - повторяла я, вгоняя в память мобильника телефон главного редактора издательства, практикующего 'чёрный' труд. А вдруг я всё-таки бездарность, и мою писанину хвалили единственно потому, что боялись моего тяжёлого характера? И даже если хватит способностей, смогу ли приспособить свой тягучий, с обилием отступлений и завихрений, стиль к насекомо-стремительному бульварному сюжету? И даже если смогу, выдержу ли дистанцию в пятнадцать авторских листов (по 40 тыс. зн.) - марафонский забег за чужим текстом?
Как это, вообще - писать чужое?
Но что ещё остаётся, когда своё невозможно продать?
– Ужасы? - замахал руками главный редактор 'рабовладельческого' издательства, стоило мне честно ответить на вопрос о моих литературных предпочтениях. - Нет, ужасы - это тяжело. Читатель хочет отдохнуть, расслабиться… Нет, ужасы мы печатать не будем… - Придя в себя после тягостного известия, редактор вновь сделался скептически-любезен. - А детективы когда-нибудь писать пробовали?
Стряслась как-то раз такая попытка, но тот детектив на протяжении первых тридцати страниц перерос в нечто столь неудержимо-мрачно-ирреальное, что я с лёгким сердцем сказала:
– Нет.
– Но согласны писать детективы?
– Да.
Детективы - куда ни шло, главное, чтоб не любовные романы, поручили мне как-то серию статеек об авторах (авторессах) любовных романов, долго потом отплеваться не могла, тьфу гадость, переслащённая манная кашка-какашка, нет, детективы - это ещё по-божески.
– Вам придётся писать по синопсису…
– Напишу.
– Объём - шестьсот, ну, в крайнем случае, пятьсот пятьдесят тысяч знаков…
– Сделаю.
– Что-то вы на всё соглашаетесь!
'Естественно. Я же к вам в издательство не с дуба рухнула. Знала, на что иду.'
Эту реплику, как понял читатель, пришлось отмочить мысленно. Когда меня расспрашивали о литературных предпочтениях, я ещё находилась от редактора по другую сторону барьера - значит, имела право соткровенничать с ним, как с любым другим малознакомым человеком. Согласившись писать детективы определённого объёма по синопсису, я переступила черту: отныне я - работник, редактор - работодатель. А с работодателем откровенности чреваты неприятностями. С ним надлежит общаться в рамках своих бумажных функций - строго по делу.
Строго по делу, я спросила, могу ли уже сегодня подписать контракт. Сказали, что могу. Препроводили в зальчик, по-зарубежному разделённый полупрозрачными перегородками на отдельные офисные отсеки, и пока в одном из них юрист-девочка со светлым конским хвостом на макушке и командирскими, со множеством подробностей и кнопочек, часами на загорелом запястье, готовила мой контракт, за перегородкой от неё я читала синопсис. Сперва пробовала читать сначала, медленно, вдумчиво, как учебник русского языка для третьего класса. Потом страницы, общим числом штук двадцать, начали перелистываться быстрее. И, наконец, пришлось вернуться к странице номер восемь, чтобы впиться в неё и только в неё.
Общее впечатление? Страшно то, что - никак. Сюжет, основанный на крупных хищениях, не задевал. Обилие оперативно-розыскных подробностей и милицейских званий удручало: создавалось впечатление, что меня пригласили на работу в зоопарке с требованием срочно изучить повадки всех питомцев. Единственное, что здесь, кажется, можно было сделать - изложить нормальным литературным языком содержание, тем более, что язык синопсиса был далёк от литературы. Как, впрочем, и от орфографии. Нормального изложения хватит по уши. Да, конечно, это далеко от писательской работы в принципе, но, может быть, так и надо? Это работа. За неё платят деньги. При чём здесь личный интерес? При чём здесь вдохновение и прочие архитектурные излишества?
Но страница номер восемь - о, эта страница номер восемь! Сквозь неё мельком проступала второстепенная линия: события, происходившие во время второй мировой войны в пыльном городке на границе трёх государств - в регионе, который мне случалось и посещать, и описывать по собственной инициативе. Давние события, вымышленные автором синопсиса, были корявы и нелепы, а поступки героев неправдоподобны с точки зрения общераспространённого здравого смысла - но тем импонировали мне, которая всегда предпочитала чистеньким освещённым улицам тривиальной психики закоулки и лабиринты нелинейного бытия.
'А ведь это можно написать… А ведь это хочется написать!'
И вот забрезжила в тумане чужого милицейского мЫшления точка, вокруг которой начнёт собираться роман: какая-то микроскопическая магнитная зона, притягивающая железные опилки сюжетных подробностей, диалогов, описаний… И когда, этой точки ради, я примирилась с тем, что буду писать не своё и не для себя, подоспел контракт, долженствующий удостоверить, что литературно я отныне не Фотина Морозова, а…
Здесь притормаживаю: довольно деталей! При всём уважении к вам, читатель, вы не узнаете отсюда, ни с каким издательством я сотрудничаю, ни каким именем подписаны мои восемь 'чужих' романов (из которых один, по крайней мере, я способна с удовольствием перечитывать), ни каковы мои доходы. Сохранение тайны вписано в контракт. Нет, ну конечно, читатель, одержимый шерлокхолмсьей страстью, способен добыть даже из сети достаточно сведений, чтобы вычислить по крайней мере первые два пункта, и изобличить меня, и припереть к стенке - только зачем? Я не какой-нибудь редкостный экземпляр, и профессию описываю не уникальную. Распространённую профессию. Пройдитесь по улицам, поразглядывайте выложенный на лотки литературный товар - и знайте, что львиная доля этих произведений написана собратьями по 'чернокожему' цеху. И увлекательные строки, которые, быть может, вы вчера пробегали глазами, стараясь добраться до развязки поскорей, продиктованы не своенравной музой, а синопсисом…
2. ЗАЧЕМ И КОМУ ЭТО НУЖНО
Литературный негр размышляет о том, почему эта странная профессия оказалась востребована, и продолжает делиться секретами кухни.
