высосать ранку. Совет хорош, но выполнить его трудно — попробуйте дотянуться до внешней стороны щиколотки. Пришлось просто выжать побольше крови и положиться на милость судьбы. Впрочем, все обошлось благополучно.
Сенокосец, найденный Николаем, был и вблизи похож на паука с необыкновенно тонкими и длинными лапками. Это животное так и называется — морской паук. Он принадлежит к классу пантопод — многоколенчатых, исключительно морских животных, обитателей дна. Крошечное, едва ли в сантиметр длиной, тощее тело паука делилось на несколько сегментов. От него отходило четыре пары ног, из которых каждая была раз в пять длиннее тела. У большого хоботка на головном сегменте сидела пара коротких ног с клешнями.
Большая часть пищеварительного аппарата помещается не в теле морского паука, слишком для этого маленьком, а в его длинных ногах. Кровеносной системы и специальных органов дыхания у него нет. Интересно, что эти животные проявляют заботу о потомстве. Оплодотворенные яйца вынашивает самец в коконах, прикрепленных к третьей паре ног у их основания. Многие многоколенчатые — хищники, высасывающие хоботком соки своей жертвы, другие ведут паразитический образ жизни.
Мы получили небольшую передышку, пока сейнер переходил на новое место лова. Кроме беспозвоночных очень хотелось сделать рисунки некоторых рыб особенно причудливой формы и окраски. Уже нарисованы агономал, липарис и молодой перцис с его ресницами как у голливудской красотки. У меня пробудился новый интерес к рогатым бычкам, и я поспешно рисовала самого безобразного то в профиль, то спереди, чтобы лучше было видно его оружие.
И опять на палубе гора рыбы, перемешанной с крабами всевозможных размеров и видов. На этот раз нам особенно повезло с ракообразными. Среди них преобладали промысловые камчатские крабы крупных размеров. Как ни хотелось отведать свежесваренного краба, но Наташа уговорила меня подождать еще неделю, когда они станут наконец достаточно вкусными. Разумеется, мы искали синего краба; но и в этот раз не нашли… Зато было много других, правда, уже нарисованных, но от этого не менее красивых.
Розово-желтый с ярко-красными шипами крупный краб эримакрус, или, как его называют, четырехугольный волосатый краб, требовал небольшого душа и пятиминутной чистки мягкой щеткой. После этого он предстал во всей своей красе. Дело в том, что все его тело и ноги густо покрыты короткими, золотистыми волосками-щетинками. В них забивается ил, песок, а когда находишь краба среди выловленной рыбы, — то слизь и чешуйки.
Другой краб — пятиугольный волосатый (тельмессус) значительно меньших размеров и не так мохнат, как эримакрус.
Волосатые крабы кажутся приземистыми, плотными. У них массивный панцирь и толстые ноги. По сравнению с ними крабы стригуны выглядят особенно щуплыми. Стригуны бывают очень крупными, нередко попадаются экземпляры, достигающие в размахе ног шестидесяти-семидесяти сантиметров. Но их длинные конечности почти плоски, тонки и придают им паукообразный вид. Эти крабы цвета меди, немного окислившейся, слегка позеленевшей в углублениях панциря. А на клешнях переливы золотисто-зеленого, оранжевого и алого цветов, радужные, как майолика. Стригуны лежали смирно и казались мертвыми. Но если надо было их взять из плоской ванночки с водой, где они находились, следовало беречься длинных и тонких, похожих на ножницы, клешней.
Еще один краб, такой же частый гость в прилове, как волосатый и стригун, — это хиас. Он значительно меньше их. Плоские, длинные ноги и переливчатые краски на клешнях напоминают стригуна. Хиас, как и стригун и водорослевые крабы пугеттии, относится к семейству крабов-пауков.
Из других ракообразных попались шримсы-медвежата с колючим грязновато-восковым панцирем, знакомые нам по вечерним пиршествам, и несколько пестрых, в красную крапинку, креветок, очень похожих на прибрежных травяных чилимов, ну и, разумеется, вездесущие раки-отшельники.
Крупных брюхоногих моллюсков хризодомусов и нептунеа я набрала целый ящик. Из их мяса вечером Лида сделает рагу, а раковины, поделив между собой, мы повезем в качестве сувениров и подарков московским друзьям.
Очень красивы небольшие, в палец длиной, вытянутые раковины моллюсков турителла и скала. Они будут украшением нашей коллекции. Особенно хороша скала. На поверхности ее раковины замысловато переплетаются рубчатые ребрышки. К сожалению, эти моллюски попадались нам нечасто.
В канне сидело совершенно непонятное с первого взгляда существо, как будто сделанное из оранжево-розового мармелада. Да и форма у него была какая-то кондитерская — что-то среднее между пирожным и громадной, с кулак, конфетой.
Полупрозрачное, очень плотное тело сверху украшали ряды пушистых «цветочков». Это был голожаберный моллюск тритония. Она лежала в слишком тесном для нее помещении, свернувшись в тугой комок. Когда же, пересаженная в более просторный сосуд, тритония медленно развернулась, то превратилась в очень красивое животное с длинным телом, на котором двумя рядами, как цветы на грядке, росли широкие, резные «листья» — ветвистые жаберные выросты. На голове тритонии плоский зубчатый гребень — лобный край, а у его основания две трубочки, из которых, как из ваз, торчат букеты зеленоватых щупалец-ринофор.
Другой голожаберный моллюск — дендронотус — попался нам в конце дня. Он был меньше тритонии, розово-сиреневый с белыми и темными крапинками. У него на спине был прямо- таки цветник из длинных, перистых жаберных выростов. Такие же сильно разветвленные выросты были у дендротуса и на переднем крае головы. Словом, не животное, а клумба.
Голожаберные моллюски встречаются почти во всех морях, но самых крупных, разноцветных и красивых можно найти в морях с океанической соленостью. Особенно хороши они в тропических водах.
Пожалуй, одной из интереснейших находок этого дня была голова горгоны, или горгоноцефала, что означает то же самое, только по-латыни. Это иглокожее животное, из класса офиур, настолько своеобразно, что его ни с кем не спутаешь. Из оранжевого диска диаметром в пять или шесть сантиметров отходят ветвящиеся гибкие лучи. Чем ближе к концу, тем больше веточек и тем они тоньше. Когда животное вынуто из воды, кажется, что на концах его лучей выросли клубки тонких, перепутанных между собой отростков. В воде животное расправляется, и тогда становится видно, что концы разветвлений закручены кверху.
Из других иглокожих животных нас заинтересовали розоватые морские ежи с очень выпуклым высоким телом, покрытым редкими короткими иглами. С этими ежами пришлось обращаться очень осторожно и бережно, так как иглы сыпались с них, как с пересохшей елки.
Крупные морские звезды, колючие эвастерии и у берегов были почтенных размеров, но здесь мы нашли одну из них поистине великаншу — шестьдесят пять сантиметров в размахе лучей! К сожалению, ее сильно помяли при разборке улова, и один луч был полуоторван от диска.
Другая эвастерия, сетчатая, достигала в размахе лучей «всего» сорока пяти сантиметров. Она была темно-красного цвета с выпуклой, как бы нашитой на ее поверхность ярко-синей сеткой.
Каждые полтора-два часа мы с интересом ждали, что принесет на этот раз снюрревод, И каждый раз находили все меньше новых животных. Зато были довольны рыбаки: попадалось много хорошей, крупной камбалы.
Когда смотришь со стороны на слаженную работу, кажется, что все очень просто. Все непрерывно, согласованно движутся вокруг поднимающегося из воды мокрого, тяжелого снюрревода. Работают напряженно, без криков и споров. Капитан работает вместе со всеми, и его не различишь среди фигур в прорезиненных широченных брюках и куртках с капюшонами.
За этой кажущейся легкостью и простотой, с которой каждый выполняет свою работу, кроется большой и тяжелый труд. И немалая доля успеха зависит от капитана. Наш хозяин Сергей Михайлович был прав, говоря, что это мастер своего дела. После двух тоней судно пошло на несколько километров в сторону. Сделали замет. Потом отошли еще и сделали еще один замет. И каждый раз был хороший улов. Для такого уверенного выбора места надо хорошо знать пути миграции камбалы, места, где она кормится, чтобы не терять времени на поиски. И знание это дается многолетним опытом и систематическим наблюдением за скоплениями рыбы. Капитан знает, где ловить весной, где в июне, где в первой или второй половине того или иного месяца. Но один капитан, без дружного и трудолюбивого экипажа, сделать ничего не сможет.
Среди рыбаков и старые опытные мастера, и еще совсем зеленые юнцы. Кто недавно работает на море, перенимает рыбацкие приемы труда от опытных ловцов. Все твердо знают свои обязанности, и во время лова на судне царит строгая дисциплина.
Часа в два дня, пока судно медленно ползло вперед, таща за собой тяжелую сеть, Наташа расстелила клеенку на ларе и пригласила всех обедать.
Едва успели пообедать, как настало время выборки. На этот раз улов не так удачен, как прежде. Сейнер перешел на другое место, и снова летит в воду красный буй.
Солнце уже садилось, когда начали лов у острова Аскольд. Здесь глубина была метров двадцать пять — тридцать. В снюрревод попадаются трепанги, длинные слоевища морской капусты, клубки саргассов. Очень много звезд патирий и амурских, серых и черных морских ежей и прочих животных, примелькавшихся за эти месяцы, как воробьи на дорогах.
Осьминогов несколько штук — от трех четвертей метра до полутора метров в размахе щупалец. Николай долго прикидывает, какого из них оставить, потом решительно отказывается от этих крупных животных, надеясь на следующий замет. Осьминог уже зарисован мною во всех подробностях. Хотелось бы попытаться сохранить его живым в течение ночи, а утром выпустить у берега и поглядеть на него в родной ему стихии.
Утром, выходя на лов, мы с жаром обсуждали этот план. Но в конце дня, после напряженной работы, он казался уже не таким заманчивым. Всю ночь менять воду, следить за воздуходувкой! Лучше уж в другой раз, когда немного похолодает. Тогда будет легче сохранить животное.
Сейнер медленно движется вдоль берега острова. Скалистые стены бросают на воду почти черные тени. Вдруг откуда-то налетают чайки, ярко-розовые в закатном свете. Все они стремятся к одному месту, в нескольких сотнях метров от нас. Там происходит баталия. В бинокль видно только кипение воды, над которой трепещут острые крылья. Чайки хватают что-то мелкое, серебристое. И вдруг все сразу кончается. Чайки еще кричат и кружатся над водой, а добычи уже нет, она спустилась в глубину.
Сумерки уже сгущались, когда в последний раз на палубу упали тяжелые сети. На этот раз вместо камбалы попался косячок акул. Это маленькие колючие акулы, около метра или немного больше, с колючками у основания спинных плавников. Они устроили на палубе такие танцы, что я убралась подальше от мелькающих в воздухе мокрых хвостов.
В наших водах у берегов Приморья иногда попадаются и крупные акулы, зашедшие с юга. В то лето, когда мы там были, дважды мелькнуло в газетах сообщение о поимке рыбаками акул в три метра и в четыре с половиной метра. Но раз о таких случаях специально пишут в газетах, можно судить, что это не слишком обычная добыча у приморских рыбаков.
В полной темноте мы подходим к входу в пролив. За мысом открывается бухта Назимова, унизанная огнями. Мы сердечно прощаемся с капитаном и командой. Они приглашают нас пойти с ними еще, хотя бы завтра. Обязательно пойдем в ближайшие дни.
С вечера шел небольшой дождь, дул сильный порывистый ветер. Нас это не очень беспокоило. Даже при некотором волнении найдется какая-нибудь из бухт на острове, где будет достаточно тихо, чтобы собирать там животных. Лишь бы прекратился дождь и выглянуло солнце.
В два часа ночи я проснулась. Что-то громадное навалилось на дом, выло и ломилось в окна. Стекла дребезжали, издавая высокий звенящий звук, как муха, попавшая в паутину.
За стеной слышались голоса хозяев. Дверь открылась, вошел Николай.
— Где ты был?
