— Закреплял крышки на ящиках с нашими сборами. Ветер прямо с ног валит. Я боялся, что сорвет фанеру.
Новый порыв налетел с шумом электрического поезда. Дом вздрогнул, что-то с грохотом ударилось о стену. Я невольно вскочила:
— Что это?
Николай пожал плечами:
— Может быть, доски упали с крыши или бочка покатилась по двору.
Дверь сопротивлялась, будто кто-то живой придерживал ее плечом. Мы вышли на улицу. Воздух упруго бил по лицу, мешая дышать. Черные тучи, казалось, летели над самыми крышами домов.
Уличный фонарь на столбе крутился и раскачивался, мигал и вдруг погас Жалобно зазвенело разбитое стекло. Голос заводского гудка влился в рев ветра. В окнах домов зажигались огни. Но улицам бежали темные фигуры людей подталкиваемые ураганным ветром.
Сергей Михайлович вышел вслед за нами. Он стоял с минуту, прислушиваясь к тревожному вою гудка, к шуму ветра.
— Ну, беда! — крикнул он, наклоняясь к нам, чтобы ветер не унес слова. — Мы еще здесь под защитой сопок, а что сейчас в море делается — страшное дело!
— Почему гудок и все бегут к комбинату?
— Сейнеры стоят у причалов. Если будет бить, придется отводить их на рейд. А то может помять или выбросить их на берег. Поэтому и торопятся к причалам команды судов.
Свет в окнах то вспыхивал, то угасал и наконец потух окончательно. Где-то были повреждены провода. Мы постояли еще немного и вернулись в дом.
Наступило пасмурное утро. Ветер буйствовал по-прежнему или даже еще сильнее. Но при свете дня непрерывный гул урагана казался не таким угрожающим, а может быть, просто мы уже привыкли к нему.
С террасы теперь видна была вся улица: исчезла высокая стена кукурузы и подсолнечников, подступавшая к самому дому. Длинные стебли были сломаны или вырваны с корнем. Целая груда их лежала на земле. Устояли только немногие из них, тесной толпой жавшиеся в самом углу, под защитой высокого забора и стены дома. Но и они имели плачевный вид. Покосившиеся, почти падающие подсолнечники печально кивали тяжелыми темными дисками головок. Растрепанная кукуруза открывала свои длинные, тугие початки. Зеленые ленты ее листьев шурша развевались по ветру.
Ветер начисто вымел влажные улицы. Он хлестал по лужам, выплескивая их, и кропил землю мелкими брызгами.
Вода в бухте заметно поднялась. Ураган гнал ее с моря через восточный пролив. Высокие, мутные волны шли вдоль берега и разбивались о косу, где мы собирали гребешков. Издали казалось, что низкий берег совсем залит водой. Там кипел водоворот пены.
На рейде собралась большая компания судов, пришедших еще ночью, чтобы отстояться в относительно тихой бухте. Здесь были танкеры и транспорты, самоходные баржи, целый выводок сейнеров и катеров.
Большие суда стояли неподвижными громадами, лишь чуть вздрагивая под ударами крутых коротких волн, бесившихся в бухте. Зато катерам доставалось порядком. Временами они так низко кланялись волнам, что пенные гребни взбегали на палубу.
В лаборатории биофизиков работа шла обычным порядком. Они пригласили нас зайти вечером на небольшое научное заседание-симпозиум. Приглашены были и молодые ученые из лаборатории-хатки Слава и Лида. Им предстояло делать доклад.
— К восьми часам, пожалуйста, — сказал нам глава группы биофизиков, — если только наша лаборатория будет еще к этому времени на своем месте.
Эта существенная оговорка была не так уж неуместна: под ударами вихря деревянный павильон вздрагивал и трещал. Казалось, он вот-вот поднимется на воздух или рухнет грудой обломков.
Николай остался в лаборатории, а я пошла на косу. Путь туда занял только половину обычного времени. Я бежала по ветру, временами делая напрасное усилие замедлить аллюр. Но упругие толчки в спину заставляли невольно делать торопливые, мелкие шаги. Полы плаща, щелкая как вымпелы, летели впереди меня.
3а изгородями приусадебных участков лежали поломанные или вырванные с корнем растения. В воздухе неслись листья деревьев и небольшие ветки. Тополь упал на дорогу. Его листва была еще совершенно свежей, а излом толстого ствола блестел белизной. Высокая трава болотистого луга за поселком плотно приникла к земле, будто скошенная хлещущими ударами ветра.
Кончился высокий забор комбината, закрывавший вид на бухту, и за ним открылась коса. Высокие валы цвета черного кофе с размаху взбегали на низкий берег и разбивались в клочья грязной пены. Они оставляли за собой груды вырванной зостеры и мусор. Стога сена, стоявшие у дороги, были закутаны в старые рыбачьи сети и тщательно обвязаны канатами. Такие же канаты прикрепляли их к толстым кольям и к столбам электропроводки. Но волны добрались уже и сюда. Мокрый и упругий слой выбросов затянул знакомую дорогу, охапки намокшего сена качались на волнах.
Я прижалась спиной к высокому стогу и с интересом наблюдала за прыжками волн. Неожиданно над головой раздался резкий, характерный треск короткого замыкания, и искры посыпались на землю. Обвисшие провода крутились в воздухе, то и дело задевая друг друга и посылая вниз каскады искр. Можно было видеть, как вибрировали и качались под напором ветра верхушки столбов. Я поспешно отступила подальше, на безопасное место.
По берегу с грохотом прокатилась жестянка. Еще одна, блеснув золотистым боком, взвилась над волнами и упала, исчезнув среди гребней. Вслед за жестянками, как громадная летучая мышь, порхнул лист жести.
Я очень живо представила себе, как таким летящим жестяным листом, острым как бритва, срезает голову с плеч. Сначала от этого предположения стало смешно, но когда со свистом пронесся еще один жестяной обрезок и с силой вонзился в землю, уже было не до шуток. Да и смотреть было нечего. Волны по-прежнему старались стереть косу или закидать ее охапками зостеры.
Обратный путь был занят борьбой со встречным потоком воздуха. Приходилось идти, сильно наклоняясь вперед, с трудом преодолевая сопротивление ветра. Он забирался в рукава, за ворот, надувал парусом плащ на спине и бил в лицо, не давая перевести дыхания.
В хатке моих друзей не было тока. Сложная аппаратура стояла в бездействии. Слава объявил генеральную уборку, Я взялась помогать, чтобы скорее закончить работу и веем пойти в бухты наветренной стороны острова поглядеть накат.
Уже на вершине небольшого перевала мы услышали рев волн. За вершинами деревьев, за обрывами берега виднелась широкая полоса всклокоченной воды. Скалистый Аскольд вставал из нее в белом поясе пены. В лесу шум ветвей и рвущейся по ветру листвы заглушил голоса прибоя.
С опушки прибрежной сопки открылся вид на бухту. Громадные валы шли со стороны открытого моря. На расстоянии сотни метров от острова, там, где со дна поднимаются подводные утесы, волны с белыми гребнями вставали во весь рост и летели к берегу. Они обрушивались на него всей массой с грохотом пушечного выстрела.
Фонтаны пены и брызг висели над скалами, прикрывавшими бухту с флангов. Широкая полоса песчаного пляжа целиком закрывалась падающими волнами. В потоках воды и пенных хлопьев лениво перекатывался черный блестящий ствол дерева в два обхвата толщиной. Каждая новая волна подвигала его немного выше по пологому пляжу, ближе к линии травы.
Выглянуло бледное солнце. При его свете особенно четкой стала граница между широкой, желто-зеленой каймой мутной воды вдоль побережья и темно-фиолетовой, почти черной водой над глубинами.
Борясь с валящим с ног ветром, мы спустились по откосу сопки на берег бухты. Слава, Герман и Юра затеяли игру с волнами. Они бежали вместе с ними по мокрому песку, и в тот момент, когда новый гребень угрожающе нависал над пляжем, что было сил мчались обратно к кромке луга. Как и следовало ожидать, игра кончилась тем, что наши товарищи замешкались и их накрыло волной. Она уже потеряла большую часть своей силы, но тем не менее троица неразумных была мгновенно сбита с ног. Обратный поток воды потащил их к подножию следующего гребня. Мы с Лидой смотрели с замиранием сердца, как мелькали в белом кипении головы и плечи барахтающихся людей. Схлынувшая волна открыла три жалкие фигуры, распростертые на берегу, судорожно цепляющиеся за тающий под пальцами, насыщенный водой песок. Они вовремя успели вскочить на ноги и домчаться до границы безопасности. По пятам за ними несся рокочущий, шипящий прибойный поток.
Слава потерял очки. Юра ободрал руки. И все трое промокли до нитки. Им сразу стало холодно на пронизывающем ветру. Мы ушли в распадок, но и там хозяйничали вихри. Дрожащие любители сильных ощущений рвались домой.
Вечером мы пошли на симпозиум. Вода в нашей бухте стояла уже вровень с досками пирса, а кое-где залила берег. Павильон ученых оказался на своем месте. Ровно в восемь часов начался первый доклад: «О цветном зрении некоторых рыб».
Висевшая над столом лампа немало оживляла доклад, сопровождая его световыми эффектами. То она медленно затухала, оставляя висеть в воздухе раскаленную, красную проволоку, то вспыхивала, озаряя ярким светом и докладчика, и его аудиторию, то решительно гасла совсем, надолго погружая лабораторию в полную темноту. Ветер тряс павильон и горстями бросал в окна крупный дождь. Докладчику временами приходилось почти кричать, иначе его не услышали бы из-за шума ветра. Тем не менее мы с большим интересом прослушали и его, и последующих докладчиков, подводивших итоги некоторым работам, проведенным в течение лета над морскими животными.
Часам к десяти, когда разгорелись горячие споры по поводу «субъективности восприятия», ветер еще более усилился, но стал порывистым, неровным.
Временами наступала странная, непривычная тишина. Вслед за ней налетал новый воющий шквал, кидался на дом, с визгом катался по крыше и бил в стены тяжелыми ударами.
Минуты затишья становились все длиннее. Можно было с уверенностью сказать, что самое страшное кончилось и теперь скоро ветер успокоится. Но мы уже разошлись по домам, а он все еще старался доказать, что силы его не иссякли.
Утром было тихо, солнечно и жарко. Тайфун нанес немалый урон: пострадали приусадебные участки, разметало стога сена, кое-где сорвало крыши, повалило заборы, столбы. Погибло много деревьев, повреждена была во многих местах линия электропроводки. К счастью, этим дедом и ограничилось. Позже из газет мы узнали, что этот тайфун натворил серьезных бед в Японии, разрушив массу домов и уничтожив посевы.
При передаче информации о движении тайфунов синоптики для удобства называют самые сильные из них особым именем, почему-то всегда женским: Клара, Нэнси, Сильва и т. д. Тот, что пролетел над нами, назывался Кармен.
Волнение немного утихло, но в бухте наветренной стороны, где накануне вымокли наши товарищи, все еще был сильный прибой.
Мы пришли туда с подводным снаряжением. Плавали все довольно прилично и решили заняться излюбленным спортом гавайцев — катанием на волнах прибоя. Как это делается, все знали теоретически. Правда, не хватало самой малости — досок, основной принадлежности этого спорта, на которых, оседлав волну, спортсмены мчатся к берегу. Зато у нас были ласты, позволяющие развивать в воде большую скорость, и маски с трубками, очень облегчающие плавание в бурную погоду.
Волны по-прежнему заливали пляж. Однако это были уже не вчерашние грохочущие валы, а широкие прибойные потоки, кипящие пеной. Они сбивали с ног, но не бросали с силой о песок, а вежливо клали, накрывая с головой. Неприятно было только в те минуты, когда отступающая вода тащила нас по пляжу, усеянному крупными камнями, обломками раковин и щепками.
Поднырнув под наступающую волну до того как она обрушивалась на берег и избежав удара о дно, можно было выбраться подальше от опасной зоны прибоя. Вода была очень мутной, видимость ограничивалась едва ли полуметром. Мелькали темные клубки водорослей, крупные хлопья осадков реяли как частицы пыли в луче солнца.
Из катания на гребнях, как и следовало ожидать, ничего толкового не получилось. Мы быстро соскальзывали назад, а волна убегала к берегу. Юра и Лида придумали другую забаву: они лежали неподвижно на воде, давая волнам возможность понемногу подносить их к берегу и вышвыривать на песок. Со стороны это выглядело просто жутко. Игра в «утопленника», кончилась тем, что Юра потерял ласт и маску. Ласт выкинуло на берег через некоторое время, а маска навсегда исчезла в море.
Вдоль верхней кромки прибоя протянулись толстые валы выбросов. Среди листьев зостеры и клубков саргассов было много мидий, лежавших целыми гроздьями вместе с небольшими камнями, к которым они прикрепились, двустворчатых моллюсков миа, необыкновенно крупных хищных натик, звезд, ежей, трепангов и других прибрежных обитателей, застигнутых волнением врасплох. Громадные розовые, серовато-красные и оранжевые черви эхиурусы, прятавшиеся до этого в укромных уголках, малиново-красные и розовые асцидии лежали среди
