— Знаю, — кивнул нелюдь. — Ты умничка. Только у тебя паутина в волосах была. Сейчас провожу тебя до кухни, а потом слетаю до Анегарда, узнаю, как он.
— Расскажешь потом. Я тебя подожду, все равно не смогу заснуть.
— Договорились.
— И передай… — я запнулась. Какие слова верно скажут обо всем, что я сегодня перечувствовала?!
— Что, Сьюз?
— Да нет… ничего не надо.
Зигмонд понимающе кивнул. Приобнял меня за плечи. Мы тихо сошли вниз, прокрались мимо двери, — по счастью, закрытой, — за которой чужие голоса горланили пьяные песни. Мимо кладовых, моечных и прачечных. И уже у самой кухни столкнулись со стражником.
— Кто здесь? — окликнул он, и я узнала голос: Марти.
— Ты чего, парень? — удивленно спросил Зиг. — Разве здесь теперь запрещено ходить?
— Смотря кому.
— Мы здесь живем вообще-то, — сказала я. Голос дрожал. Зиг сжал мою ладонь, проворчал:
— Да ладно, нельзя так нельзя, что мы, не понимаем, что ли? Раз король… Пошли отсюда, Сьюз.
Рука Зигмонда по-хозяйски легла на мои плечи. Мы прошли мимо королевского пса, и мне показалось — его взгляд прожег насквозь. Что-то он почуял, как пить дать, почуял! Но смолчал. Хотела бы я знать, почему?
До самого поворота к кухне я чувствовала между лопатками чужой взгляд. Боги великие, а если б нас наверху застали?!
— Ты спрашивала, почему я Гарника не позвал, — шепнул Зиг, остановившись перед кухонной дверью. — Еще и поэтому. Кого удивят мужчина и девушка в укромном уголке? А хорошо, Сьюз, что ты велела нам с Анегардом молчать! Баронской дочери и сестре не вполне прилично разгуливать ночами в обнимку с непонятно кем, даже если этот непонятно кто и сам вполне благородного происхождения! Впрочем, моей вины перед тобой это, пожалуй, не умаляет.
Я аж икнула с перепугу.
— Хочешь сказать, теперь ты, как благородный человек, обязан будешь на мне жениться?
— Ну что ты, — оскалился Зигмонд. — Какой я, к бесам, благородный? Да и не человек к тому же.
Пауза 2
Аскол, капитан 'Королевских псов', не отличался быстротой мышления, зато славился поистине сутяжнической въедливостью и дотошностью. Любой из его отряда предпочел бы самый опасный бой или даже десяток предрассветных караулов единственному взгляду капитана, ежели тот пребывал в настроении 'а наведу-ка я порядок'. С врагом проще: враг бьет, и ты бей, и тут уж — на чьей стороне сила и удача. А капитану в ответ на всегдашнее его нудилово по башке не заедешь: стой молча, гляди прямо, выслушивай неторопливые рассуждения о собственной неряшливости, безалаберности, несоответствии высокой чести служить в столь прославленном отряде… тьфу!
Тем чудней выглядело, что один из прославленного отряда, причем боец далеко не худший, с некоторых пор откровенно нарывался на выволочки. То перевязь наперекосяк, то на штанах пятно — будто не знает, что с таких-то вот мелочей Аскол пуще всего ярится! И ладно б новичок какой: щенков, как известно, учат! — так ведь нет, парень в отряде чуть ли не полтора десятка лет. С натурально щенячьего возраста, всю школу давно уж прошел, молодняку сопливому всегда в пример ставили, и сам король его по имени знает!
— Игмарт, бесы тебя язви, опять?! — морщился Аскол, когда бывшая краса и гордость королевских псов заявлялась на утреннее построение в виде настолько мятом, будто его корова пожевала и выплюнула. — Ты вообще соображаешь, что мы — личный отряд короля? Или забыл? Или решил, что твой вид в самый раз для королевских покоев?
Игмарт стоял молча, глядел прямо, не каялся, не оправдывался, и назначение на хозработы вместо почетного караула принимал как должное. Следующие несколько дней поводов к упрекам не давал. Но, бесы его язви, едва капитан вздыхал с облегчением и продвигал поганца в очереди на престижные посты у королевского кабинета или в тронном зале, как поганец снова являлся в виде совершенно непотребном! И отправлялся в очередную ночную стражу во дворе, а то и вовсе в позорный наряд по конюшне, дровяному складу или прачечной.
Подменили мне парня, бурчал Аскол. Вот как в разведку по мятежным замкам мотался, так и подменили: уходил аккуратист, а вернулся охламон какой-то непутевый. Может, влюбился где, да не в ту, в кого бы стоило? Вон и круги под глазами, и с лица осунулся, будто ни одной ночи с возвращения не спал толком.
Игмарта капитан любил как родного сына — а поди не полюби, когда тот мальчишкой к отряду притулился, у тебя на глазах вырос, науку твою перенимал истово? Не скрывал, зачем: сопляк-то из благородных, семью перебил у него на глазах родной дядя, отцов младший брат, и на чудом спасшемся малолетке теперь висела месть. Но чтобы мстить, нужно вырасти и научиться драться, а чтобы не просто отомстить, а доказать право на утраченное наследие, нужно служить королю. Так что королевские псы были для Марти самым подходящим местом, и дорожил парень своей службой почище любого другого.
И чтоб вот так рисковать королевской милостью из-за криво напяленной перевязи или не стираных штанов?!
До того уж дошло, что Аскол мага на помощь позвал. Пусть, мол, знающий человек глянет, может, в чары какие парень вляпался, пока с королевским поручением по стране мотался? Ворожбу приворотную подцепил, с менестрелями случается, а то и чего похлеще?
Маг, мэтр Гиннар, похвалил, что позвали именно его, а затем капитана и прочих сочувствующих выгнал: ежели и впрямь чары снимать придется, чем меньше вокруг народу ошивается, тем проще. Убирайтесь, сказал, подальше — вон, хоть в таверне подождите. А казарма чтоб пустая стояла.
Ну, подождали. В 'Бездонной кружке' чего ж не подождать? Посмеялись над бедолагой Марти: парень так не хотел один на один с магом оставаться, едва за руки уходящих товарищей не хватал. Кто бы мог подумать, что отчаянно бесшабашный Игмарт безобидных целебных чар боится! Пива с бочонок выдули, потрындели о магах, чарах, несчастливых влюбленностях и прочей ерундистике. Гиннар пришел, и ему налили.
— Спит ваш парень, — сообщил капитану достойный мэтр. — Вы его покуда не трогайте. Повозиться пришлось…
Оно конечно, любой маг эдак бы сказал: когда за работу денежка светит, самый распоследний дурень ту работу преувеличит, а среди магов дурней не водится. Однако Гиннар и впрямь, похоже, ворожил, и сильно: кружку ко рту подносил, руки тряслись, едва пиво свое не расплескал.
Выпил, крякнул. Кивнул благодарно.
— Так что с парнем-то? — спросил Аскол.
— На то похоже, — степенно ответствовал маг, — что сильно он кому-то хвост прищемил. Чары на нем были, правильно ты, капитан, меня позвал. И не любовные чары, не приворот, — порча самая что ни на есть настоящая. Вот скажи, кстати говоря, на кошмары твой парень не жаловался?
— Нет, — Аскол вздохнул. — Вообще ни на что не жаловался, молчал больше. Я ж говорю, как подменили… Снял ты чары-то, почтенный мэтр?
— Снять снял… налей еще, Аскол… спасибо. Снять, говорю, снял, однако как дальше дела пойдут, сказать не рискну. Сильный кто-то работал. Враг у твоего парня, видать, завелся, да такой, что крепко на него обижен и сил на месть не жалеет.
— Да у него такой враг… — фыркнул Аскол.
— Давно? — мэтр понимающе улыбнулся. — Значит, и вопроса тут нет.
— Так ведь раньше все ладно было…
— Значит, раньше не было способа поворожить, а тут вдруг появился. Ты расспроси, когда он с тем врагом последний раз сталкивался?
— И верно, — Аскол почесал в затылке, — мог…
— Ну вот видишь. Ты, Аскол, ежели еще какие странности за парнем заметишь, сразу меня зови. Мало ли, как оно повернется…
— Спасибо, почтенный мэтр! — Аскол выложил на стол перед магом кошель с оговоренной суммой и налил еще пива.
Когда Аскол, ободряюще кивнув, плотно закрыл за собой дверь казармы, Игмарту показалось, что захлопнулась крышка его гроба.
— Наглец, мальчишка, — маг шагнул к королевскому псу, и тот отшатнулся: показалось вдруг, что за плечами мэтра Гиннара маячит источающая могильный холод зыбкая тень. — Ты кого обмануть хотел? Меня обмануть хотел? Забыл?..
Марти ожидал боли, но крика сдержать все равно не сумел. Гиннар хмыкнул довольно, когда королевский пес рухнул перед ним на колени; а Игмарта, сквозь боль, стыд и ненависть, обожгла вдруг надежда. Ведь здесь столица, не лес глухой, и свои — вот они, рядом, всего-то за стенкой! Аскол навряд ли успел далеко уйти, он может услышать! Услышать и вернуться… Аскол, вернись, пожалуйста…
Но капитан не возвращался, и по виду Гиннара ясно было, что клятый маг обезопасил себя от лишних свидетелей. Наплел, небось: ворожба серьезная, орать будет — не берите в голову, так и надо…
— Ты слишком быстро забыл, щенок, какова власть богини, — прошипел Гиннар.
В следующий миг боль стала настолько острой, что мысли вышибло из головы. Внешний мир исчез, сжался в расплавленный комок, захлебнулся огнем и могильной стынью… но багровая тьма небытия, вожделенная, манящая, дразнила издали, не даваясь в руки, и сквозь собственные хриплые вопли Марти отчетливо слышал полный удовлетворения голос проклятущего мага:
— И не надейся сдохнуть. Не выйдет. Будешь жить и служить, и делать, что прикажу.
Пытка длилась ровно до того мгновения, пока Марти мог хоть как-то осознавать происходящее. Едва тьма приблизилась вплотную, как все кончилось. Остались только гладкие доски пола под щекой, терпкий запах пыли да смутные цветные пятна, плавающие под закрытыми веками. И ненавистный голос:
— Неужто ты впрямь надеялся так просто ускользнуть от нашего договора? Не-ет, Игмарт. Уж поверь, когда придет нужный нам день, я сумею обеспечить твое присутствие рядом с королем. И уж тем более — исполнение приказа. А будешь фордыбачить — только себе хуже сделаешь. Кстати говоря, тебе ведь Ульфар обещал кой-чего? Не за бесплатно ведь рискуешь, королевский пес… так вот, на первый раз я ему не скажу, что ты с поводка сорваться пробовал. Ренхавен прав, за страх и за сладкую косточку служится веселей, чем просто за страх. Так что думай почаще о своей косточке, будущий барон Герейн.
Маг не отказал себе в удовольствии пнуть лежащего под ребра. Уронил брезгливо:
— Сейчас ты встанешь, умоешься, разденешься и ляжешь спать. Проспишь до завтрашнего вечера. Когда проснешься, скажешь, что тебе было худо, но теперь лучше. Скажешь… Герейна встретил, скажешь, едва удрал — так ведь и было, верно? А вскоре после того и начались с тобой все эти странности. — Гиннар обронил смешок. — Что, кстати говоря, тоже чистая правда. Видишь, и врать не придется. Всего лишь сказать ту часть правды, которая годится к случаю… И начнешь следить за собой, как у вас положено, чтоб никаких нареканий! Ясно?
— Да, — выдохнул Марти. Он еще помнил, слишком хорошо помнил, что на вопросы Гиннара — по крайней мере, на
— То-то же.
Мэтр неторопливо прошелся туда-сюда, остановился перед самым лицом Марти, покачиваясь с пятки на носок; туфли из дорогой кожи чуть слышно поскрипывали, посеребренные пряжки мерцали ласковым матовым блеском.
