— Не бойся, обратно через королевские комнаты идти не придется. Тут еще выходы есть, но сейчас возле них стражи полно.
— Это потайной ход? Куда теперь?
— Никуда, пришли уже. Сейчас… где-то тут… а, нашел!
В глаза мне ударил свет. В сплошной стене возникли вдруг щели, дыры, сквозные завитушки…
— Резьба, — объяснил Зигмонд. — Под нами галерея для стрелков.
— А это, — я провела ладонью по дереву, выглянула в щелку, — зачем?
Зиг ухмыльнулся, сказал со странной мечтательностью в голосе:
— Стрелки, девочка, могут быть и чужими. Вот как сейчас, например. Предки нашего Анегарда знали толк в обороне.
На галерее и впрямь стояли королевские солдаты. Растянулись редкой цепочкой, шагов за пять друг от друга.
— Они не знают? — спросила я.
— Откуда бы! Это места для своих.
Ну что же, пусть видно плохо, зато услышим все. Пока что снизу доносился неразборчивый гул ожидающей зрелища толпы. Неужели мы добрались сюда быстрее, чем Анегард?..
Я приподнялась на цыпочки, оглядела холл. Ох, ну и людей! Наверное, королевская свита — такие все важные, разнаряженные… Я поискала глазами дам, не нашла. Ну да, все-таки король на войну ехал… мятеж подавлять… наверное, здесь не просто свита, а бароны, командиры отрядов. Те, чьи войска сейчас рубят на костры наш березняк, пьют сваренную в замке Лотаров брагу и тянут в сено селянских девушек. Вот интересно, они ж королю верные, свои — а их все равно под прицелом держат. Я бы, наверное, обиделась.
— А король где?
— Под нами.
Значит, не увидеть. Жаль…
— Анегард, младший барон Лотарский, явился по слову короля!
Всего несколько минут назад я слышала этот голос, полный ледяной презрительной вежливости. Теперь я могла разглядеть и его обладателя. Мальчишка, даже младше Анегарда! Однако в плаще королевского герольда, с золотой цепью на шее. То-то о себе и воображает!
В зале настала тишина.
— Пусть его введут.
А это кто сказал, король? Вялый, тусклый, словно пылью припорошенный голос…
— Ваше величество… — Анегард поклонился, выпрямился. Мне показалось, я чувствую его — нет, не тревогу и тем более не страх! — напряжение. Готовность к почти безнадежному бою. Как тогда, на болоте…
Зигмонд приник к щели рядом со мной.
— Младший барон Лотар, клянитесь отвечать на наши вопросы честно и откровенно, без умолчания, лжи и клеветы.
— Клянусь.
— Хорошо. Вы знали, что ваш отец примкнул к заговору против нашей священной особы?
— Ваше величество, мой отец не участвовал в заговоре! Клянусь, он всегда был верен…
— У меня другие сведения. Впрочем, я готов предположить, что старший барон Лотар скрыл от вас свою измену. Однако как вы объясните присутствие здесь баронессы Иозельмы Лотарской, объявленной в розыск нашим высочайшим указом?
Анегард, похоже, ждал этого вопроса и ответил, не задумавшись и на миг.
— Матушка попросила убежища, и в отсутствие отца я не счел себя вправе ей отказывать. Однако я послал в столицу гонца с известием о местонахождении баронессы Лотарской, и объявил матушке, что судьбу ее решат либо ее супруг, либо ваше величество.
— Мы не встречали вашего гонца. Очевидно, он заблудился. Теперь припомните, получал ли ваш отец какие-либо письма перед своим отъездом?
— Нет, никаких.
— У меня другие сведения.
— Ваше величество! Вы можете допросить капитана замковой охраны, привратников: в замке не появлялось чужих с начала лета!
— Младший барон Лотар, вы не можете ручаться за каждого из своих людей. Есть множество путей для тайной переписки, и вряд ли вы столь наивны, что не можете придумать хотя бы одного, которым сумел бы воспользоваться ваш отец.
— Я не знаю о каких-либо письмах, — твердо сказал Анегард.
— Хорошо. В таком случае, как вы объясните отъезд вашего отца? Вас не удивила его поспешность?
— До нас дошел указ вашего величества, и отец счел, что его долг, как верного вассала, находиться рядом с королем и защищать ваше величество. Медлить было бы преступлением.
— Что ж, старший барон Лотар и не медлил. — Мне показалось, или сухой голос короля и впрямь окрасился ядом? — С кем дружен ваш отец в столице?
Анегард задумался.
— Отвечайте же!
— Ваше величество, на моей памяти к нам не приезжали гости из столицы, исключая боевого товарища отца, барона Нимского, ныне покойного. Я пытался вспомнить, не упоминал ли отец каких-либо имен в разговорах…
— Вспомнили?
— Нет.
— Вот образчик редкой осведомленности! О взглядах отца вы не знаете, о сношениях его с мятежниками не знаете… Быть может, ваша матушка сможет ответить? Эй, кто там! Пригласите баронессу Лотарскую.
— Но…
— К вам, младший барон Лотар, у нас более вопросов нет, — оборвал Анегарда король. И добавил многозначительно: — Пока нет.
Анегард стоял перед королем бледный, и я не знаю, чего стоило ему не опустить голову под откровенно враждебными, презрительными взглядами. Все здесь, все, начиная с короля, уже считали его виновным! Но…
— Ведь ему даже не дали оправдаться! Зиг, что же это, а? Его даже не выслушали!
От Зигмонда полыхало яростью.
— Зачем слушать, если нужно осудить? — прошипел он. — Или ты думала, короля волнует правда?
— Но это несправедливо!
— Справедливость, Сьюз, — не более чем сказочка для простого люда. Нет никакой справедливости.
— А что же есть?
Наверное, Зиг пожал плечами: я угадала слабое движение рядом.
— Право сильного. Королевская воля. Оммаж, присяга, договор вассалитета. Долг, дружба, любовь. Деньги, земли, власть. Много чего, Сьюз. Но, боги великие, только не справедливость!
И все же я еще надеялась. Надеялась, что наш король мудр и справедлив, что Зиг ошибается, пытаясь судить его по меркам своего времени — может, тогда и впрямь все было иначе? Наверное, это Ульфар оговорил Анегарда, но правда выяснится, не может не выясниться!
Вот только пора бы мне уже уяснить, что Зиг, хмырь болотный, всегда оказывается прав!
Баронесса явилась на королевский суд нарядная, в памятном мне с храмового дня алом платье, однако надменности в ней поубавилось. Склонилась перед королем:
— Умоляю ваше величество о снисхождении…
— Взгляните на меня, баронесса.
— Я не смею…
Тихий голос, умоляющий взгляд, — разве поверишь, что эта кроткая овечка способна строить козни? У, змеюка, дрянь лицемерная!
— Баронесса, мне доложили о вашем желании облегчить душу, это правда?
— Да, ваше величество. Увы, я всего лишь слабая женщина. Меня втянули… — жалобный всхлип прерывает речь, кружевной платочек промокает глаза. Ой, вот только не говорите мне, что она и правда плачет! — Простите, ваше величество! Я не должна была…
И баронесса картинно рухнула на колени.
— Встаньте.
— Ваше величество, я…
— Если вы раскаиваетесь, баронесса, если сожалеете о своем участии в заговоре против нашей особы, просто расскажите нам все без утайки. Право же, это куда действеннее, чем лить слезы. Мы обещаем учесть ваше раскаяние, баронесса.
— Да, — баронесса поднялась, незаметно оправила платье. — Да, ваше величество, я раскаиваюсь, глубоко раскаиваюсь! Мой муж… я всего лишь слабая женщина, а жена должна слушать мужа… мне надо было прийти к вам сразу, ваше величество, и…
— Баронесса Лотарская, вы говорили о вашем муже.
Даже я уловила в голосе короля нетерпение. А уж баронесса… поняв, что переиграла в своем раскаянии, Иозельма заторопилась. Вздохнула прерывисто, комкая кружевной платочек.
— Вот уже почти двенадцать лет, как я служу при дворе вашего величества. Разумеется, за эти годы я не раз бывала в замке своего супруга, но я не считала возможным надолго отлучаться из столицы, и поэтому чаще муж навещал меня, чем я его. В последний свой приезд…
— Когда это было?
— Весной, — в голосе баронессы мне почудилась неуверенность. — Я помню, как раз черемуха цвела… Да, вскоре после празднования весеннего Хранителя.
— Хорошо, продолжайте.
— Так вот, в последний свой приезд мой супруг сказал, что желает серьезно со мной поговорить. Он отправил из дома слуг… запер двери… скажу честно, ваше величество, его приготовления меня испугали. Мой муж — суровый человек, временами даже жестокий. Ему опасно перечить…
— Продолжайте, баронесса.
— Он сказал… простите, ваше величество… он сказал, что трон занимает недостойный и ради сохранения исконных вольностей нужно… простите, ваше величество… нужно либо
