Когда толстуха Берта на полуслове вдруг ткнулась носом в стол и сладко засопела, я не встревожилась. Все-таки ночь уже перевалила за середину, сколько можно сидеть? Берту с вечера грызли недобрые предчувствия, а мне опять не спалось, вот мы и решили занять руки несложной работой и дождаться утра за болтовней…
Я отставила в сторонку ступку с наполовину истолченными ягодами шиповника. Встала, потянулась. Тоже, что ли, лечь пойти?
Дверь распахнулась с громким стуком, ударившись о стену. В кухню ввалился волчеглазый Терес; на руках его обмякшей тряпичной куклой лежала Анитка. Голова бессильно откинута, длинная коса метет пол…
— Сьюз, — взвыл нелюдь, сгружая ношу на стол передо мной, — ты здесь! Глянь, что с ней?
Я дотронулась до девчонки — сначала осторожно, испуганно, потом — неверяще.
— Я ничего ей не делал, честно, — Терес, мне показалось, был на грани паники. — Мы просто сидели, болтали… и вдруг… ни с того ни с сего…
— Она спит. — Я схватила девчонку за плечи, затрясла. — Анитка, проснись! — Влепила пощечину. — Просыпайся, ну!
Без толку.
Я оглянулась на Берту. Что же это, а?
Схватила ступку и запустила в висящий над печкой медный таз.
Грохот был такой, что показалось — оглохну.
Берта вхрапнула и зачмокала пухлыми губами. Анитка продолжала тихо посапывать. Из каморок за кухней, где спали остальные, не донеслось ни звука.
— Они все спят, — прошептала я. — Все, Терес…
Парень коротко выругался.
— Сьюз, проверь казармы, я на стену!
Уже на бегу я сообразила: чары. Если вот так, вдруг, заснули все… то часовые на стенах тоже спят?!
Но ведь не заснул же Терес. Не сплю я. Может, не все?..
Дверь в казарму оказалась распахнута. Караульный сидел на земле, привалясь к стене плечом, из открытого рта вырывался могучий храп. Я перешагнула порог, огляделась: света от прилепленной над внутренними дверями плошки хватило. Навряд ли раньше здесь было так тесно, но теперь спальные места начинались сразу от входа. Набитые соломой тюфяки, пестрые одеяла, бадья с водой в углу… Я знала: с тех пор, как замок приютил окрестных селян, Гарник жил здесь же, в казарме. Не дело девице ходить меж раздетых мужчин, но сейчас разве до приличий?
— Гарник! — крикнула я. Больше для очистки совести: я почти не сомневалась, что капитан спит так же крепко, как остальные.
Слева от меня послышался стон. Я развернулась так резко, что чуть не упала. Гарник?
Да, он спал. Но мне показалось — или это отчаянная надежда сыграла злую шутку? — что капитан услышал меня и силится проснуться.
— Гарник, вставай! Тревога!
Пробормотал что-то вроде 'угу, щас', перевернулся на другой бок.
Всхлипнув, я метнулась в угол. По счастью, бадья оказалась наполовину пуста — а отчаяние придало сил. Я схватила бадью в охапку, дотащила до капитановой лежки — и опрокинула над Гарником.
Холодные брызги волной окатили ноги. Капитан подскочил, деревянный ковшик стукнул его по темечку, добавил по холке и тюкнулся в подушку. Бадья отяжелела в моих руках, я медленно поставила ее на пол и позвала:
— Гарник?
— Сьюз?
Казалось, язык едва ворочается в его рту. С волос текло, но он и не подумал утереться. Зевнул, нашарил одеяло…
— Гарник, да проснись же ты! Тревога!
— Руку дай.
В поднятых на меня глазах плескалась сонная муть. Я протянула руку, капитан вздернул себя на ноги. Спросил:
— Что такое?
— Ты проснулся? — жалобно, чуть не плача, спросила я.
— Нет! — рявкнул Гарник. — Что стряслось, ну?
Тут и я заорала в ответ.
— Протри глаза и оглянись вокруг! Все спят, видишь? Все! Терес на стену побежал, а меня к тебе отправил, а ты…
— Понял, — оборвал меня капитан. — Понял, не ори. Так. — Он шагнул, споткнулся о пустую бадью. Выругался. — Так, Сьюз. Чары, ясно. У меня амулет на такие дела, но ты видишь, — Гарник зевнул, — сплю на ходу.
— Боевой настойки хлебни, — буркнула я.
— И верно, — снова зевнув, согласился Гарник. — Так, Сьюз. Кажется, я достаточно соображаю, чтобы не свалиться. Беги к Анегарду. Он на чары крепкий, глядишь, тоже проснется.
Я бежала по двору, а со стены неслись крики, вой, лязг оружия. Сколько там наших, а сколько Ульфаровых? Боги великие, что будет со всеми нами?.. Не помня себя, глотая слезы, я взбежала по широкой парадной лестнице и заколотила кулаками в дверь Анегарда.
— Проснись! Пожалуйста, проснись! Анегард! Проснись же, ну…
Дверь распахнулась, и я чуть не упала прямо на полуголого, мятого спросонок, злого братца.
— Что такое, Сьюз?
Я обессилено прислонилась к косяку.
— Ты не спишь?..
— Спал. Пока ты не начала долбить…
— Анегард, они напали! Весь замок спит, все, все! Я Гарника еле добудилась!
Никогда бы не подумала, что можно настолько быстро одеться и вооружиться.
— С ранеными управишься? — бросил Анегард.
Я всхлипнула:
— А куда деваться?
— Ну так беги, готовься. Из кухни не высовывайся, слышишь?
И умчался, не дождавшись ответа.
Я выглянула из окна. Да разве что разглядишь в такой темени?! Худо-бедно освещенный двор пуст, ни души, а на стене, где дерутся, факела погашены. И хоть бы ночь лунная, так нет…
Спустилась в кухню, поставила воду греться, достала из кладовки все наши снадобья, тряпки чистые… что там, как, кто верх берет? Дверь во двор манила, притягивала. Анегард сказал 'не высовывайся', вот и сиди. Ясно ведь, что не просто так сказал. Подстрелят невзначай — не только со мной возиться будет некому, но и с теми, кому я помочь должна. Если будут такие. Боги великие, на чьей вы стороне этой ночью?!
Попробовала добудиться бабушку — без толку. Подошла к двери, приоткрыла. В уши ударили крики, лязг, вой. Узенькой щелки хватило разглядеть полоску двора — булыжник, край колодца. Пусто. Бой все еще на стене. На стене… значит, держимся еще? Помоги, Звериная матерь!
Я вспоминала, как Зиговы ребята дрались на болоте. Как смеялись они у колодца, перепачканные чужой кровью — а может, и своей, кто знает? На них заживает быстро, вот уж кому лекарка даром не нужна. Как спас меня Зигмонд — меня, и бабушку, и Анегарда. Думала: счастливы мы, что они за нас. Таким бойцам ровню найти — нет, можно, наверное, но навряд ли у Ульфара в наемниках.
Я вздрогнула, когда звуки боя стихли — очень уж резко. Тишина не опустилась — упала, оглушила не хуже воя и лязга. Замерло сердце: неужели и правда все закончилось? Или это лишь малая передышка? А если все… я вдруг поняла, что такая тишина, тишина неизвестности — во сто крат страшней самого жуткого боя. Потому что бой окончен, и все решилось, что должно было решиться, и они — там, наверху — знают, а я… Кто войдет сейчас в эту дверь — свои, враги?
Вошел Зиг.
Я попятилась, так страшен он был: оскаленный, окровавленный, одно крыло топорщится, другое волочится по земле…
— Воды, быстро, — приказал нелюдь. Я кинулась к бочке, зачерпнула ковшик. А он сказал внезапно севшим голосом: — Плесни чего-нибудь туда, что ли. Для поднятия сил…
Благо, я успела расставить все наши снадобья по порядку, искать не пришлось. Зиг сел на пол — мимо лавки, что ли, промахнулся? Взял ковшик, выпил, не отрываясь. Сказал:
— Вроде что надо. Сейчас по одному к тебе своих отпускать буду, напои тем же.
— Что там? — спросила я.
— Да ничего. Дрались, дрались, и вдруг на тебе, враг свалил обратно. Ждать будем, вдруг снова полезут. Сейчас… посижу немного и пойду. Анегарда найти надо.
Искать не пришлось. Будто специально дождавшись этих слов, братец ввалился в кухню — такой же страшный, как Зиг, на одном плече повис Гарник, на другом — рыжий Рихар. Зигмонд вскочил, перехватил мальчишку. Анегард сгрузил капитана на лавку, рухнул рядом. Я метнулась за водой и тряпками. Мелькнуло трусливое: справлюсь ли? Оба изранены, а бабушки рядом нет.
— Его первого, — Анегард дернулся, отстраняясь.
— Но…
— Я сказал!
Ладно. Раз у него есть силы так грозно рявкать, значит, и верно, лучше начать с Гарника.
Я не стала стаскивать с капитана доспехи — начала с открытых мест. Смыть кровь, обработать раны… много, но, по счастью, неглубокие. Гарник был в сознании, но какой-то смурной, словно ему здорово приложили по башке. Краем глаза видела, как Зиг осмотрел мальчишку, напоил его — ишь, глазастый, запомнил, из какой именно склянки я ему наливала! Кажется, с рыжим ничего особо страшного. Или было, да само затянулось? Хорошо им, нелюдям. А вот Гарник… нет, жить-то будет, но… с каждой новой раной у меня все сильней тряслись руки. Лекарка! 'Никогда не бойся сделать больно', — говорила бабушка. Но я боялась — и ничего не могла с этим поделать.
Остановить кровь. Мазь. Повязки. Напоить… да пей же, глотай! Вот так.
— Зиг, помоги его раздеть.
Нелюдь взял капитана за плечи, вгляделся в глаза. Качнул головой:
— Не стоит, Сьюз. Стеганку стащить, и хватит. — Одним ловким движением Зигмонд вытряхнул Гарника из ватного доспеха. — Ты все обработала, не теряй времени. Он обессилел, ничего больше. Не страшно. Давай его уложим.
