гореть, пусть и не в огне желания. Теперь же он чувствовал противную холодную пустоту внутри при мысли, что эти руки сейчас сорвут с него одежду, похотливо влезут во все тайники его тела. Потом его будут насиловать по очереди… вряд ли это будет так же больно, как в первый раз с Нортом, потому что он уже не такой тугой и тесный, как тогда, уже не девственник — ему хотелось горько засмеяться от этой мысли. Зачем он сопротивляется? Можно подумать, раньше с ним этого не делали… Мог бы покориться, и все прошло бы быстрее, легче, без лишней боли… Но тело бунтовало, содрогаясь от омерзения. Он так привык, что его берут со страстью, с искренним желанием, что Норту не наплевать на его удовольствие, что он ласкает его умело и неутомимо… Для Норта он был желанной добычей, бесценным призом. А для этих он просто вещь, которой можно попользоваться и выбросить, удовлетворив минутную прихоть… Как противно, Эру милосердный! Он бы просил о том, чтобы все это поскорее закончилось, но когда они вдоволь развлекутся, они его убьют… А он не хотел умирать. Уже давно не хотел.
С него стащили штаны, подняли на ноги. Один крепко прижал его к себе за талию, присосался к его губам, насилуя его рот грубым языком, положил ладонь эльфа на свой вставший член. Второй раздвинул его ягодицы, и эльф почувствовал, как безжалостные пальцы проникают в его тело, терзая плоть, готовя его для поругания смертным ублюдком. Мысленно он кричал от ужаса и звал на помощь, но ни один звук не слетел с его губ. «Эльдар! Эльдар! Вы слышите меня? Мне страшно… Я не хочу… Нет! Эру, нет!»
Первый удар в дверь он не услышал, но эти отшвырнули его к стене и выхватили мечи. Тогда и он понял, что кто-то ломится в дверь, молча, но с жуткой, неумолимой силой. Стол отлетел в сторону, и створки двери распахнулись. Словно серебряная молния ворвалась в комнату, блеск стали, вскрики, брызги крови на полу, шум падения двух тел, и вот он уже в одном шаге, и Гилморну вдруг становится трудно дышать.
Это эльда, высокий, в серебристой кольчуге, с обнаженным мечом в одной руке и кинжалом в другой, благородным и воинственным обликом своим подобный Тулкасу или даже самому Манвэ. Он без шлема, его золотые волосы как облако солнечных лучей, его сапфировые глаза горят яростью битвы… Он срывает с себя плащ, укутывает им Гилморна, обнимает его.
— Я услышал, как ты меня зовешь. Ты ведь Гилморн? Я тебя искал…
Синдарин звучит как самая сладостная музыка в ушах Гилморна, и под звуки этой музыки сознание его начинает ускользать. Он чувствует, как его поднимают и куда-то несут… Он слышит голоса, но не понимает слов, просто наслаждаясь звуками родной речи.
— …Я успел вовремя. Эти скоты… Они чуть не убили его. Он весь в синяках…
— …Торопитесь, эльдар, бой у южных стен заканчивается…
— …Здесь больше никого нет, это все. Пятьдесят пленников, как и сказал Лаэллин…
— …Надо уходить, в любую минуту основные силы могут вернуться…
— …Они выслали за нами погоню…
— …Только бы успеть добраться до леса…
— …Это Гондор! Они ударили им в тыл!..
— …Победа, братья! Нам удалось!..
Когда Гилморн очнулся, над ним шумели кроны деревьев, вокруг разливался лесной аромат. Сквозь листву проникали лучи лунного света. Вокруг горели костры, слышался тихий смех и эльфийская речь. Гилморн был одет и лежал на ложе из листьев и трав, покрытом плащом, недалеко от костра.
Высокий эльф наклонился над ним, и Гилморн узнал своего спасителя. Его лицо показалось ему еще прекраснее, чем он его запомнил.
Эльф улыбнулся мягко, приветливо, сел рядом и накрыл руку Гилморна своей.
— Ты в безопасности, милый родич, — сказал он. — Я безмерно счастлив, что нам удалось вызволить тебя из плена.
— Я… — голос Гилморна изменил ему. Он какое-то время помолчал, борясь с подступившими слезами. — Моя вечная признательность, моя жизнь, моя кровь — все принадлежит вам.
— Мы сделали только то, что велит нам долг.
— Но как вам удалось совершить это деяние, достойное того, чтобы о нем сложили легенды?
— Не преувеличивай, брат мой, — эльф тихонько рассмеялся приятным грудным смехом. — Это было довольно легко. Мы даже не потеряли ни одного воина. Лаэллин, тот эльф, который спасся из крепости благодаря тебе, показал нам потайную дверь. Мы дождались, пока основные силы уйдут на юг, куда ударили люди Гондора, выманили орков из крепости и ворвались внутрь. Я сразу же отправился разыскивать тебя…
— Постой… А военачальник крепости, Норт Морадан… Очень высокий человек, у него длинные черные волосы, он одевается в черную с серебром одежду и черную кольчугу и не носит шлем в бою. Что с ним? Вы убили его?
По лицу эльфа пробежала тень.
— Нет, не убили, и очень жаль. Он заслуживает смерти за все, что он сделал с тобой и другими пленниками. Но его не было в крепости, когда мы напали, он повел своих воинов к южным стенам.
Гилморн вскрикнул и приподнялся, не замечая, что изо всех сил стискивает руку эльфа.
— Тогда я должен вернуться! Мне нельзя здесь оставаться! Я должен вернуться в крепость, пока не поздно. Он обещал убить десятерых пленников, если я попробую бежать!
— Успокойся, им ничего не грозит, — эльф слегка надавил на плечо Гилморна, заставляя его опуститься обратно. — Мы вывели всех пленников из крепости.
— Поистине вы совершили подвиг! — Гилморн смотрел на него с изумлением. — И если никто не сложит о нем песню, я сам за это возьмусь, хотя мои поэтические способности довольно скромны. Но постой… Ты сказал, что искал меня?..
— Да, Лаэллин рассказал, что он обязан тебе жизнью, и я поклялся освободить тебя, чего бы мне это ни стоило! — пылко воскликнул эльф.
— И что же именно он тебе рассказал? — прошептал Гилморн. Язык его едва слушался.
Эльф мгновенно вспыхнул, закусил губу и отвел глаза. Все было ясно без слов. Гилморн сжал зубы и закрыл лицо руками. О Эру, какой позор…
— Я не хотел говорить об этом, — донесся до него тихий голос эльфа. — Но я не могу хладнокровно солгать, раз ты спрашиваешь. Когда мы нашли Лаэллина двадцать дней тому назад, он был не в себе и бредил. Я выхаживал его и слышал все, что он говорил. Мне хотелось заткнуть уши, мне хотелось никогда не рождаться на свет, только бы не слышать об этом. И я поклялся, что сделаю все, чтобы спасти тебя от этого кошмара. Ни один эльда не должен так страдать в плену.
Гилморн чувствовал, что сам мучительно, неудержимо краснеет от стыда. Он слишком хорошо помнил, как это было,
— И кто еще знает?
— Никто! — торопливо воскликнул его спаситель, касаясь плеча Гилморна. — Если кто-то и узнает, то не от меня, я буду нем, как могила. Остальные знают только, что начальник крепости обращался с тобой мягче, чем с остальными, пытаясь обратить тебя на сторону Тьмы.
Гилморн убрал руки и взглянул на эльфа.
— Ты теперь, должно быть, презираешь меня? — спросил он с мрачным вызовом.
— Как ты мог такое подумать? — эльф протянул руку и погладил его по щеке, в глазах его были печаль и нежность. — Твое самопожертвование спасло по крайней мере одну жизнь, а может, и больше. Мне больно и горько от того, что тебе пришлось встать перед таким тяжким выбором, но я не могу презирать тебя.
Гилморн глубоко вздохнул, чувствуя, как страх и стыд покидают его душу.
— Я могу молить Эру только об одном — чтобы до конца моих дней он дал мне возможность отплатить тебе за то, что ты для меня сделал, — сказал он. — Пожалуйста, назови мне свое имя, чтобы я знал, кому я обязан жизнью.
Со смущенной улыбкой эльф произнес:
— Прости, дорогой родич. Я так взволнован нашей встречей, что забыл о вежливости. Я служу владыке Имладриса Элронду Полуэльфу, и зовут меня Глорфиндел. Звезды благословляют час нашей встречи, милый Гилморн, и я буду счастлив и горд, если ты назовешь меня своим другом. И отчего-то у меня
