– Я люблю тебя. Если ты останешься со мной, я… я буду счастливейшим из смертных и бессмертных!
– Я думал, что умру в разлуке с тобой, – так же шепотом сказал Итильдин, забрасывая руки Альве на плечи и прижимаясь к нему еще крепче.
– А я думал, что уже умер…
Они долго не могли оторваться друг от друга, словно жесткий ковер на полу в кабинете был самым подходящим местом для любовных объятий. Но потом Альва наконец вспомнил о долге гостеприимства, и эльф был немедленно отведен в купальню. Закрыв за ним дверь, кавалер Ахайре прислонился к стене, старательно отгоняя навязчивые видения: серебристые волосы под струями воды, душистая пена на ослепительно белой коже, в покрытых испариной зеркалах отражаются изгибы стройной фигуры… Однако к тому времени, как Итильдин вышел из купальни, завернутый в полотенце, Альва уже вполне справился с собой; а когда полотенце соскользнуло на пол и прохладное тело прижалось к нему, он нашел в себе силы набросить на эльфа приготовленный халат и завязать шелковый поясок на два узла.
– Разве ты не хочешь меня? – шепнул Итильдин, опуская ресницы и краснея.
– Хорош бы я был, если бы потащил тебя в постель, не дав отдохнуть после долгого пути. – Альва улыбнулся и нежно поцеловал его в висок.
– Я не устал, – возразил эльф.
Молодой человек снова поцеловал его и отстранился.
– Пойдем ужинать, любовь моя.
За столом Альва, забыв о еде, смотрел на Итильдина. Ему казалось, что он может бесконечно наблюдать, как эльф подносит к губам дольку апельсина или бокал с розовым вином. Говорили, что спиртное не оказывает на Древних почти никакого воздействия – и действительно, Итильдин пил его как воду, ни румянца на щеках, ни блеска в глазах, ни неуверенности в движениях. Что еще Альве предстоит узнать о своем возлюбленном? Он хотел бы задать ему тысячу вопросов, но вместо этого болтал о всякой чепухе, не дожидаясь ответа, и чувствовал, как жар приливает к щекам от каждого взгляда серебряных глаз из-под длинных изогнутых ресниц.
Сгустились сумерки, летний вечер плавно перешел в ночь. Кавалер Ахайре погасил свечи, разжег камин, и на стенах заплясали длинные изменчивые тени. Итильдин устроился у его ног на огромной медвежьей шкуре. Пламя бросало алые отсветы на его распущенные волосы. Эльф потянулся мягким кошачьим движением и прижался щекой к бедру Альвы. Молодой кавалер отозвался на эту ласку немедленно: забыв в камине кочергу, он привлек к себе эльфа и припал к его губам в долгом поцелуе. Из нежного поцелуй превратился в страстный, сиреневые губы были податливыми и восхитительно сладкими, но слаще всего было то, что Итильдин отвечал ему – неумело, неловко, но все-таки пылко. Итильдин обнимал Альву за шею, а руки Альвы путешествовали по его телу, гладили затылок, плечи, спину, и кавалер Ахайре уже прикидывал, переместиться ли в спальню или начать прямо здесь. Но когда ладонь его пролезла под тонкий шелк и коснулась бедра Итильдина, эльф вздрогнул, как от удара.
Инстинктивно Альва отдернул руку, и во взгляде его отразилось замешательство.
– Я сделал что-то не так?
– Все в порядке. – Эльф взял его ладонь и положил обратно себе на бедро. – Я хочу доставить тебе удовольствие. Это счастье для меня – утолить твое желание.
Это были не совсем те слова, которые Альва привык слышать на любовном ложе. По правде говоря, нечто подобное он слышал только от проституток, и нельзя сказать, чтобы такие выражения его заводили. Скорее, наоборот. И сейчас он почувствовал, как мгновенно схлынуло возбуждение, оставив после себя отрезвляющее понимание.
– Подожди, любовь моя… Ведь ты сам никогда не находил в этом удовольствия, верно?
– Мне достаточно того, что я могу подарить удовольствие тебе. Это для меня важнее. Жаль только, что мой опыт в этой области был несколько… однообразен.
Альва содрогнулся, поняв, что именно Итильдин имеет в виду под «опытом».
– Боже праведный, о чем ты говоришь? Я хочу, чтобы и ты испытал наслаждение. – Он погладил плечи эльфа, прижался губами к его шее, нежно прошептал: – Расслабься, я не сделаю тебе больно. Господи, да ты весь дрожишь…
– Прости, – Итильдин посмотрел на него виновато. – Я просто отвык от этого. Не обращай внимания.
– Нет, радость моя, так не пойдет. Я не хочу, чтобы все было, как раньше. Ты не будешь отдаваться мне из чувства долга, или как вы там это называете.
– Я люблю тебя, – сказал эльф почти жалобно и прижал ладонь к щеке Альвы. – Я хочу принадлежать тебе и душой, и телом.
– Тогда чего же ты боишься?
Итильдин отвел глаза. Альва мягко, но настойчиво повернул к себе его лицо, заставляя встретиться с собой взглядом. Эльф молчал, кусая губы.
– Скажи мне правду, Итильдин. Пожалуйста.
– Это… это… больно, – выговорил тот, опуская ресницы и заливаясь невидимым в полутьме румянцем. – Даже с тобой, хотя ты был со мной ласков.
– Я был с тобой грубой скотиной. – Альва зарылся лицом в его волосы, пахнущие лесными травами, чувствуя, как предательская влага скапливается в уголках глаз. Он долго молчал, с трудом подавляя желание разрыдаться.
– Не отвергай меня, – прошептал эльф, прижимаясь к нему теснее и пытаясь расстегнуть его пояс. – Я легче переношу боль, чем люди, а с тобой даже боль кажется сладкой.
– Милый мой, родной… любимый… радость моя, сердце мое… – Улыбаясь сквозь слезы, Альва взял его ладони в свои и принялся покрывать их горячими поцелуями. – Обещаю, что больше никогда не причиню тебе боли. Я к тебе не прикоснусь, пока ты сам не захочешь.
– Но я хочу! Быть твоим, делить с тобой ложе…
– Любовь моя, ты еще так много не знаешь. – Альва откинулся назад, увлекая за собой Итильдина, так что тот оказался лежащим на его груди. – Ты думаешь, это единственный способ заниматься любовью?
И в ответ на вопросительный взгляд эльфа молодой кавалер обхватил его коленями и недвусмысленно потерся об него бедрами, дразняще глядя в глаза.
– Нет! – вскрикнул Итильдин и попытался вырваться из объятий Альвы, но это было не так-то просто.
– Мы равны, любовь моя, и я так же хочу принадлежать тебе, как ты мне.
– Я не могу сделать тебе больно!
– Глупенький, – проворковал Альва, целуя его. – Никакой боли, если все делать правильно.
– Но я никогда раньше… я не знаю, смогу ли…
– Это вовсе не так сложно, как ты думаешь, – сказал Альва с уверенностью, которой на самом деле не испытывал. О том, как обстоят дела с сексом у Древних, умные книжки молчали. Может быть, они способны возбуждаться только на женщин. До сих пор сам Альва не вызывал у Итильдина никакой физиологической реакции. Правда, он и не пытался…
Словно в ответ на его сомнения, Итильдин прошептал, стыдливо пряча глаза:
– Моему народу незнакома плотская страсть. Мы делим ложе только для продолжения рода. Я эльф, господин мой, я могу только отдавать свое тело.
– А я бог любви и магистр любовных искусств – так меня называют в Трианессе, и страсти во мне хватит на двоих, – сказал кавалер Ахайре и подкрепил свои слова обжигающим, долгим поцелуем.
И когда они прервались, чтобы отдышаться, Альва увидел, что в глазах эльфа больше нет страха, только безграничное доверие.
– Научи меня получать удовольствие и дарить его в ответ! Я хочу, чтобы каждая ночь приносила радость нам обоим.
– Охотно, любовь моя. Для начала нам понадобится большая кровать, а то здесь несколько жестковато, на мой вкус. Я, знаешь ли, гурман… – И Альва счастливо засмеялся.
Беспокойство их оказалось напрасным. Хваленая эльфийская холодность растаяла без следа под
