многие слова, вроде «парват, гири или адри», которые не обозначают «облака», ни в прямом, ни в косвенном смысле слова, переводят ся как фигуративно относящиеся к дождевым тучам. Это звучит непонятно по отношению ко многим пассажам, где повествуется о том, что Индра и Брихаспати пробили гору или же проломили вход в каменную пещеру и освободили воды словно коров, запертых там. Мы могли бы объяснять это лишь теорией грозы, если бы не было другой приемлемой теории. Так и делают нируктаки, поясняя каждое слово, относящееся к месту, где были скрыты воды (то есть коровы), как имеющее значение дождевых туч, движущихся по небу. Но если бы можно было иногда таким путем перешагивать через трудности, искажая ветречающиеся в тексте слова или придавая им несвой ственное значение, то это всегда был бы шаг назад, уводящий с пути правильного и ценного перевода. Вероятно, именно по этой причине профессор Г. Ольденберг предположил, что Индра, пробивший гору и освободивший воды оттуда, соотносится в этом поступке не с дождевым облаком, а реальными горами, которые он разрушил своим орудием[11] и выпустил реки. Но, по замечанию Макса Мюллера, «реки не побегут из скал, даже пораженных молнией», а поэтому расшифровка профессора Ольденберга, помогая одолеть одно затруднение, приводит нас к другому, не менее занимательному. И выходит, что, если мы не можем предложить лучшего объяснения, мы как бы можем принять слова нируктаков и переводить слово «парвата» и другие ему подобные, определяющие места сокрытия вод, как «облако», и пытаться наилучшим образом использовать теорию грозы.
Из приведенного рассмотрения теории грозы в ее применении к легенде об Индре и Вритре стало ясно, что она не может помочь найти объяснение ни факту одновременности результатов победы Индры, ни обнаружению места битвы, ни времени ее проведения, а также не дает нам возможности обрести правильный смысл слов в изучаемых пассажах. И мы видим также, что эта теория стала основой расшифровки легенды, начиная со, времени утверждения школы Нирукты, и сохраняется по сей день. В ней правильно то, что она подтверждает освобождение вод как результат битвы, но это не единственное, в подтверждении чего мы нуждаемся. Напомним, что имеется четыре единовременных эффекта, порожденных победой Индры: освобождение вод, освобождение коров, рождение зари и появление солнца.
Теория грозы разъясняет два первых, а теория зари – два вторых. Но все четыре не были объяснены никем, как, в равной мере, соединив эти теории, нельзя использовать их указания для уточнения вопроса о четырех результатах. Если, конечно, подобно профессору Макдонеллу, мы не предположим, что ведические барды спутали две совершенно разные идеи, а именно – возврат солнечного света после окончания грозы и рождение света из тьмы ночи.
Нируктаки в древности выбрали из двух теорий ту, которая больше соответствовала факту освобождения вод и ближе совпадала с их представлениями об Индре как о боге гроз (возможно, руководствуясь принципом, что лучше что-то, чем ничего), и игнорировали остальные данные легенды как необъяснимые, несущественные и неважные. Эта же теория была усвоена и западными учеными, и сейчас она остается единственной признаваемой. Но она до такой степени демонстративно неадекватна сути гимнов, что если бы появилась лучшая, при помощи которой можно было бы интерпретировать – если и не все, то хотя бы основную их часть, – то все без колебаний отвергли бы теорию грозы, приняв эту новую.
По-моему, ошибочно думать, что битва Индры с Вритрой исходно представляла собой битву бога гроз с дождевыми тучами. Это была на деле борьба между силами света и тьмы, следы чего мы видим в «Айтарейя Брахмане» (IV, 5), где говорится о том, что Индра, единственный из всех богов, счел своим долгом извлечь Асуров из мрака ночи. Из многих пассажей Ригведы ясно, что Индра – это бог света. В этом памятнике говорится без упоминаний о Вритре, что Индра нашел свет (III, 34, 4; VIII, 15, 5; X, 43, 4) и нашел его во мраке (I, 108, 8; IV, 16, 4), или же породил зарю, так же, как и солнце (И, 12, 7; II, 21, 4; III, 31, 15), или же раскрыл тьму зарей и солнцем (I, 62, 5). Это был он, кто заставил солнце светить (VIII, 3, 6) и подняться в небо (I, 7, 3), или подготовил для него путь (X, 111, 3), или же нашел солнце, которое пребывало во мраке (III, 39, 5).
Из этих строф ясно, что именно Индра обрел свет и солнце, и эта его суть была прекрасно понята учеными. Макс Мюллер сравнивает Индру как «открывателя» вод («апа-варьян» – от «апаврь») с Аполлоном. Но ученые нашли трудным объяснить, почему это проявление сути Индры упоминается наряду с его другими подвигами, такими, как победа над Вритрой и освобождение вод. Это та реальная трудность в объяснении легенды, с которой сталкиваются теория гроз и теория зари. Индра, убив Вритру, освободил воды и вознес зарю – это, несомненно, является во всей истории центром нагрузки. Но не найдено разъяснения факту единовременности освобождения света и вод. Мы уже видели, что теория грозы может быть связана с освобождением вод, но не с появлением зари. Опять же, если теория зари помогает понять битву между тьмой и светом, что можно понять как открытие зари и солнца, но не как освобождение вод. При таких обстоятельствах необходимо всмотреться в характер и Природу вод в описаниях Ригведы и лишь затем решать, принимаем мы или отвергаем обе вышеупомянутые теории.
Ранее уже было отмечено, что в пассажах, где воды описываются как освобожденные Индрой после убийства Вритры, нет четких указаний на дождевые тучи. Такие слова, как «парват, гири» и другие, употреблены для указания места, где были сокрыты воды, а слова «апах, синдхус» – для названия вод как таковых. Но «апах» как «вода вообще» употребляется во многих местах Ригведы, и часто для обозначения небесных или атмосферных вод. Так, нам сообщается, что они следуют путем богов и пребывают рядом с солнцем, а оно с ними (I, 23, 17). Далее, в гимне (VII, 49, 2) мы видим выразительное указание, что существуют «воды небесные» («дивьях апах») и текущие по земным руслам («кханитримах»), чем подчеркивается разница между ними. В этом же гимне говорится, что их цель – океан, а в гимне (VIII, 69, 12) сказано, что семь рек текут в рот Варуны, словно в бездну, покрытую волнами. Варуну опять описывают как бога, который, подобно Индре, заставляет течь реки (II, 28, 4). Мы также уже видели, что мудреца Диргхатамаса несли на себе воды, стремящиеся к своей цели (I, 158, 6).
Не стоит приводить еще примеры, поскольку ученые согласились, что в Ригведе упоминаются и небесные, и земные воды. Но выясняется, что природа, характер, а также движение небесных вод понимаются очень несовершенно. И вот это является причиной того, что ученые не были в состоянии связать факт освобождения вод с появлением зари в легенде о Вритре. Кажется, предполагалось, что указания в Ригведе на небесные воды («дивьях апах») относятся только к дождевой влаге. Но это ошибка. В строфах, где говорится о создании мира (X, 82, 6; X, 129, 3), сказано, что он изначально состоял из нераздельных вод. Короче, Ригведа, как и иудейское Писание, выразительно указывает, что мир изначально был исполнен воды, и вода была вверху и внизу пространства.
В «Шатапатха Брахмане» (XI, 1, 6, 1), в «Айтарейя Упанишаде» (I, 1) и у Ману (I, 8, 10) – всюду сообщается, что мир был создан из водных паров. Поэтому не может быть сомнений, что идея небесных вод была прекрасно известна предкам ведических бардов в те ранние дни, а поскольку небесные воды признавались материалом, из которого была создана вселенная, то не исключено, что ведические барды усматривали в этих строках то, что современные ученые стали называть «эфиром», или «туманной массой материи», наполняющей все пространство вселенной. Для нашей цели достаточно знать, что небесные воды («дивьях апах») или водяные пары («пуришам») упоминаются в Ригведе и что ведические барды считали пространство вверху, внизу и вокруг них заполненным этими небесными парами, о которых говорится, что они были «современниками» мира (X, 30, 10).
Однако Г. Уоллес в своей «Космологии в Ригведе» написал, что ведические барды не знали нижних областей земли (областей под землей) и что все описанное в Ведах как относящееся к атмосфере, включая и дневной, и ночной ход солнца, должно быть размещено только в пределах неба, то есть над головой этих бардов. Кажется, этот взгляд был принят и А. Макдонеллом (в его «Ведической мифологии»), и если это так, то следует ли нам помещать все воды в верхнее небо? Я не думаю, что Уоллес правильно интерпретировал пассажи, процитированные профессором Г. Циммером в поддержку его теории, относительно пространства («раджас»), существующего под землей, и мы поэтому не можем принять заключения Уоллеса, которые ясно были основаны на предубеждении, заимствованном, наиболее вероятно, из дискуссии о Гомере. Профессор Циммер ссылается на три пассажа (VI, 9, 1; VII, 80, 1; V, 81, 4), доказывая, что «раджас» вне земли был известен ведическому народу. Первый из этих пассажей – это известная строфа о светлом и темном дне, где сказано: «Светлый день и темный день, оба окружают два раджас по хорошо известным путям». Здесь эти «два раджас» совершенно очевидно являются верхней и нижней небесными полусферами, но Уоллес просит нас сравнить этот стих со строфой (I, 185, 1), где о дне и ночи сказано, что «вращаются как два колеса», а
