бессмысленно, он понял, что сосед без него подохнет с голоду. Как собака.
Понял и затосковал обречено.
А Цирин молчала. Она все поняла и молчала. Покусывала губы.
Наконец проговорила:
— Этот, как его… Леха… твой друг?
— Да ни в коем случае! — взвился наш герой. — Он жернов на моей шее! Мое проклятие!
— Значит…
— Ничего это не значит! Ну, не могу я его бросить. Понимаешь, не могу!
Дикость какая, — думал он при этом. Неужели все так и кончится?
Надо признаться, — автор ошарашен не менее своего героя. Он ловко рассчитал сюжет — не бог весть что, но и не без изюминки, дело уже идет к хепиэнду, и тут на тебе, Леха! Влез и попутал все карты!
Однако, если быть честным, автора беспокоит не столько сложившаяся ситуация, ни даже судьба самого рассказа — бог с ним с рассказом, придумаем что-нибудь похлеще! Нет, ему, автору, то есть мне, черт возьми! не нравится собственная позиция, точнее отсутствие оной, ибо на вопрос: что бы сделал я, окажись на месте героя — ответа нет. Отговорка же типа: вот окажусь и подумаю — суть паллиатив, и как таковой не принимается. Не тот счет.
Потому-то поступок Бориса Сергеевича автору мучительно непонятен. И не только автору.
Цирин не сдавалась:
— Но это не логично, — рассудительно произнесла она, приглашая нашего героя в выси абстрактных истин. — Сравни: с одной стороны человечество, чьим учителем ты можешь стать, а это шесть миллиардов человек и сколько среди них несчастных, ждущих твоей помощи, а с другой…
— Все так, все так! — с жаром согласился Борис, не дав подруге договорить. — Я и сам из-за этого маюсь. Что человечество, он даже мизинца твоего не стоит, чертов сукин сын!
Надо отметить, что набор из трех последних слов был у Бориса свет Сергеевича пределом ругательского лексикона. Обычному гражданину для достижения адекватности потребовались бы куда более энергичные выражения.
— Оставь мой мизинец в покое! — запальчиво проговорила Цирин. Видимо упоминание этой части ее тела в едином контексте с Лехой показалось ей донельзя обидным. — Я предлагаю тебе задуматься над выбором: человечество или Леха, — имя соседа она произнесла с поистине космическим презрением. — Подумай!
Наш герой подумал и тихо проговорил:
— Наверное, я редкостный кретин… Понимаешь Лена, — волнуясь, он назвал даркианку земным именем. — Понимаешь, Лена, человечество, оно где-то там, — его руки изобразили нечто неопределенное. — Я его честно говоря и представить себе не могу. А Леха, он рядом. Через стену. Куда от него денешься…
И Борис замолчал, проклиная свое немотство, мучительно чувствуя, что объяснить так ничего и не сумел.
Казалось, прошла вечность…
Звонок будильника, поставленного на шесть, точно хрестоматийный петух, известил, что настало время ухода…
— Может-быть-ты-останешься? — на одном дыхании выпалил наш герой.
— Не могу, я обязана вернуться, — Цирин плакала, не скрывая слез. — Прощай, любимый.
Вокруг нее вспыхнуло золотистое сияние, закрывая дорогой до боли силуэт.
Неподвижный, точно пригвожденный к месту, наблюдал Борис за представленной метаморфозой, как вдруг, дверь холодильника распахнулась и из кухонной сей машины, точно из лифта, стремительно шагнул высокий, широкоплечий мужчина в элегантном костюме-тройке.
— Хтар! — резко выкрикнул он. ('хтар' по даркийски означает 'стой!' — могли бы и сами догадаться и не задавать глупых вопросов) — Хтар ген! (То есть 'стой немедленно')
Золотистое сияние погасло. Экс-путешественница с изумлением смотрела на гостя из холодильника. ('Бирюса', первая модель) Что же до нашего героя, то он, без преувеличения говоря, превратился в мужской вариант известной мадам Лот.
— Верховный координатор Гаррет! — воскликнула, наконец, Цирин. — Боже мой, вы…
— Да, я, — мужчина стряхнул с волос льдинки.
— Но что вас привело сюда?
— Ситуация 'Ч', — сурово ответствовал выходец из холодильника. — Впрочем, вам по табельному расписанию данная ситуация неизвестна… Давайте-ка присядем. Разговор будет непростой, — он обвел глазами кухню и под требовательным его взглядом колченогие табуретки — уродливый продукт активности местной мебельной фабрики — превратились в удобные кожаные кресла.
Да, завидно. Такого чуда я, как автор, совершить не могу. Ну, подвинуть табуретку, ну, достать билет на самолет, или — предел возможности — путевку за полцены в 'Раздольное', это еще могу. А вот чтобы наши табуретки, да в роскошные кресла, — воля ваша, уважаемый читатель, — это только инопланетяне могут. А у меня и денег таких нет…
… Все герои разместились с удобством и долго молчали. Однако, каждый при этом, молчал на свой манер.
Значительным и весомым было безмолвие Верховного Координатора. Точно вакуум виртуальными частицами полнилось оно признаками власти и властности.
Затаенная обида сквозила в немоте Цирин. Затаенная обида на неполноту информации и слабым звучанием надежды, что прибытие столь солидной персоны сможет вывести ситуацию из тупика.
Что касается нашего героя, то он молчал просто. Без подтекстов, значений и смыслов. Молчал и глядел в угол под раковину, на валявшегося там дохлого таракана. Ощущал он себя при этом столь же потеряно и неуютно.
Он настолько углубился в это занятие, что вздрогнул, услыхав голос Гаррета:
— Итак, вы решили отказаться от нашего предложения?
Борис молча кивнул, похолодев от идиотской мысли, что сейчас его похитят и силой увезут на Дарк.
— Глупости, — лениво заметил Верховный Координатор. — Для чего вас умыкать, любезный Борис Сергеевич? Неужели вы верите в досужие байки о зеленых человечках, что захватив доверчивых землян, проделывают над ними всякие неаппетитные опыты? Право, не ожидал…
— Безусловно, не верю! — сердито бросил наш герой, раздосадованный тем, что Гаррет, посмел прочесть его мысли, не спрося на то разрешение. Цирин бы так не поступила…
— Все дело в различии функций, — Верховный Координатор ответил доброжелательно, но твердо. — Цирин может полюбопытствовать, о чем вы думаете, я же — обязан знать. Тому есть высшие причины.
Услыхав последнюю фразу, наш герой присмирел и нахохлился. Он ждал продолжения, заранее готовясь к самому неожиданному.
И продолжение последовало:
— Причиной отказа, — прозвучало в напряженной тишине. — Является некто Леха… ваш сосед.
— Его зовут Алексей Аристархович, — хмуро поправил Борис. — И если хотите с ним что-нибудь сделать…
Договорить он не успел, прерванный раскатистым хохотом космического гостя. Даже Цирин и та заулыбалась.
— Ох уж, эти земляне, — отсмеявшись, заметил Верховный. — Чего только в них не намешано… Успокойтесь, ничего с вашим Алексеем Аристарховичем не случится. Да и речь, собственно говоря, не о нем, о вас. От имени Совета Координаторов Дарка я имею честь предложить вам должность Хранителя Знаний.
— Мне? Почему?
— Вы прошли отбор.
— Как? Что за отбор? Я ничего не понимаю, — чистосердечно признался Борис Сергеевич.
— Между тем, все очень просто. Вы стали единственным из всех четырех, прошедшим
