капитал, могут накапливаться и концентрироваться: некоторые группы (например, монашеские ордена) имеют незначительные средства принуждения, но эти незначительные средства находятся в руках очень небольшого числа людей. Другие (как, например, вооруженные жители пограничной полосы имеют много средств принуждения, и многие ими владеют. Средства принуждения и капитал соединяются, когда одни и те же объекты (например, исправительно–трудовые учреждения) служат целям эксплуатации и господства. По большей части, однако, они остаются существенно различными и позволят нам рассматривать их раздельно.
Когда накопление и концентрация средств принуждения происходят одновременно, появляются государства; государства создают разные организации для контроля основных (концентрированных) средств принуждения на территориях с четко обозначенными границами и действуют как имеющие преимущество (в некоторых отношениях) над всеми другими организациями, действующими на тех же территориях (рис. 1.6). Для того чтобы подчинить себе соседей и отразить нападки дальних соперников, создаются не только армии, но и гражданские государственные структуры, в задачу которых входит собирать средства обеспечения армий, а также осуществлять регулярный контроль над остальным гражданским населением.
Рис. 1.6. Как принуждение приводит к росту государств
Война способствует формированию и трансформации государств
Применение средств принуждения для ведения войны и осуществления контроля внутри государства ставит тех, кто решался обратиться к войне, перед новыми трудностями. Во–первых, в случае успешного подчинения себе соперников на своей территории и за ее границами, употребляющие принуждение оказываются в положении, когда они сами должны управлять вновь приобретенными землями, имуществом и населением. Теперь они оказываются втянутыми в процессы изъятия ресурсов, распределения имущества, услуг и доходов и разрешения споров. Но управление отвлекает от боевых действий, и иногда возникают такие интересы, которые вообще настраивают против войны. Такое положение сложилось в V в., когда мусульманская Испания была завоевана христианами. Начиная с захвата Коимбры в 1064 г., устанавливается следующая практика осады: «Жители осажденного города, если они быстро сдавались, сохраняли и после падения города полную свободу. Если мусульмане сдавались после сколько–нибудь длительной осады, то они могли покинуть город лишь с тем, что можно унести. Если они сопротивлялись до конца, то их ждали смерть или рабство» (Powers, 1988: 18).
Однако при любом из трех возможных исходов у победителей возникали новые трудности. В первом случае необходимо было, хотя бы временно, установить систему параллельного правления. Во втором случае необходимо было перераспределить собственность, а также организовать управление обезлюдевшим городом. В третьем случае на руках у победителей оставались рабы, так что еще острее стоял вопрос о возрождении производства и восстановлении населения. Во всяком случае, за завоеванием шло управление. В огромных масштабах эти проблемы обременяли Реконкисту на Иберийском полуострове. В различных формах они встречаются во всей истории завоеваний в Европе.
Вторая проблема параллельна первой. Подготовка к войне, тем более в больших масштабах, неизбежно вынуждает правителей прибегать к изъятию. Приходится строить инфраструктуру обложения налогами, поставок и управления, которую надо поддерживать саму по себе и которая часто растет быстрее, чем обслуживаемые ею армия и флот. Те, кто управляет этой инфраструктурой, обретают власть, у них складываются собственные интересы, причем эти власть и интересы существенно ограничивают характер и интенсивность военных действий, каковые могла бы вести та или иная страна. Монгольские и татарские государства Европы разрешали эти трудности набегами и грабежом, не утруждая себя созданием устойчивых администраций. Впрочем, эта стратегия была действенной только ограниченно, и со временем данные государства не устояли перед хорошо финансируемыми громадными армиями. В противоположность монголам и татарам в высшей степени коммерциализированные государства, как Генуя, разрешали эти проблемы, занимая или нанимая структуры, необходимые для извлечения средств ведения войны. Помимо данных двух крайностей европейские государства доставляют нам многочисленные примеры других способов примирения требований ведения войны, извлечения средств на нее и других важных видов деятельности.
Европейские государства сильно различались по их характерной деятельности и организации. Три типа государств преобладали в разных частях Европы после 990 г.: империи, построенные на сборе дани (tribute–taking empires), фрагментарные (парцеллярные) суверенитеты (fragmented sovereignty) как города– государства и федерации городов и национальные государства. Первые создавали громадный военный аппарат и аппарат отчуждения, но местное управление предоставляли по большей части региональным правителям, пользовавшимся значительной автономией. В системах фрагментарных суверенитетов в том, что касалось войны и извлечения средств на ее ведение, важную роль играли временные коалиции и консультативные институты, при этом на национальном уровне редко возникали устойчивые государственные аппараты. Национальные государства объединяли значительные военные, экстрактивные, административные и иногда даже распределительные и производственные организации в относительно скоординированные централизованные структуры. Поскольку все три типа государств сосуществовали долгое время, мы не можем рассматривать процесс формирования европейских государств как единый и (однолинейный) прямолинейный, как не можем считать национальное государство — которое в конце концов возобладало — по сути превосходящей другие формой правления.
Столетиями построенные на сборе дани империи доминировали в истории государств мира. Империи появились, когда аккумулировались сравнительно небольшие, но достаточно доступные средства принуждения. Когда же кто–нибудь, кроме императора, сосредотачивал у себя значительные средства принуждения или сам император утрачивал способность к их применению в значительных масштабах, империи часто распадались. Китайская империя, например, при всей ее кажущейся долговечности переживала постоянные восстания, вторжения, борьбу за автономию отдельных регионов и долгое время тратила большую часть своего бюджета на уплату дани монголам и другим воинственным кочевникам. Не больше стабильности было и у европейских империй. Так, вторжение Наполеона на Пиренейский полуостров в 1808 г. разрушило (преимущественно) заморскую империю Испании. Уже в течение нескольких месяцев большую часть испанской Латинской Америки охватило движение за независимость, и через 10 лет практически весь этот регион раскололся на независимые государства.
Практически во всех отношениях от империй отличаются федерации, города–государства и другие виды фрагментарного суверенитета. Эти образования опираются на сравнительно высокую аккумуляцию и сравнительно низкую концентрацию принуждения. Типичным проявлением такой комбинации были широко распространенные в Западной Европе городские милиции XIV в. В государствах фрагментарного суверенитета даже небольшая коалиция не особенно могущественных (номинальных) подданных могла противостоять силам правителя, и это при том что отдельные лица, группы и все население в целом имели неограниченные возможности предать существующую власть и перейти на сторону конкурирующей юрисдикции.
Так, разительный контраст мы обнаруживаем между Пруссией и Померанией XIV в.: в Пруссии, где в то время правили тевтонские рыцари, никто из принцев не мог соперничать с великим магистром, а у городов было мало власти. Здесь поставленные рыцарями помещики пользовались в своих громадных владениях широкой свободой до тех пор, пока рыцари получали с них доходы. В соседней Померании, герцогстве, которое возникло в результате небольших германских завоеваний и недолгих союзов, у герцога было множество вооруженных соперников, а бароны поменьше занимались прямо бандитизмом. Что же до городов, то они занимали господствующее положение сравнительно с землями герцогства и были главными поставщиками войск в военное время.
Во время войны 1326–1328 гг. между герцогами Померании и Мекленбурга города Померании
