по осуществляемой ими деятельности. Наша диаграмма, несмотря на ее обобщенный вид, оказывается довольно полезной практически. Так, например, мы можем выделить альтернативные пути развития северных стран (рис. 5.3). Конечно, не следует забывать, что в разное время Финляндия, Швеция, Норвегия и Дания входили в империи и федерации, возглавляемые другими государствами, что границы этих государств и зависимые территории (под этими именами) подвергались значительным изменениям в результате завоеваний и переговоров, что до середины XVII в. Дания оставалась классической коалицией обладавших немалой властью дворян–землевладельцев и землевладельца–короля, что за все время с 900 г. Финляндия только несколько десятилетий была независимой от соседних держав. При этом диаграмма позволяет изобразить Данию в начале тысячелетия как сравнительно некоммерциализованную державу– завоевателя, которая затем с развитием торговли на Балтике начинает капитализироваться и становится гораздо более процветающей, чем ее соседи, в то время как Финляндия пребывает в состоянии коммерческого застоя и гораздо дольше управляется силой.
Рис. 5.3. Пути формирования государств в Скандинавии
Скандинавские страны создали собственный вариант формирования государств через принуждение. До XVII в. они представляли собой самый сельскохозяйственный район Европы. Здесь множество городов зародились не как центры коммерции, но как укрепленные форпосты королевской власти. И хотя Берген, Копенгаген и другие коммерческие центры стали затем аванпостами торговли, но все–таки в 1500 г. здесь не было городов с населением даже в 10 000 человек (de Vries, 1984: 270). Долгое время в скандинавской торговле немецкие купцы преобладали настолько, что в городских советах, а также и в географии городов четко выделялись немецкий сектор и местный.
Скандинавская торговля стала почти что монополией Ганзы. Ганзейские города решительно изгнали итальянских банкиров и отказывались создавать собственные банки и кредитные институты. Более надежной им казалась пропорциональная, двусторонняя торговля часто в натуральной форме (Kindleberger, 1984: 44). И только с развитием торговли на Балтике в XVI в. в Норвегии, Швеции, Финляндии и Дании начинаются значительная концентрация капитала и рост городского населения. Впрочем, и тогда торговлей, капиталами и перевозками занимались главным образом голландские купцы, сменившие немецких. И тем не менее скандинавские воины оставили глубокий след на карте и в истории Европы.
До и после 900 г. викинги и их сородичи совершали значительные захваты далеко за пределами своей родины и часто основывали государства под властью воинов–землевладельцев. Обычно они не могли идти тем же курсом у себя дома. Дома, в регионах лесного хозяйства и рыбной ловли, при малочисленности поселений, при открытости границ (но и редкости вторжений извне) условия подходили лишь для выживания небольших землевладельцев и были ограничены возможности воинам становиться крупными землевладельцами. Стремясь обеспечить приток людей на военную службу, шведские короли устанавливали такие вознаграждения, которые увеличивали количество мелких землевладельцев. Вплоть до XVII в. войска набирались примерно по одной схеме: дворянство (а позднее и богатые крестьяне) освобождались от налогов, если они снаряжали кавалеристов на плохооплачиваемую королевскую службу, в то время как простой народ должен был поставлять пехотинцев и обеспечивать их и их семьи землей. Таким образом, корона не несла больших денежных расходов, за исключением оплаты наемников для районов военных действий и пограничных провинций.
Швеция и Дания в течение нескольких столетий содержали значительные вооруженные силы. При Густаве Вазе (1521–1560) и его преемниках Швеция стала могучей в военном отношении страной за счет подчинения значительной доли экономики потребностям государства. Скандинавский союз Дании, Швеции и Норвегии (1397–1523) сформировался, главным образом, как средство утверждения королевской власти в противовес коммерческому господству немецких купцов и Ганзейского союза. Среди прочего Ваза лишил собственности духовенство и создал протестантскую церковь, подчиненную государству. Подобно своим современникам в России, Густав Ваза придерживался той точки зрения, что «вся земля принадлежит короне, недворяне, имеющие ее во временном владении, могут только надеяться на продление срока владения (ею) при условии исполнения ими фискальных обязательств перед правительством» (Shennan, 1974: 63). В поисках денег на ведение войн, при том что хозяйство оставалось потребительским и покрывало лишь необходимые потребности (subsistence economy), государство развивало горное дело и промышленность, совершенствовало фискальный аппарат, переходило к значительным займам, формируя национальный долг, старалось обойти старинные представительные собрания и все больше вовлекало духовенство (ставшее теперь протестантским и национальным) в учетную деятельность на службе короны (Lindegren, 1985; Nilsson 1988).
Дания, где торговля была более развитой, в течение всей Тридцатилетней войны финансировала эту войну доходами от земель короны. И в самом деле, вплоть до 1660 г. простой человек не мог владеть в Дании землей. В 1640–е гг. война Швеции с Данией вместе с экономической депрессией обострили борьбу датской аристократии с избранным королем за доходы. В результате государственного переворота (coup d’etat) корона установила наследственную монархию и значительно сократила власть дворянства. Это, однако, означало и сокращение поддержки дворянства. Тогда Дания решительно повышает налоги, вводя в том числе прибыльные пошлины в проливе Зунд. «И если в 1608 году 67% доходов Датского государства составляли доходы от земель короны, то полвека спустя эти доходы сократились до 10%» (Rystad, 1983: 15). В 1660–1675 гг. монархия продает значительную часть своих земель, чтобы расплатиться с долгами, вызванными войной (Ladewig Petersen, 1983: 47). Таким образом, расходы на ведение войны в XVII в. вызвали большие перемены в правлении, как в Дании, так и в Швеции.
В ходе Тридцатилетней войны Швеция (и Дания) полагалась главным образом на наемников, но позднее, в XVII в., с повышением требований к войскам переходит к национальному призыву на военную службу. Карл XI (1672–1697) сам совершил государственный переворот, отняв у магнатов земли короны, которые его предшественники продавали (для оплаты своих войн), и затем, раздал эти земли, главным образом, временным солдатам, так что те для получения средств к существованию должны были нести военную службу. К 1708 г. Швеция и Финляндия (бывшая тогда шведской провинцией) держали под ружьем 111 000 человек, при том что в целом население составляло примерно 2 млн (Roberts, 1979: 45). Шведским монархам постоянно нехватало денег, но они не были банкротами и платили за ведение войны, экспортируя медь и железо; они также создали собственное развитое производство оружия на базе крупных месторождений полезных ископаемых, а также извлекая громадные средства с завоеванных территорий. Эта система работала достаточно хорошо, пока велись завоевания, но она разрушилась с наступлением мира и стабилизацией правления.
После того, как был убит Карл XII (1718), Швеция отказалась от стремления к имперскому могуществу. Однако к этому времени в процессе создания значительных вооруженных сил при малом населении, сравнительно немонетизированной экономике и неразвитости буржуазии разросся государственный аппарат, в котором велика была роль бюрократии и духовенства (в служении короне). Норвегия (находившаяся сначала под властью датчан, а потом шведов — до 1905 г.) и Финляндия (бывшая до 1809 г. провинцией Швеции, а затем до 1917 г. великим княжеством российским) прошли схожий путь эволюции, несмотря на свою зависимость и более периферийное положение относительно европейских рынков. В Дании, контролировавшей движение по Зунду, где она взимала довольно большие пошлины, в своих военных усилиях занимавшейся больше флотом, чем ее соседи, и создавшей товарное сельское хозяйство, связанное торговыми отношениями с Германией на юге, сложился более сильный слой буржуазии, и государственный аппарат был меньше.
Шведские безземельные рабочие, количество которых хотя и увеличилось после объединения земель в 1750 г. (Winberg, 1978), никогда не подпадали под контроль крупных землевладельцев. Вместо этого крестьян и рабочих взяла под свой контроль непосредственно государственная бюрократия. Впрочем, крестьяне и рабочие здесь сохраняли значительную власть и вступали в переговоры отстаивая свои интересы, вплоть до того, что в Швеции крестьяне имели представительство как отдельное (от духовенства, дворянства и буржуазии) сословие. Соответственно, образовавшиеся государства, сложившиеся на базе принуждения, давали мало возможностей капиталу, но здесь не было великих лордов, владевших громадными территориями, как у их соседей на юге.
