— Какой же жизнью ты хочешь пожить? — негромко спрашиваю я.
Даррен вздрагивает, переводит взгляд на меня, и я вдруг вижу перед собой того мальчишку, которого знала и любила в детстве. Во всяком случае, его глаза делаются совершенно такими, какими были давным- давно.
— Помнишь, я рассказывал тебе, что какие-то наши далекие предки жили на севере Шотландии и у них даже был небольшой замок?
— Да, — говорю я, отчетливо вспоминая, в какой восторг приводила маленького Даррена семейная легенда.
— Ничего конкретного мне узнать не удалось, как я ни пытался раздобыть побольше сведений. Но в один прекрасный день в голову пришла безумная идея махнуть туда, на самый север. И посмотреть, как там живется. Например, в Джон-о-Гротс. Подышу тем воздухом, которым дышали мои предки. Занятие для меня, надеюсь, найдется.
— Джон-о-Гротс, — медленно произношу я. — Можно сказать, край света.
Даррен улыбается.
— Ну да.
Смотрю на него в полном изумлении. Другой бы на его месте назло невесте и другу обосновался бы в Лондоне, добился бы небывалых успехов и при случае дал бы обидчикам знать: вот, мол, кого вы потеряли. Он же совершенно лишен тщеславия. И как будто не горит желанием отомстить. Даже самым гуманным образом…
Даррен допивает кофе и смотрит на часы.
— Ого! Как быстро пролетело время! Вот что значит приятная компания. — Улыбается. — Пора ехать за Хэлли. Позвони ей.
Достаю телефон и какое-то время смотрю на него, собираясь с духом.
— Что-то мне… тревожно. Может, пока не поздно, откажемся от этой затеи?
— По-твоему, будет лучше, если сегодня этот болван будет с удовольствием предаваться разврату, а завтра с наглыми глазами явится на свидание к твоей сестре?
Энергично качаю головой.
— Конечно нет. Но… — вздыхаю, — может, просто рассказать ей об этом?
— Думаешь, она к тебе прислушается?
— Гм… нет, не думаю.
— Тогда едем.
8
Никогда не бывала на столь диких вечеринках и, честное слово, ничего не потеряла бы, если бы не показывалась и на этой. Дом с садом на крыше действительно роскошный, но есть в этом роскошестве нечто отталкивающее. Это чувствуется особенно остро, когда входишь внутрь и видишь собравшихся на вечеринке людей. Сразу создается впечатление, что большинство из них пресытились блеском и дороговизной и страдают, потому что внутреннюю пустоту не забьешь ни бриллиантами, ни шмотками от Гуччи.
Всюду визжат, пьют и громко хохочут. Стойка в дальнем конце огромной гостиной заставлена бокалами, которые, по-видимому, не успевают убирать. Лица освещены фиолетово-серыми блуждающими лучами, поэтому кажется, что вокруг не люди, а сплошь воскресшие покойники.
Внутренне содрогаюсь и осматриваюсь по сторонам, желая скорее найти Раффнера, показать его Хэлли и исчезнуть отсюда. Увы, его нигде нет.
— Желаете? — спрашивает вынырнувшая из толпы официантка, кивая на бокалы с синей жидкостью, поблескивающие на подносе.
— Гм… — Секунду-другую медлю и решаю, что бокальчик коктейля мне не помешает. Чтобы царящий вокруг разгул не слишком резал глаза. — Спасибо.
Хэлли берет коктейль обычным лениво-грациозным жестом, а на происходящее тут и там глазеет не без интереса, но с легким испугом.
— Вдруг его вообще тут нет? — произношу я на ухо Даррену, поднявшись на цыпочки.
— Если нет, просто уйдем, — невозмутимо говорит он. — Надо проверить везде. А комнат тут дай бог!
Киваю и собираю в кулак все свое мужество. Музыка грохочет так, что, кажется, кто-то колотит тебе палочками ударника прямо по барабанным перепонкам. Того громче визжат развязные девицы.
Внимательно изучаем зал, потягивая через трубочки коктейли. Нет, Раффнера тут определенно нет. Идем к выходу. У самой двери кто-то вскрикивает:
— Даррен!
Одновременно поворачиваем головы. С громадного кожаного дивана вскакивает и торопливо приближается к нам парень неопределенного возраста с длинными спутанными волосами и трехдневной щетиной. Художник, догадываюсь я.
— Здорово, приятель!
— Привет, Эдди!
Длинноволосый и Даррен обмениваются рукопожатием и похлопывают друг дружку по плечу.
— Рад тебя видеть! — восклицает Эдди. — Э-э… — Он вскидывает руку и собирается о чем-то сообщить, но Даррен, судя по всему, подает ему некий запретительный знак.
Эдди с ходу его понимает.
— А-а… В общем, тут веселятся в четырех комнатах. — Он указывает рукой на раскрытые двери длинного коридора. — Счастливо отдохнуть!
— Спасибо, — говорит Даррен.
Эдди возвращается на диван, где его ждут две девицы — судя по виду, изрядно выпившие.
У меня в голове мелькает мысль: Даррен не представил нас своему приятелю. Ну и хорошо, тут же отмечаю я. Обзаводиться новыми знакомыми в подобном обществе нет ни малейшего желания.
— Ой! — взвизгивает Хэлли. — Это же Ричард Фрай! Смотрите!
Мы с Дарреном прослеживаем за ее взглядом. Самодовольный Фрай что-то громко рассказывает собравшейся возле него кучке загорелых людей. У него на шее в буквальном смысле висит дородная женщина. Ее короткое платье задралось, и из-под него выглядывает почти голый зад.
Даррен усмехается и ведет нас вперед по коридору. В первой комнате горит лишь тусклый ночник и раздаются странные звуки. Вслушиваться в них не стоит — в первую же секунду становится жутко неудобно и хочется быстрее уйти отсюда.
Хэлли, чувствую, начинает что-то подозревать. Слишком торопливо мы ходим по этой до невозможного дорогой и неприятной квартире. Как будто что-то ищем. Впрочем, мы и так ищем, однако Хэлли об этом пока не знает.
— Я, пожалуй, вернусь туда, — заявляет она, останавливаясь перед второй комнатой и кивая на гостиную. — Там столько знаменитостей! Хоть рассмотрю их. А вы, если хотите, прогуливайтесь без меня.
Даррен решительно распахивает приоткрытую дверь. Хэлли, еще едва заметно улыбаясь, поворачивает голову, и ее лицо вдруг искажается от ужаса. Заглядываю в комнату. Там, в двух шагах от двери, храпит, отдыхая на бесчувственной голой женщине, красавец Раффнер. У него на взлохмаченной голове краснеют кружевные дамские трусики, его брюки спущены до самых лодыжек, рот безобразно разинут, а из него, прямо на щеку одноразовой подруги, стекают слюни. По обе стороны от него спят еще две полуобнаженные девицы. На полу валяется несколько пустых бутылок, обломки ярко-зеленых трубочек для коктейля, бокалы, смятая одежда и чей-то парик с длинными медно-рыжими локонами.
Хэлли издает вопль. Если бы не музыка, грохочущая в гостиной, спящие, какими бы пьяными они ни
