котором ему когда-либо доводилось бывать.
Любой человек, даже самый невежественный и несообразительный, окажись он случайно в квартире Энн, сразу понял бы, что здесь живет представитель мира искусства, личность творческая и неординарная.
Войдя в прихожую, Алан почувствовал себя человеком, совершившим путешествие в позапрошлый век. Столик на трех ножках из дерева с резной столешницей, этажерка из сосны с двумя ящичками в основании и замысловатой отделкой, два дубовых кресла в стиле Хеплуайта с мягкими сиденьями, бронзовые светильники на обитой светлым штофом стене… Он рассматривал все это как экспонаты в музее.
Заметив его восхищение, Энн заулыбалась.
— Нравится? — полюбопытствовала она.
— Еще бы! — воскликнул Алан. — Мне доводилось бывать в домах представителей различных профессий, людей среднего достатка и немыслимых богачей, но ни в одном я не видел ничего подобного, честное слово! Вы не перестаете меня удивлять, Энн.
Алан перевел взгляд на хозяйку дома и только сейчас обратил внимание, как по-детски невинно и то же время соблазнительно смотрится она в своем изумрудном платье. На ее распущенных волосах блестели капли дождя.
Энн провела рукой по резной столешнице и, дабы скрыть свое смущение, сказала:
— Собирание старинной мебели, оформление интерьеров — одно из моих страстных увлечений. Я покупаю вещь только в том случае, если она по-настоящему западает мне в душу. Тогда и ухаживаешь за ней с удовольствием.
— М-да… — Алан обвел еще одним внимательным взглядом музейно-домашнюю обстановку прихожей. — Такая мебель наверняка требует особого ухода.
— Конечно! — воскликнула Энн. — Во-первых, сразу после покупки каждый предмет мебели должен тщательно осмотреть специалист и, если надо, отреставрировать… — Она резко замолчала, опять смутившись. — Я так долго держу вас у двери! Простите. Чаю будете?
Алан не хотел чаю, но жаждал узнать об Энн как можно больше. Побывать в ее гостиной, в кухне, узнать, какой сорт чая она любит, из каких чашек его пьет. Ему казалось, что за эти удовольствия он готов отдать что угодно.
— От чая я, пожалуй, не откажусь.
— Проходите в гостиную. — Энн рукой указала, куда следует идти, а сама направилась к небольшому коридорчику, очевидно соединяющему прихожую с кухней.
Вид гостиной произвел на Алана столь же сильное впечатление, как и прихожая. Усевшись на одно из кресел с изогнутыми подлокотниками и резными деревянными ножками, он с пытливостью познающего мир ребенка окинул взглядом комнату.
Шкафчик-кабинет с обилием ящичков и росписью, чайный столик со столешницей сложной формы и саблевидными ножками на латунных колесиках, комод с лицевой частью выпуклой формы, напольные вазы с живыми цветами, гравюры в белых паспарту. На странном предмете — короткой палке с прикрепленным к ней щитком, отделанным деревянными украшениями, — его взгляд остановился.
В эту минуту в гостиную с подносом в руках вошла Энн.
— Рассмотрели мои богатства? — с простодушной улыбкой спросила она, опуская поднос на столик.
— Рассмотрел, — ответил Алан, не сводя глаз со щитка на палке. — Но никак не могу понять, что это за штуковина.
Энн подкатила столик к той части дивана, рядом с которой в кресле сидел Алан.
— Эта штуковина называется каминным экраном, — пояснила она. — Принадлежал он вместе с комодом и кабинетом еще моей прапрабабушке. У меня камина нет, но экран мне очень дорог и прекрасно смотрится в этой комнате просто как дополнение к интерьеру. Согласны? — Она села на диван.
— Полностью, — ответил Алан.
— Угощайтесь. — Энн составила фарфоровые чашки на блюдцах, сахарницу и вазочку с конфетами на стол, а поднос убрала.
— Спасибо. — Алан сделал глоток благоухавшего земляникой чая. — А для чего используются эти каминные экраны?
— Сейчас ни для чего, — ответила Энн. — А в те времена, когда люди еще не знали ни газа, ни электричества и часто располагались у камина, каминные экраны защищали глаза от яркого света, а лицо — от воздействия высокой температуры. — Она улыбнулась. — Особенно важную роль эти экраны играли для женщин, ведь составной частью косметики в ту пору был воск.
Представив, как расплавленная тушь стекает с ресниц великосветской красавицы, Алан усмехнулся.
— Вы удивительное создание, Энн, — неожиданно для себя произнес он. — Живете очень интересной жизнью. Я общаюсь с вами всего второй день, а уже узнал массу нового.
Энн пожала плечами.
— Это происходит всегда, когда с кем-то знакомишься.
— Не скажите. — Алан произнес эти обычные два слова настолько проникновенно, что в груди у Энн что-то сжалось. Она почувствовала, что краснеет, и, даже не притронувшись к чаю, поднялась с дивана и вышла из-за стола.
Алан тоже встал.
— Может, еще чаю? — спросила она, сознавая, что вскочила слишком рано, и еще больше тушуясь.
— Нет, спасибо.
— Тогда пойдемте в мастерскую.
Пропустив гостя вперед, Энн вскоре обогнала его и направилась к своей мастерской.
Идя следом, Алан, затаив дыхание, разглядывал нежный пушок на ее длинной тонкой шее, собранные в хвост и подпрыгивающие при ходьбе медные пружинки волос, изящную линию плеч.
Почему его с такой непреодолимой силой тянет к этой Энн, он не мог понять. На жизненном пути ему встречались и более красивые женщины, и не менее умные, но их красота и ум не касались его сердца, не будили в душе того фейерверка радостных чувств, которыми хочется подпитываться всю оставшуюся жизнь.
До сих пор Алан не заметил ни единого указания на присутствие в ее доме детей или мужчины. И хоть уверенным он ни в чем быть не мог, с удовлетворением склонялся к мысли, что она живет здесь одна.
Лишь войдя в мастерскую вместе с Аланом, Энн с ужасом вспомнила, что оставила рисунок с изображением Густава Клааса вместе с книгой и набросками на рабочем столе у окна.
На нем Густав был почти готов: восседал со щитом в руке на покрытом броней коне. Любой, кто встречал Алана Атуэлла, посмотрев на рисунок, сразу заявил бы, что лицо у персонажа книги Фраймана такое же, как у него.
Взглянув на стол и увидев, что означенный рисунок лежит поверх остальных, Энн покраснела. Затем резко повернула голову к Алану, смущенно кивнула на стул у противоположной стены, пробормотала «присаживайтесь», подошла к столу и убрала все, что на нем лежало, на верхнюю полку высокой угловой этажерки из светлого дерева.
Растяпа, мысленно обозвала она себя. Все утро помнила, что ни в коем случае не должна оставлять на столе эти рисунки, а в последний момент напрочь обо всем забыла! Этот парень действует на меня как-то по-особенному. Черт знает что такое! Не успела выпутаться из одной истории, как уже попадаю в другую. И когда я стану по-настоящему взрослой, когда наберусь житейской мудрости?
Когда они вошли в мастерскую, Алан сразу почувствовал, что Энн что-то сильно встревожило. Ее покрасневшее лицо, то, как она растерянно пробормотала «присаживайтесь», поспешно прошла к столу и убрала на полку какие-то листы бумаги, — все это лишь подтвердило его догадку.
Впрочем, она очень быстро пришла в себя, как тогда в галерее, когда снова увидела его среди
