экскурсантов. Румянец исчез со щек за считанные секунды, голос вновь зазвучал мелодично и спокойно. Алан не подал виду, что заметил ее волнение, но еще долго гадал, что же было на тех рисунках.
— Предупреждаю, портретист я неважный, — сказала Энн.
— Не верю, — ответил Алан, с восхищением разглядывая развешанные на стенах пейзажи и портреты в рамах разных цветов. — Кстати, мы не договорились о цене. Сколько вы берете за работу?
Энн, конечно, знала, что за заказные картины и рисунки платят деньги, однако, услышав вопрос Алана, испытала неприятное ощущение. Этот человек не доводился ей ни братом, ни мужем, ни даже другом, но ей почему-то и в голову не приходило взять с него деньги за портрет.
— Давайте поговорим об этом позднее, — предложила она. — Я давно не писала портретов и боюсь не справиться с этой работой должным образом.
— А я почему-то уверен, что мне мой портрет непременно понравится, — произнес Алан, останавливаясь у одной из картин на стене.
— В любом случае об оплате побеседуем после, — сказала Энн твердо, пытаясь не выдать голосом, насколько приятны ей его слова. — Вы хотите, чтобы я нарисовала вас карандашом? Или написала портрет маслом?
Алан задумчиво потер подбородок.
— Гмм… даже не знаю. — Он вновь взглянул на пейзаж, у которого стоял, внимательно рассмотрел, как умело и талантливо положены мазки, и кивнул какой-то своей мысли. — Мне бы хотелось, чтобы вы изобразили меня и карандашом, и кистью, но, если нужно выбрать что-то одно, то я предпочту, пожалуй, масло. Кстати, у меня к вам есть одно предложение, — произнес он тем же деловитым тоном, не поворачивая головы. — Давайте перейдем на «ты»?
Энн, вообще не любящая официальных обращений между приятелями, представив, что говорит Алану «ты», почему-то пришла в замешательство.
— Вы против? — спросил Алан, поворачиваясь к ней.
Веских причин для возражений Энн найти не могла, да и не хотела их искать, поэтому согласно кивнула.
— Отлично! — воскликнул Алан обрадованно. — Это Ниагара? — спросил он, кивком указывая на пейзаж.
— Да, — ответила Энн с особенным теплом в голосе. — Я обожаю эти места. Когда училась на последних курсах, постоянно ездила туда на этюды.
— Ты талантливая художница, Энн, — искренне произнес Алан.
Услышав, как он называет ее «ты», Энн почувствовала себя так, будто выпила бокал шампанского и приятно захмелела.
— И потрясающе запечатлела на этом холсте водопад Фаты, — добавил Алан.
— Вы… то есть ты узнал этот водопад? — спросила Энн восторженно. — Ты тоже бывал на Ниагаре?
— Сотню раз! — воскликнул Алан. — Мои родители отправились туда, как только поженились, чтобы прожить вместе долго и счастливо. Рассказывают, будто эту традицию завел брат Наполеона, проведший на Ниагаре свой медовый месяц. Мама с первого взгляда заболела этим водопадом, и впоследствии мы очень часто ездили туда всей семьей.
— У тебя большая семья? — спросила Энн.
— У меня много двоюродных братьев и сестер, а родных нет, — ответил Алан с оттенком тоски в голосе. — Я всегда мечтал, что однажды родители подарят мне братика или сестричку, но так и не дождался. Лишь повзрослев, узнал, что мама не могла иметь больше одного ребенка по состоянию здоровья.
— Сочувствую, — с неподдельной грустью сказала Энн. — Люди, у которых нет родных братьев и сестер, кажутся мне одинокими.
Алан пожал плечами и усмехнулся.
— Не сказал бы, что ощущаю себя одиноким. Родственников у меня хоть отбавляй, есть хорошие друзья, много интересных знакомых. — Он выдержал паузу, вспомнив, с какой завистью смотрел в детстве на тех мальчишек, у которых были сестры и братья, как до одиннадцати лет просил Санта-Клауса подарить ему малыша с соской во рту. — А у тебя есть брат или сестра?
— Брат, — произнесла Энн, и ее милое лицо вдруг просияло улыбкой.
— У меня такое чувство, что вы с ним большие друзья, — предположил Алан. — Угадал?
— Угадал. — Глаза Энн заискрились. — Дэниел на два года меня моложе. Он у нас умница, невероятно смышленый, добрый, щедрый, внимательный. Всегда знает, над чем я в данный момент работаю, какие иллюстрации планирую создать к той или иной книге. — Появившаяся на ее губах улыбка вдруг исчезла. — В его жизни разное случалось, но все худшее, я надеюсь, осталось позади.
О чем она ведет речь, Алан, конечно, не понял, но вопросов тактично задавать не стал.
— Сейчас Дэнни работает в одном гостиничном комплексе, считается правой рукой владельца, — добавила Энн с сестринской гордостью.
— Искренне за тебя рад, — произнес Алан. — Столь теплые отношения между братом и сестрой складываются далеко не у всех.
— Это точно. — Энн кивнула. — Итак, приступим к делу?
— Приступим! — Алан довольно потер руки и внимательно оглядел мастерскую. — Куда я должен сесть?
— Сейчас подумаем.
Энн сузила глаза и обвела Алана внимательным взглядом. Ее лицо сделалось отстраненно- сосредоточенным, рот чуть приоткрылся, брови немного сдвинулись к переносице. По прошествии нескольких секунд черты ее лица неожиданно разгладились, а глаза озарились каким-то внутренним светом. Она решительно приблизилась к окну правой стены, наполовину задернула штору с кистями, придвинула стул и обратилась к Алану:
— Садись сюда.
Алан, с любопытством за ней наблюдавший, — безмолвно повиновался.
Энн отошла на несколько шагов, опять прищурилась и еще раз оценивающе его оглядела.
— Да, вот так. Очень хорошо.
Это воскресенье стало для Энн началом нового этапа в жизни. К портрету Алана она приступила с неожиданным творческим подъемом — таким мощным по силе, каких ей не доводилось испытывать никогда прежде.
Этот подъем, само собой, благотворно сказался и на ее иллюстрациях. В образ Густава она внесла несколько существенных дополнений, после чего средневековый германский воин Фраймана стал еще больше походить на Алана.
Коренным образом изменилось и ее внутреннее мироощущение. Сомнения и неудовлетворенность уступили в нем место светлой радости, которой наполнилась теперь каждая минута ее жизни. Просыпаясь по утрам, Энн думала о предстоящем дне с будоражащим кровь удовольствием и с особым трепетом ждала вечеров. Именно в вечерние часы после работы к ней на сеансы приходил Алан.
Ее отношение к нему тоже изменилось: теперь он стал для нее добрым, чутким другом. Сидя за столом в гостиной и потягивая после очередного сеанса чай, они подолгу беседовали на разнообразные темы, спорили, обменивались мнениями по тому или иному поводу и неизменно приходили к общему выводу.
До знакомства с Аланом Энн была убеждена, что никогда не повстречает человека, который понимал бы ее с полуслова и полувзгляда, ведь все, кто ее знал, постоянно твердили, что она смотрит на жизнь слишком неординарно. Беседы с Аланом постепенно уверили ее в том, что это убеждение ошибочно.
Наверное, мы так хорошо ладим, потому что мало знаем друг друга, рассуждала она, оставаясь одна. Наверняка по прошествии времени и с Аланом у меня возникнет куча разногласий. Хотя когда портрет будет готов, мы перестанем так часто встречаться.
Лишь в подобные минуты ее хорошее настроение портилось. Представляя, что их общение с Аланом скоро может прекратиться, она чувствовала себя настолько мерзко, что была готова расплакаться.
Неужели я влюбилась в него, неужели опять впала в зависимость от мужчины? — спрашивала она
