До берега было метров двести, но сосняк, в котором они расположились, был такой густой, что озера не было видно даже днем. К счастью, из-за туч, обложивших небо, чуть пробивался лунный свет, и, пробираясь между деревьями, Васселей вскоре вышел к озеру, за которым на другом берегу виднелись огоньки деревни. На этом участке фронта пока было тихо, но Васселей знал, что за Тахкониеми, верстах в пятнадцати от деревни, стоят передовые силы красных. Сама деревня находилась на ничейной земле.
Части Красной Армии, в распоряжении которых теперь находился лыжный отряд Антикайнена, продвигались вдоль границы, уходя все дальше на север. Бои шли буквально за каждую деревушку. На северном направлении красные стремились выйти к государственной границе и соединиться с колонной, наступающей с юга. Пока они вели бои на подступах к Коккосалми. Территория, остававшаяся под властью мятежников, напоминала на карте лежащий на боку мешок, выходное отверстие которого все больше затягивается и сужается. В районе Тахкониеми пока было тихо. Красные не торопились, они не хотели выдавливать из мешка содержимое до тех пор, пока мешок не был завязан накрепко.
Командование белых скрывало от своих войск серьезность положения. Таккинен, заехавший сюда и торопливо осмотревший позиции, сказал, что все идет хорошо, лишь не надо верить пустой болтовне и поддаваться панике. Подкрепление из Финляндии будет. И уже начинает поступать. Отдали красным Киймасярви? Ничего страшного. С военной точки зрения село значения не имело, оставили его лишь временно. Наблюдая за Таккиненом, Васселей каким-то чутьем старого солдата понял, что их собираются куда-то перебросить. Куда? Конечно, в Коккосалми. Это тоже было ему ясно. Поэтому Васселей и решился сходить домой.
…Анни вскрикнула и прижалась лицом к груди мужа. Мать засуетилась, забегала. То к сыну метнется, то к иконе. «Чуяла я, что придешь, — причитала она. — Точно кто на ухо шепнул…» Онтиппа стоял рядом и кряхтел от волнения. Маленький Пекка дергал отца за полу тужурки. Когда наконец Васселей со всеми поздоровался, обнялся и взял на руки сына, мать начала распоряжаться:
— Ну-ка, старый, сходи погляди, скоро ли баня будет готова. Невестки, накрывайте на стол. Васселей, на ночь-то останешься?
— Нет, мама, на ночь я не могу остаться. А поедим после бани.
Васселей унес винтовку в горницу. Анни пошла следом и сразу же оказалась в объятиях мужа, да в таких крепких, что даже застонала. Они слышали, как отец вернулся из бани, как он ходил по избе, потом кашлянул и громко сказал: «Васселей, баня истопилась. Пойдем». Анни задержалась в горнице, а когда вышла в избу, то Васселей с отцом успели уже уйти в баню. Маленького Пекку они тоже взяли.
— Из-за моря мужик возвращается, а из земли сырой не поднимается, — с горечью вздохнула Иро.
— Не зря я сон опять видела, будто по воде иду, — говорила счастливая Анни. — Как воду вижу, так он и приходит. Хоть бы каждую ночь по воде брести.
Женщины накрывали на стол, когда с улицы донеслось осторожное поскрипывание лыж. Кто-то подошел к избе и остановился у двери. Анни бросилась кокну, но никого не увидела. Потом опять заскрипел снег. Анни схватила с гвоздя тужурку Васселея, его шапку и унесла в горницу. Маланиэ набросила на голову шаль и вышла на крыльцо.
— А-вой, родненький! — раздался ее голос — Пришел.
— Пришел, мама.
Голос был Рийко.
Войдя в избу, Рийко внимательно осмотрелся. Дома все было по-прежнему. Потом Рийко обнял мать, Иро и поздоровался за руку с Анни.
— Есть белые в деревне? — спросил он.
— Белые? — Маланиэ многозначительно взглянула на растерянно молчащих невесток. — Нет ни белых, ни красных у нас. Дома только свои. Раздевайся и иди в баню. Лотом поужинаем.
— В баню? — обрадовался Рийко. — Отец в бане?
Он поставил винтовку в угол и начал все еще нерешительно раздеваться. Растерянность Анни и Иро показалась ему подозрительной.
— Да, сынок, дома только свои, — сказала мать. — Запомни — только свои…
Собравшись в баню, Рийко хотел захватить с собой и винтовку, но мать отобрала у него.
— Не бери ружья. Я же сказала, нет в деревне ни белых, ни красных. Все свои. И войны нет…
Рийко привык слушаться мать и не стал ей перечить.
— Мама, что же будет… — запричитала Анни, как только Рийко ушел. — Ведь Васселей… Поубивают они друг друга…
— Не вопи! — оборвала ее Маланиэ. — Ты слышала — в доме только свои, ни белых, ни красных теперь нет. А Васселей с Рийко всегда жили в ладу… Иро, ты рыбники-то на стол не подавай. Дадим их Васселею и Рийко. Каждому по рыбнику в дорогу.
— А зачем ты его торопилась в баню спровадить? — все еще тревожилась Анни.
— Чтобы от этого греха избавиться, — ответила Маланиэ и протянула Анни винтовку младшего сына. Потом принесла винтовку Васселея. — Ты знаешь, как пульки из них вынуть?
Анни открыла магазинную коробку. Патронов оказалось шесть: у Рийко четыре, в винтовке Васселея — два.
— Давай их сюда, — сказала Маланиэ. — Я брошу их в печь.
— Нельзя в печь, — испугалась Анни. — Они стрелять будут.
— Выбросим в снег, — предложила Маланиэ. Потом, подумав, вздохнула: — Нет, вернем им. Ведь им свои головы защищать надо. Вот и поделим поровну. Рийко три и Васселею три.
…Сперва Васселей попарил сына на легком пару, потом Онтиппа добавил пару, и Васселей с отцом начали хлестаться на настоящем пару. Васселею приходилось париться не так часто, как отцу, который мог в любой день, коли была охота, натопить баню и напариться вдоволь, поэтому он и хлестался веником с особым удовольствием. Порой даже дух захватывало, и приходилось устраивать передышки. Но каким бы отменным ни был пар, все же от житейских дум и забот он не избавлял.
— Да, отец, вот в такую историю мы влипли, — жаловался Васселей.
— Тебе-то положено было знать, чем все это кончится, и не впутываться. Ведь ты мировую войну прошел.
— Пройти-то прошел, да ума не нажил. Учителей больно много было. Большевики. Меньшевики. Эсеры. Керенский. И каждый свою линию гнул. Послушаешь одного, послушаешь другого, аж голова трещит, а не знаешь, кто прав, а кто нет. А как Олексея нашего…
— А дальше как думаешь жить?
— Как? Когда волк угодит в капкан, он может лапу перегрызть и на трех ногах убежать. А мы… Головы не откусишь, зубами до горла не дотянешься…
— Дядя Рийко! — радостно закричал Пекка и осекся, заметив, что взрослые словно онемели.
К Рийко первому возвратился дар речи.
— И много вас, бандитов, в деревне? — спросил он строгим голосом. — Где другие?
Васселей смотрел на брата с улыбкой, которая появлялась на его лице всякий раз, когда он вспоминал Рийко.
Онтиппа стоял настороженный, готовый броситься разнимать сыновей.
Маленький Пекка недоуменно смотрел то на отца, то на деда, то на дядю Рийко. Он ничего не понимал. Почему у дяди Рийко такой недобрый вид? Почему он не подходит к отцу и не здоровается с ним?
— Не бойся, брат, — сказал наконец Васселей. — Никого в деревне нет. А нас тут три с половиной мужика. Оружие у нас вот… — он показал веник. — Погляди на меня, Рийко. Я же совсем красный, краснее, чем ты. Давай лезь сюда на полок. В нашей бане, на родном пару еще не таким красным станешь.
Места на полке хватало: как и все в доме Онтиппы, баня была большая и просторная.
— Лезь, сынок, лезь! — Отец протянул Рийко веник. — Сейчас мы поглядим, у кого кожа крепче, у белого или у красного. — Он плеснул шайку воды на горячие камни и, тоже забравшись на полок, устроился между сыновьями.
Братья и отец начали молча париться. Но пар показался Онтиппе слабоватым.
— Плеснем еще, — предложил он. — Давайте договоримся: кто из нас больше всех выдержит, того и
