Киймасярвский поп прочистил горло и… у батюшки, оказался такой голосище, что посуда на воронце зазвенела, а лица слушателей, вместо того чтобы принять благочестивое и богобоязненное выражение, скривились от едва сдерживаемого смеха. Батюшка обладал таким басом, что впору было уши затыкать. Таккинен взглянул на задребезжавшее окно. Вид у него был испуганный: уж не подумал ли он, что красные услышат этот громкий бас и поднимут тревогу?
Со стороны озера к дому Ехронена подходили люди. Но их не надо было бояться: это были запоздалые представители из дальних волостей. В избе стало так тесно, что пришлось выпроводить любопытных, чтобы освободить место для делегатов.
Заняв место за столом, Таккинен вглядывался во вновь прибывших, нет ли среди них чужих, нежеланных людей.
— Братья карелы! Мы собрались здесь… Да, если никто не против, я будут вести собрание. В ваших сердцах горит пламя святой борьбы… Настало время взяться за оружие и говорить на языке огня и свинца.
Таккинен говорил рассеянно. Его тревожила мысль о том, что красные наверняка заметили такое большое скопление людей. Если придется принять бой, то на этом острове можно оказаться в ловушке.
— Я предлагаю: пусть представители волостей сделают краткие сообщения о положении на местах и о степени боевой готовности своей деревни…
Первым слово взял Маркке:
— Народ Северной Карелии единодушно решил…
«Ого! Размахнулся Маркке, — подумал Васселей. — Будто он один из Северной Карелии…»
— Ясно! — прервал Таккинен. — Обстановка в Совтуниеми? Степень вашей готовности?
— Мы больше чем готовы. Мы уже овладели деревней. Правда, под натиском превосходящих сил противника вынуждены были временно оставить деревню, но…
— Спасибо, — Таккинен кивнул. — А как в Юмюярви?
Обескураженный Маркке прошел на свое место.
Обстановку в Совтуниеми Таккинен знал и без сообщения Маркке. «Не поторопились ли они там с выступлением? — думал Таккинен. — Но дело сделано». Задумавшийся Таккинен забыл назвать следующего оратора, и к столу без вызова протискался крестьянин в овчинном полушубке. Васселей обомлел. Это был Юрки Лесонен, его старый знакомый. Да в уме ли он? Как он решился прийти сюда? Или, может быть, он переметнулся к белым?
— Я пришел из-за Вуоккиниеми. Меня послал сюда народ, что живет в деревеньках да на хуторах нашей дальней округи… — сказал Юрки.
— Интересно. — Таккинен с любопытством разглядывал этого крестьянского ходока. — Мы оттуда никого не ждали. Прошу вас, говорите.
— Вот что велели люди сказать мне, — неторопливо продолжал Юрки. Он обвел взглядом собравшихся в избе мужиков, словно пытался определить, поддержат ли они его. — Так вот. Велели они так передать, что карелы должны жить, как им хочется.
— Правильно! — поддержал Таккинен. — Карелия — карелам! Ну как там у вас — готовы?
— К чему готовы? — Юрки посмотрел в упор на Таккинена. — Нам больше ничего не надо, лишь бы люди в мире жили. Ведь столько уже было войн, что, больше воевать никому не хочется. Давайте старое поминать не будем, а… Погодите, погодите. Дайте мне сказать. Я насчет новой войны хочу сказать…
— Вы хотите жить под ярмом большевизма? — перебил Таккинен. — Ты кто такой?
— С большевиками мы договоримся по-хорошему, ежели нам…
— Ну, говори. Все выкладывай, — грозно сказал Таккинен. — У нас свобода слова.
— Хорошо, если у вас свобода. Народ велел мне сказать, что ни с большевиками, ни с финнами войны мы не хотим. Пусть финны по-хорошему уйдут. Мы их проводим, как добрых гостей, как положено, на границе руку пожмем на прощание, разойдемся как соседи. А как финны уйдут — и мир будет. Подумайте, люди добрые, как это было бы хорошо. Ведь жизнь бы сразу наладили…
— Ясно, — сказал Таккинен. — Речь комиссара мы выслушали.
— Никакой я не комиссар и не царь. Я сказал то, что мужики наказывали мне сказать.
По знаку Таккинена Борисов взял Юрки за руку и повел к выходу. Васселей встал перед ним и громко сказал:
— Я уведу его.
— Ты? — Таккинен удивился. — Поринен, веди собрание…
И он вышел с Васселеем в сени. Юрки оставили в избе.
— Ты понимаешь, куда его надо вести? — спросил Таккинен.
— Да, господин главнокомандующий.
— У тебя что с ним, свои счеты?
— Да, господин главнокомандующий.
— Но ведь выстрелы могут вызвать тревогу.
— Я отведу его подальше.
— Ладно, веди.
То ли Юрки слышал разговор Васселея и Таккинена, то ли догадался, о чем они говорили, но он побледнел. Чтобы у Юрки не осталось никаких сомнений в отношении своей участи, Васселей сунул ему в руки лопату и ткнул револьвером в спину.
— Каким же я буду по счету из людей, которых ты расстрелял? — спросил Юрки, когда они вышли на дорогу в лесу. Он понимал, что от такого матерого бандита, как Васселей, ему не убежать и пощады тоже просить бесполезно. Юрки решал умереть как мужчина. Конечно, отправляясь на собрание, он должен был знать, какая судьба ему уготована, но наказ односельчан надо было выполнить, и он выполнил его.
— Иди, иди… — Васселей угрюмо шагал следом.
Они вошли в лес, миновали передовой дозор.
Наконец Васселей велел остановиться и сел на пень. Юрки начал копать могилу. Ему хотелось кое-что сказать перед смертью Васселею. Он не собирался взывать к совести Васселея: такого бандита словами не проймешь. Просто хотел сказать то, что лежало на душе.
— Я умру, но из-за меня никому не будет стыдно, — говорил Юрки. — Если кто и вспомнит, так только добрым словом. Я знал, на что иду. На верную гибель я шел, но наказ людей надо было: выполнить. А ты… Из-за тебя всему Тахкониеми стыд и позор…
— Копай да помалкивай!
— Копаю, я копаю. Хотелось бы мне лежать на своем кладбище. Да ладно… все равно земля-то одна, своя, карельская. А ты подохнешь как собака.
— Копай, копай.
— Мне торопиться некуда. Дай уж сказать… Отец твой людям в глаза не может смотреть из-за тебя, бандита. Трех сыновей твоя мать родила. Двое людьми стали, а третий бандитом. И сыну твоему тоже… На весь век позор: сын бандита…
— Хватит! Брось лопату!
Не успел Юрки бросить лопату и выпрямиться, как хлопнул выстрел. Пуля просвистела над его головой. Юрки вылез из ямы и начал медленно расстегивать полушубок на широкой груди.
— Что? Рука дрожит? Попасть не можешь? — спросил он спокойно. — Неужто и у бандита рука может дрогнуть?
Грохнул второй выстрел. Снова — мимо.
— Подойди поближе, сволочь… — Юрки распахнул полушубок. Приготовившись умереть достойно, он не заметил горькой усмешки на лице Васселея.
— Перкеле! — прошипел Васселей. — Убирайся к черту, не то застрелю в самом деле! Не видишь, что ли?
Лишь теперь Юрки увидел, что дуло револьвера направлено на низкие серые тучи, медленно плывущие над лесом.
— Так ты… серьезно? — выдавил Юрки.
— Слушай, Юрки! Если хочешь жить, беги. Да так, будто за тобой три беса гонятся. И забудь о том, как живым остался. Если проболтаешься — я тебя хоть из-под земли достану и уж тогда в белый свет пулять
