обеспечены, что работают с отдачей всех сил на победу над злейшим врагом человечества — фашизмом, и чтобы о них не беспокоились и скорее с победой возвращались домой. В письмах с фронта сообщалось самое главное жив, здоров, бью фашистов. Это была святая и праведная ложь…
Получила я письма и от Виктора с Северо-Западного фронта. Виктор писал, что летает на «маленьких» (так мы звали в войну истребители), что на его счету девять сбитых фашистских самолетов, что он награжден орденом Красного Знамени и двумя — Красной Звезды. «Когда встретимся, Аня ? — спрашивал Виктор, и сам же отвечал: — После Победы»…
Желторотик
Зимняя компания сорок второго года развеяла миф о непобедимости гитлеровских вояк. Но не все удалось тогда. Враг еще был очень силен и наши главные планы сбылись позже. Но непреходящая ценность первых успехов в том, что они воодушевляли бойцов, вселяли в нас дух веры в победу. Этот дух характерен был в те дни и для воинов нашего Южного фронта. Совместно с войсками Юго-Западного они прорвали оборону противника на участке Балаклея и образовали барвенковский выступ. Каждый солдат фронта переживал и за успех лихого рейда по тылам немцев двух кавалерийских корпусов Пархоменко и Гречко. В зимнюю стужу, в гололед они своими смелыми неожиданными налетами наводили панику в стане гитлеровцев. В штаб фронта летело по радио одно ободряющее донесение за другим. Но вдруг эфир замолчал. Командующему требовалось точно знать, в каком направлении могли продвинуться корпуса после того, как от них поступило последнее радиосообщение. Командование понимало, что измотанные жаркими схватками, бессонными ночами конники нуждаются в отдыхе. Их нужно вернуть, но как это сделать, если эфир молчит?
— Пошлем У-2, — предложил начальник связи Южного фронта, генерал Королев.
— У-2? — переспросил командующий, — и невольно глянул в окно: за мутноватыми стеклами бесновалась круговерть. А кто сумеет выполнить задание в такую погоду?
— Летчики эскадрильи связи…
В один из февральских дней, когда метелица намела сугробы снега на улицах хутора Филиппенко, меня вызвали в штаб эскадрильи. Там рассказали об обстановке на нашем участке фронта, дали задание лететь в район Барвенково, где предстояло разыскать кавалерийские корпуса Пархомеко и Гречко и передать пакет с грифом «Совершенно секретно». До Барвенково со мной должен был лететь начальник связи Южного фронта, а дальше — действовать самостоятельно.
… Злой ветер трепал машину. Мотор трясся как в лихорадке. Вой метели порой заглушал его. И все бы это ничего. Но вот как пробиться через сплошную снежную завесу? Она бесконечна. Она поглотила маленький самолет и цепко держит в своих объятиях. Снег залепляет очки, сильно бьет в лицо. Видимости практически нет. Тут уже надежда на интуицию и на опыт. Но бывают моменты, когда и эти надежные друзья летчика бессильны. Такой момент переживала и я в тот день.
Но вот, наконец, и Барвенково. Я высадила генерала недалеко от железнодорожной станции и полетела дальше. Генерал, вылезая из кабины, наклонился ко мне, посмотрел печальными глазами и поцеловал мою голову в шлеме…
Снег все густел, буран усиливался. В кабине самолета я чувствовала себя, как в гондоле качелей. Все это, вместе взятое, привело к тому, что ориентироваться в полете стало невозможно. Что делать? Возвращаться? Нет, я не имела права на такое решение: приказано лететь и во что бы то ни стало найти кавалеристов… Найти — значит спасти многие тысячи жизней… И я, заметив где-либо лишь намек на жилье, сажала свой У-2, чтобы узнать, наши там или враги. Каждый раз приходилось совершать посадку в условиях крайней непогоды. Летчики знают, что это такое. Трижды я приземлялась и трижды взлетала наперекор ветрам и снегопаду. Летела очень низко, разглядывая каждую балочку, каждый овраг. В одном из хуторов заметила танки, но не успела рассмотреть, чьи же они, как по мне открыли стрельбу. Однако обошлось — спасла метель. И чем бы кончился этот мой полет, неизвестно — не заметь я в одной из балок лошадей. «Это свои», — мелькнула догадка. Пошла на посадку. Только села — подбежали два бойца в кавалерийской форме. Значит не ошиблась.
— Какой корпус? — спросила их.
— Первый, Пархоменко.
— Я из штаба фронта. Кто здесь из командиров?
— Начальник разведки.
Навстречу мне уже шел командир в маскировочном халате. Он назвался начальником разведки 1-го кавалерийского корпуса генерала Пархоменко и тут же рассказал мне сложившуюся обстановку, а я еле заметными штрихами отметила на своей полетной карте месторасположение частей 1-го и 5-го корпусов.
— Молодец ты, пилот! Ишь в какой день разыскал.
— Давай пакет, я передам комкору.
— Нет. Я должна лично вручить.
— Почему должна? — разведчик после небольшой паузы рассмеялся громко и раскатисто. — Я принял тебя за летчика, а ты летчица. Может проводить?..
— Нет. Я сама.
— Ну, повнимательнее, — предупредил он. — Придется ползти метров сто. Вон — до того сарая. В обход по оврагу далеко, да и небезопасно: на немцев можно напороться…
Наконец, пакет передан в руки смертельно уставшему генералу. Он глянул на приказ и крепко выругался, не подозревая, что перед ним в летном комбинезоне, унтах и шлеме женщина. Где-то совсем рядом разорвался снаряд, за ним другой. Сотрясая землю, разрывы подняли столбы снежной пыли. Над головами со свистом полетели осколки, а генерал продолжал стоять в глубоком раздумье. Затем, обращаясь ко мне, решительно сказал:
— Давай так. Махни к Гречко, в пятый корпус, отвези ему мое письмо и лети в штаб фронта — привези нам рацию. Повоюем еще маленько здесь…
— Не успеваю засветло, товарищ генерал, а самолет для ночных полетов не приспособлен.
Тут последовала очередная ругань в адрес тыловиков, которые отстали от корпуса: людям и коням есть нечего. А еще рация не работает, а вчера послал в Барвенково подводу — и она пропала…
Генерал в отчаянии махнул рукой и вдруг спросил:
— А ты что простудился что ли, голос-то у тебя какой-то слабый?
— Да нет — ответила я, взяла конверт из его рук и спросила: — А что передать в штаб фронта?
— Що передаты? — не разжимая зубов, проговорил генерал. Насмехаешься, желторотик? Бачь, який огонь накликал своим «кукурузником»! Останешься туточки з намы…
— Но вы приказали передать письмо в пятый корпус. Разрешите выполнить приказание?
— Улетай!..
Отыскать 5-й корпус Гречко не составляло труда, так как мне уже было известно его расположение от начальника разведки 1-го корпуса. Посадила я самолет почти посреди хутора, передала конверт и тут же улетела. На аэродром вернулась ночью.
… Кружу, знаю, что точно прилетела, но садиться остерегаюсь — как бы самолет не поломать. А темень на земле непроглядная. Хоть бы кто догадался спичку зажечь или закурить. Наконец, увидела огонек и пошла на посадку. Приземлилась благополучно, а тут и механик подоспел — помог мне самолетную стоянку разыскать. Дронов, как всегда, ждал меня, не уходил с аэродрома. Это он, едва заслышав рокот мотора, поспешил на поле с паяльной лампой. Ее-то огонек я и увидела с воздуха.
Промерзшая до костей, смертельно уставшая, я тенью вошла на КП, чтобы доложить командиру эскадрильи о выполненном задании. Он молча выслушал меня, молча подошел к телефонисту, приказал соединить его со штабом фронта.
— Разрешите идти спать?
