промолчал. Что ж, он – большое начальство, несущее на своих плечах груз большой ответственности. Ему по статусу положено взвешивать каждое слово.
Утро пятого дня нашего пребывания в районе.
Холодный ветер поутих и сменил направление, море успокоилось. Однако в здешних широтах мнимая благодать способна обернуться адом в считаные часы. Тем более кратковременное потепление атмосферы на воду влияния не оказывает – температура моря остается на прежнем убийственно-холодном уровне.
Мои ребята готовятся к погружению с целью обследования затонувшего судна. Весть о найденном «Антонове» моментально распространилась по большому противолодочному кораблю – вдоль левого борта стоят свободные от вахты офицеры, мичманы, старшины, матросы и молча наблюдают за нашими приготовлениями.
Порядок обычный: основная подготовка пловцов происходит на юте под вертолетной площадкой, где они переодеваются, цепляют снаряжение и проходят первичный контроль. Затем, спустившись на борт большой надувной шлюпки, попадают во власть командира спуска. Нынче этим властным лицом назначен Устюжанин. Он же будет поддерживать с нами связь, а потом сменит на глубине в качестве старшего второй смены.
Моих фрегатовцев на БПК двенадцать человек, а работа предстоит чертовски тяжелая. И в физическом и в моральном смысле. Подводя черту под вчерашним ночным совещанием, генерал-лейтенант попросил нас (именно попросил!) после осмотра судна и сбора информации о причинах его затопления заняться подъемом тел погибших моряков и научных сотрудников.
– Поймите, ребята, кроме вас, это сделать некому, – сказал он проникновенным голосом. – У него в штате есть водолазная команда, – кивнул он на понурого Скрябина, – но в этой команде два мичмана и несколько зеленых мальчишек. Да и снаряжение со времен сражения под Цусимой.
Мы понимали это и не возражали. Надо так надо. Другого выхода на самом деле нет.
* * *
Я разделил своих пловцов на две смены по шесть человек. Четверым предстоит работать в непосредственной близости к «Академику Антонову», двое будут дежурить на промежуточной глубине в тридцать метров.
Тереблю Боссу на прощание ухо и во главе первой смены спускаюсь в надувную моторную лодку, где Устюжанин производит последнюю проверку нашей готовности.
Все в норме, все привычно. Снаряжение подогнано, в ребризерах свежие комплекты баллонов и регенеративных патронов, оружие проверено, аккумуляторные батареи для обогрева подзаряжены; у каждого в экипировке по ножу, по дополнительному магазину, по фонарю и по одному сигнальному патрону.
Георгий возвращается на корабль и занимает место у станции связи, а лодка под управлением сорокалетнего мичмана отходит от высокого борта.
Это наша идея – начать погружение непосредственно над затонувшим судном, а не опускаться к нему по диагонали, нещадно расходуя драгоценную дыхательную смесь и время работы регенеративного патрона. Лодка останавливается в одном кабельтовом от «Аквариуса», и мы на виду у рыбаков почти одновременно опрокидываемся в воду.
– «Барракуда», «Скат», я – «Ротонда». Доложите обстановку, – просит Георгий.
– «Барракуда» на «площадке». Все в норме, – отвечает Борис, оставшийся на промежуточной глубине.
– «Ротонда», я – «Скат». Порядок. Продолжаем погружение.
По достижении пятидесяти метров моя четверка включает фонари в надежде скоро увидеть судно.
А вот и оно. Как и несколько часов назад лучи скользят по светлому борту с россыпью маленьких круглых иллюминаторов и с темным росчерком ватерлинии. В знак уважения на секунду останавливаемся у названия, сложенного из приваренных к борту и выкрашенных в золотистый цвет букв…
– «Ротонда», я – «Скат». Глубина семьдесят, визуальный контакт с объектом установлен. Приступаем к осмотру.
– Понял, работайте.
Распределяю обязанности. Надстройку мне удалось осмотреть ночью, поэтому мы с Фурцевым займемся исследованием дна. А паре опытных пловцов надлежит внимательно изучить судно.
Медленно «планируем» над дном, освещая фонарными лучами многочисленный мусор. Именно мусор: обломки трубопроводов, обшивки корпуса, переборок, куски стекла. Здесь же попадаются сорванные с мощных петель дверцы и люки, предметы быта, обувь, утварь из камбуза и жилых кают.
Постоянно присматриваю за Фурцевым. Он на приличной глубине – не частый гость, опыта маловато. А при таких низких температурах вообще никогда не работал. Однако парень держится молодцом: двигается равномерно и все делает правильно. Решаю отпустить его на десять минут для самостоятельного осмотра дна. Расходимся.
У меня практически не остается сомнений: «Академик Антонов» обстрелян из серьезного оружия. То есть заряды, пробивая относительно слабую обшивку, рвались внутри. В результате в судовых помещениях создавалось мощное избыточное давление, убивающее и калечащее людей, ломающее переборки и вырывающее «с мясом» двери.
«Стоп! – говорю я себе. – Если подозрения падают на «Аквариус», то почему мы не нашли такого оружия на его борту? Судя по характеру повреждений, это должно быть артиллерийское орудие среднего калибра. Миллиметров от пятидесяти до ста. Но ничего подобного на траулере не было. Там вообще не было того, что могло бы стрелять…»
Внезапно мой взгляд, словно желая помочь в разгадке нелегкой задачи, натыкается на вытянутый металлический предмет. Его очертания и камуфлированная черно-зеленая раскраска сразу наталкивают на мысль о принадлежности штуковины к чему-то армейскому.
Осторожно приближаюсь, подсвечиваю и внимательно изучаю находку со всех сторон, прежде чем прикоснуться и вызволить ее из илистого плена. Этой осторожности нашего ластоногого брата обучают сызмальства, с первых самостоятельных гребков.
Длинная штуковина похожа на импортный гранатомет. Я не видел подобной модификации и понятия не имею, одноразовый он или приспособлен для перезарядки. Но кое-что могу сказать точно: во-первых, в данный момент гранатомет пуст – заряд в нем отсутствует; а, во-вторых, покрытая блестящей краской труба лежит на дне не дольше нашего «Академика Антонова».
Подхватываю трофей и плыву дальше.
* * *
– «Скат», я – «Ротонда», – напоминает о себе Григорий. – Как дела?
– Тишина и порядок.
– За временем следите?
– Так точно. Скоро заканчиваем…
Срок пребывания на глубине моей смены подходит к концу.
Я осмотрел приличную площадь дна с одной стороны судна. Везде много похожего мусора, не представляющего для нас большого интереса. Те же куски металла, стекла или тросов-растяжек, те же элементы металлических конструкций или погнутые трубы… А вот обычная с виду металлическая бочка, коих на суше и на дне океанском больше, чем звезд на небе, меня привлекла. Точнее, не сама бочка, а пулевые отверстия в черных блестящих боках в количестве шести штук.
Покончив с осмотром бочки, я двинулся вдоль шлюпочной палубы и неожиданно наткнулся на тело молодой женщины, прижатой к грунту изогнутой поворотной шлюпбалкой. Температура у дна близка к нулю, и несколько дней пребывания в пучине почти не сказались на человеческом теле: матово-бледное лицо, широко открытые глаза, темное пятнышко родинки над верхней линией красивых губ, призывно вытянутые руки. И застывшая без движения, объемная копна роскошных русых волос.
Выдернув из-под куска брезента пятый по счету гранатомет, зову Фурцева – одному мне таскать эти штуки становится неудобно.
Игорь появляется сбоку, волоча за собой здоровую сетку.
Плыву навстречу.
