лица сосредоточенны. «Ясно, – отмечаю про себя, – отправляются на траулер. Давно пора арестовать и допросить этих уродцев – псевдорыбаков…»
Боссу я приказываю оставаться на юте, а сам спешу по запутанным корабельным коридорам. На последнем перед врачебной епархией повороте носом к носу сталкиваюсь с Анной Воронец. После секундного замешательства молча расходимся.
Возможно, мне показалось, но взгляд ее как будто потеплел. Неужто лед тронулся? В другое время стоило бы воспользоваться переменой ветра в ее настроении: остановиться, заговорить и в конце концов помириться… Но не сейчас. Сейчас все мысли заняты моими парнями, пострадавшими в стычке с чужими.
Вот я и на месте – впереди дверца с надписью «Медицинский блок». Постучав для приличия, открываю дверь, переступаю порог.
Врач моет руки возле умывальника.
– Привет, док. Как мои орлы?
Тот стряхивает воду, сдергивает с крючка полотенце и тщательно вытирает ладони.
– Один – более или менее, – приоткрывает он дверь, ведущую из так называемого «приемного покоя» в одну из двух небольших палат.
Заглядываю внутрь. Две привинченные к полу кровати. Одна аккуратно застелена, на другой лежит забинтованный Хватов; к руке тянутся трубки системы, к присоскам на груди – провода от контролирующих сердечно-сосудистую систему приборов.
– А что с другим? С Белецким?..
Доктор отводит взгляд, вздыхает.
– Что с Белецким?!
– Умер, – раздается тихий голос.
Он немного приоткрывает вторую дверь. Сквозь образовавшуюся щель я вижу край кровати с помещенным в черный целлофановый пакет телом. Телом своего друга Бориса…
– Белецкий умер сразу. На глубине… – словно оправдываясь, говорит военный врач. – Шесть пулевых ранений; два из них – несовместимы с жизнью.
* * *
Как выходил из медблока, как поднимался на верхнюю палубу – не помню. Известие о смерти Бориса не просто потрясло, а шибануло обухом по затылку.
Остановился по левому борту у лееров, жадно глотнул влажного воздуха. И поймал за рукав робы пробегавшего мимо матросика.
– Дай закурить.
– Я не курю, тыщ.
– Найди.
– Щас. Минутку… – обещает он и испаряется за дверью надстройки.
Ничего не видящий взгляд бездумно скользит по линии горизонта; пальцы сжаты в кулаки, которыми так и хочется проломить какую-нибудь стенку…
– Тыщ, угощайтесь, – появляется матрос и протягивает сигарету.
Щелчок зажигалки вкупе с первой затяжкой возвращают из забытья.
– Спасибо, братец, – выдыхаю я дым. – Ты кем будешь?
– Акустик я, тыщ.
– Лодку не слышно?
– Ничего не слышно из-за этой посудины, – кивает он на траулер.
– Значит, эта сволочь по-прежнему шумит машиной, генератором, помпой и мешает слушать?
– Так точно. И еще постреливают.
– Как постреливают? В кого?
– Не знаю. Наблюдатель с крыла рубки только что сказал. Вроде кто-то ходит по палубе и стреляет…
Бросаю окурок за борт и взлетаю по трапу в рубку. Подбежав к помощнику командира корабля, выхватываю у него бинокль, подстраиваю резкость…
«Аквариус» как на ладони, но на палубе никого.
– В своих палит, представляешь?! – басит помощник.
– Да кто палит-то?!
– Капитан ихний! В форменной фуражке который…
– Ага, вижу, – замечаю человека в черном свитере и фуражке.
Капитан появляется из-за надстройки, проходит на бак. В это время, вероятно спасаясь от выстрелов, кто-то из членов команды траулера прыгает в воду. Подойдя к борту, капитан хладнокровно расстреливает его из автоматической винтовки. Потом меняет магазин и деловитой походкой направляется к корме…
Возвращаю бинокль хозяину.
– Вот сука!..
– И я говорю: недоумок! Как бы он в наших стрелять потом не начал, – возмущается помощник. – Катер со шлюпкой на полпути – в двух кабельтовых…
Не начнет. Не успеет. Ибо в моей голове уже созрел план. Плевать, что он замешен на кипящей внутри злости и ненависти. Я должен это сделать. Я должен отомстить за смерть Борьки!
* * *
Орудийная башня «АК-130». Округлая форма, огромный размер и два ствола калибром по сто тридцать миллиметров. Подбегаю к левому боку, распахиваю овальную дверцу и ныряю внутрь.
– Расчет к стрельбе готов?
Матросы-артиллеристы в танковых шлемофонах (чтоб не оглохнуть внутри башни во время стрельбы) переглядываются.
– Чего молчите? – подавляю напором. – Или не видите, что капитан траулера обстреливает командирский катер?! А ну живо наводи!
Двое из расчета припадают к окулярам, башня подворачивает вокруг собственной оси, стволы орудий рыщут вверх-вниз…
– Точно. Какой-то урод в черном свитере стреляет из автоматической винтовки, – говорит командир расчета, поглаживая большим пальцем правой ладони черную кнопку, нажать которую не решается.
Зато решаюсь я. Шагнув к нему, обхватываю узкую мальчишескую ладонь и жму…
– Что вы делаете?! Приказа же не было!.. – верещит матросик и пытается вырваться.
Ему, конечно, со мной не совладать, и башня содрогается от грохота. Через три секунды у меня капитально закладывает уши.
– Дай-ка гляну, – я отодвигаю наводчика от мощной оптики.
Горящий траулер кренится и дает опасный дифферент на корму.
Направляюсь к выходу. Приоткрыв дверцу, останавливаюсь.
– Вам известно, что врать нехорошо?
– Известно, – бурчат матросики.
– Вот и ладненько. Раз вы такие честные – расскажете своему начальству всю правду: в башню ворвался капитан второго ранга Черенков, вышвырнул вас с рабочих мест, осуществил наводку и расстрелял цель. Ясно?
– Так точно.
Реакция флотского начальства мне по барабану. Единственный человек, с кем сейчас по-настоящему не хочется встречаться, – это шеф. Настроение и без того отвратительное, а он обязательно дольет маслица на раскаленную сковородку: начнет воспитывать, грозить арестом, ссылкой на Каспий или снятием с должности…
С генералом мы сталкиваемся на полпути к юту. Он в сопровождении Черноусова стремительной походкой идет навстречу. Завидев меня, останавливается, разводит ладони в сторону, захлебывается воздухом и…
– Товарищ генерал-лейтенант! – вырастает из ниоткуда вахтенный офицер. – Разрешите обратиться
