телом. У него были безумные глаза. Никогда раньше я не видела таких глаз. Они принадлежали сумасшедшему дому. Но он сказал мне правду — он держал Викторию, без сознания, но живую, в длинной и сильной левой руке, а в правой у него был нож.
В моменты невообразимого ужаса на людей иногда находит странное спокойствие, и ужасная сцена как будто отделяется от чувства ужаса. Другая сторона ощущений. Я сказала спокойно:
— Когда мы поженимся, я буду наслаждаться тем, что мне не придется следить за этим проклятым ребенком. Отведи ее обратно в парк и оставь там. Кто-нибудь найдет ее под деревом и отведет к родителям. Потом мы с тобой будем счастливы вдвоем, только мы одни. Мне так приятно, что я тебе понравилась, и ты решил взять меня в жены. Это так лестно.
— Я люблю тебя, — сказал он, — моя красавица.
Он склонился надо мной и поцеловал. Прикосновение его губ вызвало у меня отвращение. Я почувствовала, что меня тошнит, но я заставила себя улыбнуться.
— Ты тоже полюбишь меня, — заверил он. — Мы будем счастливы. Теперь я отведу этого «проклятого ребенка» в парк — она была только средством добывания денег… и тебя. Мне она не нужна. Я скоро вернусь, потом мы займемся любовью и будем думать, как потратить наши деньги.
Он завернул Викки в плащ, чтобы спрятать ее рыжие волосы, и, шатаясь, вышел с ней наружу — маленький скрытный карлик с сильными руками, несший большой черный сверток, в котором могло находиться все что угодно.
Он закрыла за собой дверь на ключ. Было слышно, как он поднимается по ступенькам на улицу — слишком гулкие шаги для столь коротеньких ножек. Я осталась одна. Я попыталась распутать веревки, стягивавшие меня. Безнадежно. Тугие узлы были затянуты сильными руками. Кричать было бесполезно — в этом районе люди все время кричали и вопили.
Мне ничего не оставалось делать, как ждать и думать. Я стала вспоминать наш разговор. Была ли я достаточно хитрой?
Действительно ли он оставит Викторию в парке в безопасности? Я не видела препятствий к этому. Он ничего не выиграет, если зарежет ее. Он должен знать, что, если Блейкморы получат своего ребенка обратно, они вряд ли будут доискиваться, кто его похитил.
Респектабельные господа не любят суматохи и скандалов, и исчезнувшая няня ничего не значит; когда я не вернусь, мадам, наверное, скажет, что была права в своих подозрениях, относительно моего участия в заговоре. В самом деле, по иронии судьбы, я сейчас оказалась именно в таком положении. Деньги предназначались для меня! «Мы займемся любовью и будем думать, как потратить наши деньги». Мы с ним… займемся любовью! Меня чуть было не вырвало при мысли об этом.
Нет, только не это! «Не поддавайся, — твердила я себе. — Подумай.» При всей его силе он был низкорослым. Когда он начнет ласкать меня, то наверняка отложит в сторону нож, и я точно пересилю его, как если бы он был маленьким неуклюжим мальчиком. Поскольку я тоже была сильной и крепкой. Меня такой сделали детство, проведенное на ферме, и работа служанкой.
Я также знала, как применить мои кулаки. В прежние времена давала отпор не одному деревенскому парню. Я буду драться, поскольку никто в мире не сможет помочь мне. Такова судьба бедняков. Если ты сам себе не поможешь, с тобой покончено. В любом случае Викки жива и, как я надеялась, была в безопасности.
Шаги. Поворот ключа в замке. Открывающаяся дверь. Он вернулся. Запер за собой дверь и сунул ключ в карман.
— Привет, любовь моя, — сказала я. — Ты оставил ее в парке?
— Да, мой ангел. Под деревом. Я развернул ее, как сверток, когда никого не было поблизости. — Он бросил на пол пустой плащ. — Знаешь, я все равно не убил бы ее. Я никого еще не убивал. Но когда ты так мал, как я, поневоле нужно оружие, чтобы пугать людей, или они будут глазеть на тебя и издеваться, а то и убьют. Теперь… подарок для тебя. — Он вытащил из-под половицы пачку банкнот и положил ее мне на колени. — Наши деньги. На них можно купить все красивые вещи, какие ты только захочешь, — одежду, драгоценности… Я сделаю из тебя благородную леди. Кончилось рабство для моего ангела. О, как я мечтал об этом моменте. Моя мечта сбылась! — В его глазах блеснуло дикое наслаждение.
— В этом мире, — продолжил он, — если только ты не решишь, что тебе нужно, и сам не поможешь себе, никто для тебя ничего не сделает.
Это так странно совпадало с моими собственными недавними мыслями, что в какой-то момент я даже почувствовала симпатию к нему.
Он был скрытным, но это не его вина. Какая, должно быть, у него горькая жизнь при таком облике, когда все над ним смеются и его отвергают! Немудрено, что он потерял рассудок. И тем не менее он был умным и откровенным, был сумасшедшим, но не дураком, но мысль о том, как он коснется меня…
Хватит. Притворись. Веди себя так, как никогда раньше не вела. Будучи служанкой, я научилась выражать почтение людям, которых презирала. Теперь надо было изобразить любовь к человеку, который тебе противен.
— Пожалуйста, развяжи меня, — мягко сказала я. — Я хочу обнять и поцеловать тебя.
Его глаза наполнились слезами. Он подошел ко мне и развязал узлы, распутал веревку и освободил меня.
— У меня затекло тело, — сказала я. — Дай я немного похожу.
Он смотрел, как я хожу по комнате. Я действительно разминалась, чтобы быть готовой к драке.
— Теперь обними и поцелуй меня, — сказал он. — Еще ни одна женщина не обнимала меня, и ты единственная, которую я когда-либо целовал. Я так люблю тебя.
— Сначала убери свой нож, милый.
Я подождала, пока он не положит его, намереваясь подойти якобы для того, чтобы обнять карлика, а потом вывернуться и схватить нож. Но он, образно говоря, «убрал ветер из моих парусов».
— Смотри, как я доверяю тебе, мой ангел, — сказал он и отдал мне нож. — Теперь у тебя есть все. Все, что угодно, — покорно произнес он. — Мои деньги и моя жизнь.
Самым необычным в этот момент было то, что я чувствовала больший страх, чем когда бы то ни было. Когда находишься в страшной опасности, ты настолько поглощен мыслями о том, что будешь делать в следующий момент, что у тебя просто нет времени, чтобы испугаться. Но теперь, когда у меня было смертельное оружие, когда я могла, если бы захотела, вонзить его в это маленькое уродливое тело, я была не в состоянии сдвинуться с места. Кроме того, меня стало трясти от страха. Я не создана для того, чтобы причинять кому бы то ни было боль. Боль мне причиняли другие. А это жалкое создание — как можно было избавиться от него, не причинив ему вреда?
Говорят, что тот, кто колеблется, проигрывает. И это правда.
Пока я стояла в нерешительности, как дура, мое представление провалилось. Я забыла, что надо было продолжать изображать любовь.
А он был сообразительным. Он увидел и все понял. И тут карлик взвизгнул от гнева:
— Ты обманула меня! Ты лжешь! Ты не держишь своих обещаний! Ты лжива, жестока и полна ненависти, как все остальные! Верни мне нож!
Он бросился на меня в жуткой злобе. Сумасшедший карлик, хоть и был маленьким, но тяжелым и сильным. Я потеряла равновесие, и мы оба упали на пол. Он был сверху и схватил мою правую руку за запястье так, что его рука, а не моя, контролировала направление лезвия ножа. Я могла выронить его, но продолжала держаться за рукоятку. Сделав резкое усилие, чтобы стряхнуть его, я с такой силой рванулась вверх, что мы перевернулись. Теперь я оказалась над ним.
Это движение заставило его выпустить мое запястье. Я уже не задумывалась о том, каким будет мое следующее действие. Высоко подняв правую руку, я быстро всадила нож ему в грудь. Я давила, пока лезвие не вошло по рукоятку, потом я выпустила нож.
Карлик издал булькающий звук, дернулся и потом затих. Кровь струилась из раны и из уголков рта. Он смотрел на меня, и его глаза больше не выглядели безумными — скорее, испуганными и детскими. Я стала искать в его кармане ключ к двери. Кровь залила мне руки и платье. Вытащив ключ, я еще раз посмотрела в эти глаза, потом открыла дверь и выбежала по ступенькам на улицу.
Люди оборачивались и смотрели мне вслед. Некоторые кричали:
— Посмотрите на кровь! — Поднялся визг: — Убийца! Убийца!
