Парни вопросительно оборачиваются.
— Страховой резерв! — Марат непререкаем. — Вдруг Илюша стукнет кого мотоциклом. Или Сема — кулаком. Худший вариант при нашей подготовке почти исключен. Но человек разумный ни от чего не зарекается. Должен быть общий фонд на адвоката, передачи и прочее.
Настроение компании от такой речи омрачается, но веский и спокойный тон Марата убеждает.
— Надеюсь, верите, что у меня как в сберкассе? — добавляет он.
В это все верят, и Сеня проворно раскладывает пять кучек прямо на ковре. Остальные следят алчными взорами. Сема с Ильей, не утерпев, сползают с кресел поближе, шевелят губами, беззвучно считая. Марат демонстрирует железное хладнокровие, покуривает, листает журнал. Наконец там, на ковре, дружно переводят дух. Марат подталкивает к ним ногой небольшой чемоданчик.
— Это будет сейф. — Он упивается моментом. — Довольны? А месяц назад — смешно вспомнить! — два Семена мечтали обобрать какую-то старушку!
— Было дело…
Сеня сгребает одну из куч в чемодан, а другую несет Марату. Тот мизинцем небрежно выдвигает ящик стола.
— Сгружай сюда.
Парни начинают собирать деньги в пачки и возбужденно распихивать по карманам.
— Э, други, — останавливает Марат, — вы будете недопустимо шуршать!
— А как же нести?
— Предусмотрено.
Хозяин снимает со шкафа три спортивные сумки, и добычу «затаривают».
— А теперь остыньте! — командует он. — И глаза притушите!
— Надо разрядиться, Марат!
— Обмыть! — поддерживает Илью Сема.
— Ко мне — в Малаховку! — зовет Илья. — Покувыркаемся на свободе. На лужайке детский визг и тэ пэ.
— Хорошо, собираемся к семи. — Марат провожает гостей.
— Ты пока дома? — украдкой спрашивает Илья.
— А что?
Тот прижимает палец к губам и догоняет двух Семенов.
Марат торопится к письменному столу, выдвигает ящик и уже не прячет ликования.
Но опять не ко времени является Вероника Антоновна.
— Я на минуту, Марик. Ой, как накурено! Войти страшно.
— Не входи…
— Ты даже не замечаешь — на мне новое концертное платье!
— Широкие слои пенсионеров будут сражены.
— Грубо, Марик!.. Когда-то сам бегал меня слушать!
— Э, матушка! «Отцвели уж давно хризантемы в саду». Когда-то ты меня и на гастроли таскала.
— Разве плохое было время? Тебя все обожали!.. Кстати, я хотела и насчет гастролей. Предлагают поездку на полтора месяца.
— Условия выгодные?
— Да, но…
— Разумеется, поезжай. Осень подойдет — мне надеть нечего.
— Как?! А кожаное пальто?
— Сносилось. Кроме того, я взял нужные мне книги, за которые еще не заплачено.
— Нет, это невозможно! Ты должен сократиться, Марат! Я мотаюсь из города в город… вся в мыле… Дыхания нет, голос не звучит, все ради тебя…
— Естественно. Даже лягушка заботится о своем потомстве. Это животный инстинкт.
Вероника Антоновна глубоко уязвлена.
— Вся моя любовь… все переживания… труд — животный инстинкт?.. И ни капли благодарности?
— Помилуй, за что? Я даю смысл твоей жизни. Для тебя нет ничего выше, чем кормить-поить и выводить меня в люди.
— Пора самому выходить в люди! Последний год аспирантуры, надо подумать о диссертации! А тут какие-то странные друзья…
— Друзья? Эти козявки?!
— Тогда зачем они? С твоим умом, духовными запросами?
— Нужны. Я их использую.
— Я очень боюсь, что…
— Опять боишься! Ты набита страхами, как кукла опилками! — прерывает Марат, и на сей раз невозмутимость изменяет ему. — По чьей милости я бросил альпинизм?! Только из-за тебя, помни! Только потому, что ты боялась! Там остались настоящие друзья… каких больше не будет! И ты смеешь попрекать меня знакомствами?! Я и со Стеллой разошелся из-за тебя! Такой тоже больше не будет!
— Чем я виновата перед Стеллой?! Отчего из-за меня?
— Оттого, что она принадлежала тому миру, который я потерял! Горы, вершины, чистый снег… Я все потерял!!!
Вероника Антоновна, потрясенная не свойственным сыну взрывом чувств, готова уже каяться и просить прощения. Но объяснение прерывает звонок в дверь: вернулся Илья. Марат разом обретает невозмутимое спокойствие.
— Матушка, аккомпаниатор ждет. Иди. Все чудесно. У тебя, у меня. Платье эффектное, голос звучит. Спой «Хризантемы» и отдохни перед концертом. А я… может быть, схожу в магазин, положи там на сервант… лучше зелененькую.
Оставшись с Ильей, он молча ждет.
— Не стал при них… — начинает тот.
— Что-нибудь не так?
— Малый один видел нас на выходе из магазина. Я с ним работал в НИИ. Непонятно, откуда взялся! В пяти шагах из кустов вылез! Зараза!..
— Узнал тебя?
Илья разводит руками.
— Сделаем, чтобы молчал. Можешь узнать его адрес?
— И так знаю. Как-то оборудование вместе возили, заскочили по пути.
Барсуков с ребятами приближается к подъезду своего дома. С противоположной стороны улицы идет наперехват плечистый парень. Его провожает взглядом Марат, за спиной которого хоронится Илья.
— Товарищ Барсуков? — загораживает дорогу парень.
— Да.
— Давненько вас жду. Где пропадали?
— А в чем дело?
— Я спрашиваю, где ты был днем? — грубо напирает парень.
— У тещи в Селихове, — тоже грубеет Барсуков.
— Что-нибудь видел там интересное?
Барсуков впивается глазами в хамскую физиономию: неужели спрашивает о том самом?!
— Идите поиграйте, — подталкивает он от себя ребят.
Те охотно отбегают к кучке детворы поодаль.
— Видел или нет?
Барсуков с удовольствием врезал бы ему, да руки связаны.
— Ничего я не видел!
— Ничего не видел, ничего не знаешь. Правильно! — Парень бросает весьма выразительный взгляд в сторону ребят. — Своих детенышей беречь надо! Ни-че-го не видел. Бывай здоров!
В помещении Селиховской милиции беседуют Николаев, молодой замнач по розыску, и Томин.
— Территория наша на отшибе, — рассказывает Николаев. — Недавно был поселок деревенского типа. Теперь современные дома, жителей переселили, но люди все прежние. Начальник отделения каждой кошки родословную помнит. Из здешних никто не замешан.
— И сотрудницы магазина здешние?
— Коренные. Вся жизнь на виду. Вариант инсценировки кражи мы отработали — стопроцентно отпадает. Есть тут и те, кто побывал в заключении. Проверили — они тоже ни при чем.
— Пошли смотреть на месте, — поднимается Томин.
…Они входят в полупустое кафе, Николаев указывает столик у окна, говорит негромко:
— Сидели здесь. Обед занимал двадцать — двадцать пять минут.
— И движения в магазине не заметили?
— Ни малейшего! А когда пусто — он просматривается насквозь. Нужно, знаете, крепко отрепетировать, чтобы себя не обнаружить!
— Для репетиций надо было крутиться в торговых залах. Притом, что в поселке все свои…
— Нет, универмаг исключение: проезжие часто заглядывают. В универмаге на посторонних внимания не обращают. Вот если в парикмахерской — до вечера будут гадать, кто такой…
