Томин с Николаевым выходят, пересекают шоссе и огибают универмаг. Николаев звонит в служебную дверь. Томин заинтересовывается пролазом в кустах, раздвигает ветви.
— Укромная тропочка. Куда ведет?
— Эта?.. К жилым домам.
Дверь отворяется довольно осторожно.
— Я это, я, — сообщает Николаев. — Пуганые стали.
Пожилая женщина в рабочем халате впускает их в магазин.
— День добрый. Сами тогда запрете?
— Запру, конечно.
Женщина уходит внутрь.
— Вот здесь, — Николаев нащупывает какое-то местечко на дверной колоде, — зазубринка. Когда возились со взломом, видно, терлись коленом, оставили волокна ткани, похоже, джинсовой. А тут найдены окурки, — он очерчивает ботинком кружок на полу. — Стоял на стреме, следил в щель, прислушивался. Ну и дымил. Перчатка мешала, сунул ее — да мимо кармана. Валялась у стены. — Николаев живо изображает, как все происходило, и бросает на пол собственную перчатку для наглядности. — Все эти вещдоки мы направили сразу на Петровку, в НТО.
— Уверены, что относятся к делу?
— Да, товарищ подполковник. Есть основания: сотрудницы джинсов на работу не носят, никто не курит. К тому же уборщица перед обедом везде прошлась тряпкой, должна бы заметить.
— Ладно, поверю. Ведите дальше.
…Они осматривают торговый зал второго этажа.
Обычная мирная картина. Кто-то что-то примеряет. Кому-то заворачивают покупку. Несколько человек стоят в очереди.
— В ту субботу было в продаже на что польститься?
— Вполне. Конец месяца, завезли дефицит. Ничего из вещей не взяли.
— Так. Обратимся к записной книжке.
— Обнаружили — у кассы. Чтобы открыть дверь в барьере, надо перегнуться. Я сам пробовал — авторучка из кармана выпала.
— Да?.. Ну здесь ясно. — В сопровождении своего спутника Томин направляется к выходу.
— О мотоцикле известно только, что это зеленый ИЖ с коляской, — говорит Николаев на улице. — А вот откуда наши свидетели, — кивает на кучку людей у обочины шоссе. — Ждали автобуса. Обратили внимание, что трое вывернули от универмага на шоссе около полтретьего. Номер, говорят, областной, но ни буквы, ни цифры назвать не могут.
— Пытались их перехватить?
— Конечно! Сразу сообщили постам ГАИ. Но этот ИЖ как сквозь землю! Только вот там выбоину объезжал и вильнул колесом на обочину. Есть след протектора — узкая полоска сантиметров двадцать длиной.
— Что ж, раз начальство решило, дело мы заберем. Но попрошу составить такую схему: кто из местных где находился во время ограбления и кто кого видел в районе универмага.
— Опросить всех, кто вообще был на улице? — уточняет Николаев, и чувствуется, что не видит проку в подобной затее.
— Совершенно справедливо. Какой понадобится срок?
— Дня три-четыре.
— Вы здесь среди полей усвоили деревенский ритм. Двадцать четыре часа — максимум!
Ранним утром на автобазу пришел Томин.
— Вы кто такой, гражданин? — обращается к нему сурового вида мужчина.
— По службе. — Томин предъявляет удостоверение. — Мне нужен шофер Барсуков.
— Сделаем, — мужчина берет под козырек и представляется: — Старший диспетчер. Барсуков! — провозглашает он громовым голосом, вполне обходясь без мегафона. — Барсуков!!
Издали слышится отклик, и мужчина указывает:
— Вон он.
Кивнув, Томин отходит, диспетчер смотрит вслед.
— Жалко парня, если что… — бормочет он. — Работящий, трезвый…
При разговоре с Томиным Барсуков держится спокойно, но с упорством человека, считающего нужным во что бы то ни стало отвертеться.
— Я безвылазно сидел у тещи до пяти часов.
— А забывчивостью не страдаете? Как, Барсуков?
— Нет, не страдаю.
— Страдаете. Римма Гордеева, соседка вашей тещи, в двадцать минут третьего столкнулась с вами у булочной. Еще трое — чуть раньше, чуть позже — видели издали.
— Издали могли и ошибиться.
— Знают они и вас и двойняшек.
— Возможно, выводил ребят проветрить? Да, в самом деле, гуляли. Хорошая была погода.
— Ага, припомнили. Надеюсь, припомните и маршрут прогулки?
— Бродили, где позеленей, без маршрутов. Какая разница?
— Когда нет разницы, не спрашивают. Моя задача — выявить свидетелей. И похоже, вы единственный, кто мог видеть вблизи преступников или их мотоцикл.
— С чего вы взяли?
— Вот схема, прошу. — Томин придвигает Барсукову густо исчерченный лист. — Вас видели, когда вы с ребятами шли по направлению к шоссе. Затем вы свернули на тропинку и неизбежно должны были выйти к задам универмага. Причем как раз в то время, когда воры собирались удрать!
— Товарищ Томин, я отец-одиночка. У меня психология сдвинута: сфокусирован на ребятах. Что вокруг — не замечаю.
— Но вы не слепой. А для нас чрезвычайно ценна любая мелочь, которую вы могли приметить!
— У вас дети есть?
— Не выбрал времени обзавестись.
— Дам напрокат своих. Вы с ними пройдитесь. Один в лужу лезет, другой какую-то пакость в рот тащит. Меня вон люди видели, а я их нет!
— Не преувеличивайте. С Риммой Гордеевой вы поздоровались.
— Машинально. Если б я даже вышел к задам универмага, я бы мог ни мотоцикла не заметить… ни этих самых… Но я не выходил. С середины тропинки мы повернули обратно.
Минутами Томин убежден, что Барсуков врет, минутами — сомневается. Но заставить его сказать больше средства нет.
Тройка заседает в кабинете Знаменского.
— Дело я прочел, — говорит Пал Палыч. — Материала для версий маловато… Вопрос первый: кто наши противники?
— Грабители точно выбрали объект, — берет слово Томин. — Изучили обстановку. Заранее тренировались, это безусловно. От взлома двери до исчезновения уложились в восемнадцать — двадцать минут. Действовали четко и быстро.
— Добавь наглость, — замечает Кибрит. — Средь бела дня.
— Но наглость новичков или наглость людей опытных? — постукивает Пал Палыч карандашом. — Несмотря на четкость, улики остались. Самоконтроль давал осечки.
— То есть ты скорей за наглых новичков? — подхватывает Томин. — В порядке возражения назову известного Сыча. Уж на что был матерый! На что умел заметать следы! А не он ли оставил нам электробритву с отпечатками пальцев? А в другой раз — чистый анекдот — собственный служебный пропуск!
— Ладно, считаем равноправными обе версии. Что по твоему ведомству, Зина?
— Волокна действительно джинсовые. Найдете брюки — попробуем идентифицировать. Про записную книжку вы знаете: отпечатков, пригодных для нас, нет.
— Все-таки удивительно, слушай, — ворчит Томин.
— Шурик, фактура обложки на редкость зернистая. И странички столько листались, что везде многократные наслоения.
— А окурки хоть удачные? — спрашивает Пал Палыч.
— Окурки целенькие, не затоптаны и, главное, не сигаретные — «Беломор». Мундштуки характерно замяты, отчетливый прикус.
— Еще у тебя перчатка.
— Тоже в работе. Возможно, и сообщит что-нибудь.
— Ты смотри! — апеллирует Томин к Пал Палычу. — То взахлеб рассказывала, что и как делается, а то заговорила сухо и дипломатично!
— Просто я робею. Вы теперь оба по особо важным, оба подполковники…
— Перчатка не перспективная, что ли? — догадывается Пал Палыч.
— Не знаю, — уклончиво отвечает Кибрит.
— Зинаида! — изумляется Томин. — Тебе брошена перчатка, как вызов на дуэль. Неужто спасуешь?
— А тебе — записная книжка. От нее более прямой путь к владельцу!
— Как бы не так!
Томин вынимает из конверта потрепанную записную книжку, раскрывает и показывает Кибрит.
— «ПК. № 18, 15, римское пять», — читает она вслух. — «ПЛ. № 19, 2 дек.». «К-45. Бент.», в скобках «англ.». Профессиональные сокращения?
— Кого я только не пытал! — восклицает Томин. — Радисты, электронщики, телефонисты, водопроводчики — все отказываются! «Зел. вел. на № 8», «Привет, оч. хор., 20 штук», — цитирует он наизусть. — Прелестные тексты для бессонницы!
Пал Палыч забирает книжку:
— Спокойно! Кроме абракадабры, тут есть телефоны и адреса. Адреса по всей средней полосе. Это тебе что — не зацепки?
— По адресам я послал запросы — что за люди. Четыре ответа пришло. Преступные связи исключены, уголовных происшествий с адресатами не было.
— Ну а телефоны? Номера городские, номера областные. Что ты предпринял?
— Поселковая милиция, Паша, в лепешку расшиблась по поводу телефонов. У всех абонентов ни единого общего знакомого!
