– От Первушина ничего не было?
– Нет. Брэдли пока не подтвердил контакт. В любом случае он должен позвонить еще до полудня.
– А где сейчас сам Брэдли?
– На Кропоткинской, – ответил полковник. – И эти двое охранников с ним ночуют.
– А почему бы его не пришить прямо сейчас? – спросил Скопин.
– Вы уже одного пришили, специалисты моржовые, – угрюмо сказал Урванцев. – Сейчас нельзя. Объясняю, почему. Во-первых, там крутятся контрразведчики Переверзева. Вечером мы найдем способ отсечь их от журналиста. Во-вторых, у нас нарушится координация совместных с американцами действий. В-третьих, мы обязаны соблюдать последовательность этапов… Достаточно? И запомните, при любом раскладе к началу следующих суток Брэдли должен быть мертв. Все, инструктаж на этом закончен. Скопин и Мелентьев свободны, вы, Игорь Юрьевич, останьтесь на пару слов.
Когда они остались вдвоем, Урванцев надолго погрузился в размышления. Если не обращать внимания на некоторые накладки и неувязки, в целом его план близок к осуществлению. Но совершенно неожиданно возникли некоторые неприятные моменты, которые в эти минуты не могли его не тревожить. Он не предполагал ранее, что противодействие Щербакова и Переверзева окажется столь масштабным, что в орбиту их конфликта окажутся втянутыми разные влиятельные люди, вроде Буртина. Да что там говорить, если сам президент счел нужным сказать свое веское слово. К тому же, по неясным для него причинам, изменилась политическая конъюнктура. Ему очень не понравился тон, которым вчера общался с ним Рыжий. Такое впечатление, что Рыжий и его друзья чем-то недовольны. Впрочем, из-за этого он особо не переживал. Все они повязаны одной веревочкой. Если один пойдет ко дну, то потащит вслед за собой и другого.
Наконец он поднял голову и посмотрел долгим взглядом на своего подчиненного.
– Игорь Юрьевич, вот что я хотел вам сообщить… Если нам удастся задуманное, вас ждет повышение в звании и должности.
– Сделаю все, что от меня зависит, – заверил его полковник.
– А сделать придется немало, – по-прежнему глядя ему прямо в глаза, сказал Урванцев. – Скопина и Мелентьева придется убрать. Внесите в список также Первушина и его подельников. Еще два-три дня, и всех их заметут. Пора нам избавляться от балласта, не так ли, Игорь Юрьевич?
ГЛАВА 59
Мелентьев появился в офисе «Комес-Секьюрити» в половине восьмого утра. Вместе с ним прибыла «группа товарищей». При одном взгляде на их суровые сосредоточенные лица у Первушина испарились последние надежды на благополучный исход дела. Но винить было некого, разве что самого себя. За глупость и неосмотрительность, например. За то, что не счел нужным прислушаться к своему внутреннему голосу и не свалил из Москвы еще неделю назад, когда появились первые признаки опасности, и так легко угодил в нехитрую, в общем-то, ловушку. Его поймали на жалкий кусочек сыра, как серого мышонка.
Разве мог отставной чекист, а ныне специалист по оказанию весьма специфических услуг предположить, что его давняя встреча с неким американским репортером сыграет в его собственной судьбе столь значительную роль? Нет, конечно. Он даже успел забыть о самом факте встречи. И напрасно, как это вскоре выяснилось.
Четыре дня назад, в понедельник, бывшие коллеги попросили его о небольшом одолжении. Так и сказали: у нас к тебе последняя просьба. Намек вполне прозрачный, но сигнал тревоги почему-то не сработал. Да, в тот роковой понедельник он даже не подозревал, что его песенка уже спета.
А как мягко они стелили… «Андрюша, ты не мог бы оказать нам небольшую услугу? Последнюю. Что от тебя требуется? Сущий пустяк. Майкл Брэдли, спецкор «Вашингтон пост», знаешь такого? Вспомнил? Вот и прекрасно. Передашь ему конверт и свободен на все четыре стороны… Ты занят? Ах, торопишься… Мы в курсе. Нам даже известно, что некий Шахов Иван Никифорович, полномочный представитель компании «Рога и копыта», собирается завтра днем отбыть авиалайнером в Копенгаген. А в этом славном нерусском городе Шахов И. Н. самоликвидируется, и в Монреаль полетит уже другой гражданин, некий Микульчик, натурализовавшийся канадец… Как узнали? Обижаешь, Андрюша. Работа у нас такая, все обо всех знать. Выполнишь наше поручение, и «гудбай, Россия». Еще и проводим по первому разряду, как ветерана и ударника труда, уходящего на заслуженный отдых. А коли нужда имеется, так можем и деньжат подбросить, это будет тебе прибавка к пенсии…»
Насчет пенсии они, конечно, шутят. Первушин не нуждался в подачках. Свое будущее он неплохо обеспечил, «товарищи», естественно, об этом догадываются. И домишко он присмотрел себе в окрестностях Сореля, это недалеко от Монреаля, славный такой домик, а главное, не броский особо и недорогой, всего полтора миллиона местных долларов. Он мог позволить себе и более шикарный особняк, но зачем это ему? Манией величия он пока еще не страдает, да и зачем ему три десятка туалетных комнат? Так недолго и засветиться.
Поручение и впрямь оказалось пустяковым. Встретился накоротке с Брэдли, напугал его почти до смерти, сунув ему этот дурацкий конверт, да еще шепнул на ухо пару слов. Казалось бы, все, свободен, гражданин Первушин, он же Шахов, Микульчик и т. д. Езжай на свою благословенную Канадщину и живи там спокойной жизнью вплоть до глубокой старости. Ан нет, не вышло. Тут же взяли в оборотку. Отсекли его верных напарников, которые по совместительству состояли при нем в качестве «отбойщиков», и увезли их, как говорится, в неизвестном направлении. Сказали, в санаторий, нервы подлечить. А самый простой способ излечить человека от нервных болезней – это его пришить. И будет он лежать в могилке тихо и спокойно, без нервов.
Самого Первушина доставили на Ленинградский, в его родной офис, где он уже четвертые сутки ждет от злодейки-судьбы приговора. А чтобы не было скучно сидеть одному, Мелентьев выделил прислугу, всего-навсего шесть человек. На все руки мастера: что кофеек сварганить, что в шахматы партию сгонять, что человеку дырку в затылке просверлить.
Куда ему одному против шестерых. Они при пушках, а он с голыми руками. Так что не в мышеловку он угодил, а в крепкую клетку с толстенными металлическими прутьями, которые даже его волчьими клыками не перегрызть.
– Собирайся, – коротко приказал Мелентьев.
Первушин кивком показал ему на «вертухая», торчавшего у двери.
– Алексей, могу я переговорить с тобой наедине?
Мелентьев обернулся к охраннику:
– Выйди в коридор. Скажи нашим, чтобы прибрали после себя.
Затем посмотрел на Первушина.
– Говори.
– Леша, отпустил бы ты меня, а? – понизив голос, сказал Первушин. – Давай вместе рванем, слышишь? У меня все приготовлено: деньги, паспорта…
– Заткнись, – грубо оборвал его Мелентьев. – Ничего у тебя нет, понял? Ни денег, ни паспортов. Получишь обратно, когда закончим работу.
– Нашли? – Из груди Первушина вырвался короткий стон. – Вот твари!
Он бросил быстрый взгляд на кобуру, краешек которой выглядывал из-под расстегнутого пиджака.
– Не глупи, Андрей, – спокойно сказал Мелентьев. – Не нужно меня огорчать.
– Леша, ты же умный человек… По крайней мере, таковым я тебя знал раньше. Неужели ты не видишь, что они хотят от нас избавиться?! Я, по крайней мере, им еще пока нужен. А тебя могут ликвиднуть в любой момент, может, даже прямо сегодня.
