самый сведущий специалист. Он рассказывал, что при кладке башен использовался не поддающийся разрушению строительный раствор – и они действительно простояли в почти первозданном виде многие столетия – смесь песка с кислым молоком и белком куриных яиц. Крышу башни древний «архитектор» завершал особым, белоснежным, как сахарная голова, камнем – «зогл». За этот венец строителю дарили доброго коня… А когда сооружение было полностью готово, мастер вдавливал во влажный бок башни кисть руки или же высекал резцом форму своей длани в гранитной плите «зиккурата» – Александр, конечно, не удержался, и тоже приложил свою ладошку к вековой отметине.
Отец любил Кавказ и неплохо разбирался в его истории и традициях – хотя, конечно же, эти знания отнюдь не носили энциклопедический характер. Мама, отчасти разделяя его чувства – ее интерес к Кавказу имел сугубо романтическую основу и был завернут в плотную обертку из произведений русских классиков, прежде всего Лермонтова, Пушкина и Льва Толстого, – все же часто подсмеивалась над папой, который относился к тем же чеченцам крайне противоречиво, рассуждая о них с полярных позиций: то он восхищался вайнахами, называя их великими воинами и элитой всего Кавказа, то, наоборот, обзывал бандитами, головорезами, гнусными разбойниками…
Оба они, отец и мама, даже представить себе не могли в ту пору, насколько трагически переплетутся их собственные судьбы с этим красивейшим, величественным, но раздираемым явными и скрытыми до поры конфликтами уголком земного шара…
Но Протасов помнил эту магистраль, напоминавшую в мирное время нарядный проспект, и совсем другой: забитой беженцами-осетинами и беженцами-ингушами, с частью разбитыми, частью сгоревшими грузовиками и легковушками, сброшенными в кювет, вперемешку с колоннами армейской техники, увязнувшей в начинающейся распутице и непонятном конфликте; он помнил людскую злобу и жестокость, горе и отчаяние тысяч людей, бессилие властей и растерянность военных, призванных тушить занимающийся пожар… Собственно, здесь, на границе Северной Осетии и Ингушетии, и состоялось его боевое крещение: Протасов, едва примеривший в ту пору лейтенантские погоны, должен был вместе со своим батальоном принимать участие в локальных учениях СКВО на высокогорном военном полигоне «Дарьял», а вместо этого угодил в самый эпицентр «локального конфликта», в раскаленную добела атмосферу взаимной ненависти, в ежесекундно меняющуюся обстановку, где ему, юному неопытному взводному, однажды пришлось решать такие проблемы, которыми было в пору заниматься людям в полковничьих и генеральских папахах…
Уже видна была россыпь огней, указывающая на близость окраины северо-осетинской столицы, когда Тамара, по-видимому, отчаявшись дозвониться по мобильнику до нужного ей человека, наконец нарушила царящее в салоне джипа молчание:
– Александр, вас до гостиницы подбросить? – спросила она. – Или у вас здесь есть кто-то из знакомых?
– На московский авиарейс я, мягко говоря, опоздал, – усмехнувшись, сказал Протасов. – Придется переночевать в гостинице… Но вы за меня не беспокойтесь! Можете выпустить меня где-нибудь на городской окраине, а дальше я доберусь на такси.
– Я обещала, что мы подбросим вас до места, – заметила она. – Мы все равно поедем через центр города, потому что мне нужно будет переговорить с одним местным господином… Кстати, Григорий, телефон в городской квартире Иссы не отвечает…
– Значит, он в сва-ем доме за городом, – подал реплику водитель. – Если он ва-абще гдэ-то здэсь…
– Ты знаешь, где находится этот его дом?
– Знаю… Есть тут сэло Ир, это другая а-акраина. Там живут а-асэтины… Чю-ут дальше ынгуши а- тстраивают свой новый сэло, так там уже па-астроил сэбе новый дом ынгуш Исса.
Короткое название, только что произнесенное Григорием, было Протасову известно. Но вслух он об этом говорить не стал.
– Вы, наверное, обижены на меня?
Протасов не сразу понял, что вопрос девушки адресован ему, а не ее водителю, поэтому обернулся к ней с некоторым запозданием.
– Что? – удивленно переспросил он. – Обижен? На вас, Тамара? За что?
– За те неудобства… что вам причинили… как бы по нашей вине, – старательно подбирая слова, сказала Тамара. – Думаю, вы понимаете, о чем идет речь.
– Пустяки. Не стоит беспокоиться.
– У вас ничего там… не пропало? Деньги? Или какие-нибудь ценные вещи?
– Вы уже спрашивали, Тамара. Все нормально, я в полном порядке.
– У вас, я вижу, хорошая выдержка… Вы, наверное, еще и не в таких переделках бывали?
– Кхм… Всякое в жизни случалось.
Девушка подалась чуть вперед и несколько понизила голос, хотя вряд ли она опасалась собственного водителя, выполняющего также функции охранника.
– Я знаю, Александр, кто вы…
– Что вы говорите? – усмехнулся Протасов. – Ну и кто я, по-вашему?
– Офицер французского Иностранного легиона, – полушепотом произнесла она. – Я ведь тогда, у озера, когда он вас отпустил, его тут же сама допросила… Я говорю об Ахмаде. «Интересно, милая девушка, как давно вы знаете своего чеченца Ахмада? – подумал Протасов. – И знаете ли вы, где и при каких обстоятельствах мне довелось столкнуться с этим вашим вайнахом?» Девушка на миг обернулась, бросив взгляд в заднее стекло, – «Шевроле», за рулем которого находился Бадуев, все это время держался на корме у них, как приклеенный. Протасову вновь пришла в голову мысль, посетившая его чуть ранее на перевале: спустя всего несколько минут его высадят у одной из гостиниц, они попрощаются, как прощаются случайные попутчики, после чего скорее всего он эту «юную леди» больше никогда не увидит…
– И что же из этого следует? – спросил он.
– Помнится, вы говорили, что у вас нынче статус «временно безработного», – она вновь приблизила к нему свое лицо, да так близко, что ее губы едва не касались его щеки. – Александр, у меня есть к вам одно предложение…
– Вах!! – коротко выдохнул Григорий, оборвав этим восклицанием их беседу. – Что а-ани дэлают!!!
Протасов, занятый разговором с девушкой, не смог мгновенно сориентироваться в ситуации, как не смог, впрочем, этого сделать и сидевший за рулем джипа кахетинец Григорий.
Участок дороги, на котором все и произошло, находился между пригородным поселком энергетиков и собственно городскими кварталами, причем лента шоссе, несколько сужающаяся в этом месте, проделывает пару замысловатых зигзагов… Справа крутой подъем – на такую горку никакой вездеход не вскарабкается, – слева довольно глубокий овраг, со столь же крутым склоном, сплошь заросшим упрямо карабкающимся к дорожному полотну густым сочным кустарником.
Короче, когда Григорий, едва миновав поселок, решил обогнать грузовой фургон марки «Форд», водитель последнего вдруг, ударив по тормозам, развернул машину поперек дороги… Еще одна легковушка, темного окраса, невесть откуда взявшаяся – скорее всего она шла по встречной полосе, – нацеливалась, кажется, клюнуть «Лэнд-Круизер» в левый бок, но ее водитель в самый последний момент вывернул руль, заблокировав и другую полосу… И наконец, третья тачка, которая нагоняла их от поселка, попыталась, причем довольно удачно, вклиниться между «Круизером» и следовавшим за ним «Шевроле».
Григорию не оставалось ничего другого, как резко ударить по тормозам.
Джип протестующе вильнул, затем застыл как вкопанный, чудом избежав контакта с бортом грузового фургона. Ремень туго перехватил грудь Протасова, не дав ему удариться головой о приборную панель…
