Протасов, больно ударившись о землю плечом, коротко простонал. Теперь у него болело, кажется, все: голова, которой сильно досталось в последнее время, ушибленное плечо, грудь и щиколотка. В особенности же болели ребра, с которых, складывалось впечатление, содрали кожу и мышцы, а потом еще отрихтовали молотком. Это и немудрено: фургон ехал не по гладкому, как кожа младенца, полотну немецкого автобана, и не по американскому хайвэю. Даже не по Московской Кольцевой. А по каким-то подмосковным проселкам, с рытвинками, ухабчиками, колдобинками… Да еще на всем пути следования на нем сидел, как на скамейке, то ли слон, то ли борец сумо.
Последующие несколько минут он так и лежал на земле, перевернувшись на другой, неушибленный бок и приняв позу эмбриона. Он слышал звуки чьих-то шагов, а также приглушенные реплики, которыми эти люди перебрасывались меж собой…
Говорили они не по-русски.
Протасов ощутил сосущую пустоту в желудке.
Он терялся в догадках относительно того, как их с Тамарой смогли вычислить в «секретном» бадуевском убежище. Он пока не знал, кто эти люди и что им нужно от него и от этой девушки.
Но зато он ясно слышал чеченскую речь.
Судя по удаляющимся звукам работающего автомобильного движка, фургон, в котором его сюда доставили, отправился восвояси.
Кто-то подошел к нему и пнул носком под ребра. Затем прозвучала команда, отданная грубым мужским голосом, в котором, как показалось Протасову, проскользнули нотки кавказского акцента:
– Вставай, б…! Разлегся тут, как шлюха на панели!!
Насколько было известно Протасову, шлюхи, выходя на «панель», не ложатся, а стоят либо прохаживаются. На худой конец сидят на хате под присмотром «мамки» или же у телефона, если они девушки по вызову.
Впрочем, Протасову было сейчас не до таких тонкостей.
Он решил, что не станет подчиняться никаким командам. Неизвестные, кажется, это тоже поняли. Они сами подняли пленника на ноги. Затем, крепко поддерживая с двух сторон, куда-то поволокли.
Сначала они поднялись на несколько ступенек. Потом, как показалось Александру, миновали дверной проем – определенно, его ввели в какое-то строение. Затем последовал спуск… Он насчитал двенадцать ступеней.
Площадка… Поворот. Опять ступени вниз. На этот раз – девять.
Здесь с него сняли полотняный мешок.
Они находились в подвале, освещенном лишь одним тусклым светильником.
Протасов и двое каких-то субъектов. Лица их были скрыты под масками.
Один в два метра, широченный и здоровенный – даже в Легионе Протасов таких бугаев не видел. А вот в Осетии «батыра» подобной комплекции видел дважды: когда его вытаскивали из машины, при нападении на ночном шоссе, и немногим позднее, в ингушском селе, когда он подглядывал, взобравшись на дерево, за Вахой Муталиевым и парой его подручных.
Наверное, этот самый вайнах, весящий за центнер, и сидел всю дорогу у него на спине.
Другой был пониже и обладал обычной комплекцией. Но тоже выглядел опасным: его глаза через прорези в маске горели ненавистью.
– На этот раз, кяфир, ты не уйдешь! Я вырву тебе сердце и выброшу его на съедение псам!
Богатырь тоже не захотел отставать от своего напарника:
– Я намотаю твои кишки на руку! А потом отрежу голову! Ха-ха!! Я еще не слышал, чтобы кто-то без головы бегал… «Нервные, однако, ребятки, – мрачно подумал Протасов. – Жаль, что послушался Ахмада… Надо было еще в Осетии их в расход пустить, и Ваху, и этих двух чеченских волков».
Со стороны лестницы прозвучала какая-то громкая реплика на чеченском.
Причем с явственными нотками недовольства. «Сейчас будут кончать», – мелькнуло в голове.
Один из вайнахов, тот, что пониже ростом, обошел Протасова, оказавшись у него за спиной.
Раздался металлический скрежет.
Чеченский богатырь взял пленника за шиворот и втолкнул его в одиночную камеру подземной тюрьмы…
Глава 10
Тамара не помнила, на каком транспорте ее везли и сколько времени заняла их поездка. Какой-то верзила, из числа нападавших, сначала схватил ее в охапку, а затем зажал рот и нос какой-то пахучей тряпицей… Точно так же действовали те люди, что напали на них в пригороде Владикавказа, а затем увезли ее в ингушское село.
И на этот раз, как тогда, нападение застало их врасплох. Саша, правда, выказал себя настоящим героем. Он не побоялся того, что нападавших было много – она насчитала четверых, прежде чем вырубилась – и что все они имели огнестрельное оружие. Она видела, как он метнул в кого-то нож и как тот, со свистом пропоров воздух, вошел в горло одного из нападавших… А может, и не было этого вовсе? Может, это пары фторатана, которым ее попотчевали, вызвали в ее мозгу столь кошмарные видения?
Один из бандитов ударил Сашу по голове дубинкой, когда тот стоял лицом к стене. Она тогда, испугавшись, что Протасова могут убить, крикнула: «Если убьете его, ничего от меня не получите!» Она крикнула это, инстинктивно понимая, что им нужен не Протасов, а именно она, Тамара Истомина. Крик этот сам вырвался из ее груди. Она даже толком не понимала в тот момент, что она имела в виду, когда крикнула этим бандитам, что они от нее ничего не получат…
На этот раз с ней обходились уже не столь учтиво, как это было прежде. То ли она попала в руки других людей, не причастных к событиям в Осетии, то ли имела дело с прежним неприятелем, который, сменив тактику, решил более жестоко обращаться с заново плененной девушкой.
Но порция «наркоза» оказалась не столь лошадиной, что в прошлый раз, – и на том спасибо.
Когда Тамара малость пришла в себя, она поняла, что находится в каком-то помещении, где кроме нее есть еще двое людей. Один из них, заметив, что она очнулась, подошел к креслу, в котором она сидела, и, подцепив краешек ногтем, отодрал липучку, стягивавшую ее губы.
– Больно! – ойкнула Тамара. – Сволочи…
– Ты такая молодая, красивая, – с усмешкой сказал изверг. – Зачэ-эм ругаешься?!
Держа девушку за локоть, он помог ей подняться на ноги. Ей показалось, что она сравнительно недавно уже видела этого человека. И голос его знаком… Не он ли часом снимал ее на видеокамеру несколько суток назад, когда она тоже сидела в заточении? Тогда он был в маске, сейчас же свое лицо не считает нужным скрывать… Если он тот же человек, то это означает, что вся эта шайка, с которой ей пришлось иметь дело в Осетии, каким-то образом переместилась сюда, в Подмосковье. За вычетом Казбека и еще двух вайнахов, убитых при ее освобождении в ингушском селе.
Спустя всего несколько секунд, когда «изверг», он же «видеооператор», развернул девушку лицом ко второму находящемуся в помещении мужчине, подтвердились наихудшие ее предположения.
– Ассалам алейкум, племянница, – сказал мужчина, растянув губы в неискренней улыбке. – Ты не поверишь, но я очень рад опять видеть тебя…
Второй мужчина тут же деликатно вышел за дверь.
– Некрасиво поступаешь, Тамара, – сказал Ильдас. – Я к тебе, как к своей близкой родне, можно сказать, отнесся со всей душой…
– Родичи себя так не ведут! Сначала похитили меня…
– Не похитили, а спасли, – перебил ее Ильдас. – И поместили в комфортные условия, где тебе следовало переждать опасное время… Но вместо того, чтобы быть благодарной мне за спасение, ты
