Пресса и в этом случае продолжала сражаться за или против идей Фориссона. Однако следующая его работа о Нервале уже не вызвала таких страстей. Публика привыкла или Нерваль пользуется меньшим авторитетом? Свой метод Фориссон объяснял в интервью 'Нувелль литерер' (10–17 февраля 1977):
'Общий наряду со многими прочими момент у большинства сторонников как новой, так и старой критики это их нежелание обращаться непосредственно к текстам и говорить словами повседневной жизни. И старым, и новым для анализа текста нужен ворох исторических, психологических, лингвистических и психоаналитических рассуждений, слово они создают себе алиби. И старые, и новые критики лишают исследование его первоначального и поддающегося проверке смысла. Я же убежден, что мы не перестаем вкладывать ложный смысл во французские, равно как и в латинские, греческие, еврейские или китайские тексты. Нужно исследовать сначала буквальное выражение, а уже потом дух. Тексты имеют лишь один смысл или они вообще бессмысленны.
Этот смысл может быть двойным (как, например, в случае иронии), но он все равно один. Часто его не находят. Иногда воображают, будто нашли, а позже замечают, что нет. Одно слово, взятое отдельно, может иметь несколько смыслов, но, после того как оно вставлено во фразу, оно очень быстро теряет это качество. Нельзя путать 'смысл' с 'чувством': один и тот же текст может вызывать самые противоречивые чувства: тогда ему придают тот или иной смысл, но это не дает права утверждать, будто он заключает в себе все эти смыслы одновременно. Когда какому-либо лицу приписывают какое-то качество, это еще не значит, что данное лицо действительно им обладает. Я хотел бы, чтобы литературная критика признала этот суровый закон смысла, подобно тому, как физики признают закон тяготения. Некоторые университетские преподаватели учат читать 'между строк'. Я, прежде всего, читаю строки. Это уже довольно трудно.
Вопрос: Чему вы учите ваших студентов?
Ответ: Я учу их критиковать тексты документов (литературных, исторических, газетных и т. д.). Если в каком-то тексте, который считается историческим (хотя это мнение может быть предрассудком), встречаются слова 'Наполеон' или 'Польша', я требую от студентов, чтобы они забыли все, что они знают о Наполеоне или о Польше, и ограничились тем, что о них говорится в данном тексте. Текст, исследованный таким образом в сыром виде глазами профана, обретает интересный рельеф. Кстати, это отличный способ обнаружения фальсификаций всех видов. Мои студенты называют его 'методом Аякса', потому что он чистит и наводит блеск'.
Достаточен ли этот метод для того, чтобы понять текст целиком, чтобы ответить на все вопросы, которые у меня могут возникнуть, я сильно сомневаюсь и не жалею о том, что с такой же решительностью выступают и другие критические школы, хотя известно, до каких нелепостей могут дойти некоторые педанты.
Несомненно одно: именно забота о восприятии текстов на уровне слов привела Фориссона к работе над литературными и прочими текстами, связанными с жестокими событиями нашей эпохи, дабы объяснить их с помощью 'Метода Аякса'. Можно считать или не считать этот метод идеальным для суждения о текстах, но простой здравый смысл позволяет видеть в нем интересную предпосылку: начинать нужно с прочтения текстов, а не с их интерпретации.
В тот момент, когда разразилось дело Фориссона, в 1978 году, ряд газет накинулся на одну из тем, которую он задал своим лионским студентам: 'Является ли подлинным 'Дневник Анны Франк'? При тех инсинуациях, которые за этим последовали, дело стало приобретать оттенок антисемитской провокации. Обвинять Фориссона в этом было тем легче (тема была сформулирована вопросительно, но читатель должен был предположить, что у Фориссона уже есть отрицательный ответ), поскольку он ничего не публиковал об этой своей исследовательской работе — он хотел ее отредактировать. На основании очень тщательного анализа он пришел к выводу, что текст, приписываемый юной Анне Франк, это то, что принято называть литературной мистификацией. Это ничуть не касалось трагизма судьбы самой Анны Франк.
С клеветническими выпадами в адрес этой работы Фориссона выступил вице-председатель секции ЛИКА в департаменте Рона Рене Нодо:
'Фориссон не одинок в своей клевете на дневник Анны Франк. Инициатором этого гнусного дела является бывший сотрудник Гестапо Эрнст Ремер, который был оштрафован на 1500 марок за выпуск листовок, развязавших кампанию на эту тему. Этот гестаповец, разумеется, подал апелляцию. Процесс состоялся в Гамбурге. Отец Анны Франк, который еще жив, представил суду решающее доказательство: оригинал дневника.'
(Фориссон в своей работе на эту тему очень подробно рассказывает о своих встречах с Отто Франком, отцом Анны, и о его роли в создании того, что потом было напечатано под названием 'Дневник Анны Франк').
Глава II. Что представляет собой дело Фориссона?
Дело, которым мы займемся, началось в 1974 году довольно странным образом: 17 июля в 'Канар аншене' появилось письмо, направленное за три месяца до того Фориссоном д-ру Кубовы, директору Центра еврейской документации в Тель-Авиве. Вот усеченные отрывки из этого письма, напечатанные в газете:
'Могу ли я поинтересоваться вашим мнением, вашим личным мнением по очень деликатному вопросу современной истории: Как вам кажется, гитлеровские газовые камеры — миф или реальность? Не могли бы вы уточнить в своем ответе, насколько, по вашему мнению, можно доверять 'документу Герштейна', признаниям Р. Гесса, свидетельству Ньисли (или правильней Ньисли-Кремера?) и вообще всему, что написано с этой точки зрения об Освенциме, газе Циклон Б, сокращении NN ('Нахт унд Небель' — 'ночь и туман' или 'Nomen Nescio'- 'имя неизвестно'?) и о формуле 'окончательное решение'? Изменилось ли ваше мнение о возможности существования газовых камер с 1945 года или осталось сегодня таким же, что и 29 лет назад? Я не могу до сих пор найти фотографий газовых камер, подлинность которых можно было бы гарантировать. Ни Центр еврейской документации в Париже, ни Институт современной истории в Мюнхене не смогли мне их предоставить. Не располагаете ли вы фотографиями, которые можно было бы приложить к этому досье? Заранее благодарю за ответ и за возможную помощь. Примите и пр.'.
'Канар' лишь перепечатал это письмо из еженедельника 'Трибюн жюив' (14 июня 1974 г.), а тот в свою очередь — из израильской газеты 'Едиот Ахаронот' (26 мая 1974 г.), куда оно попало после смерти адресата. Такие же письма Фориссон рассылал десяткам известных историков и специалистов по всему миру.
25 июня об этом письме заговорили в университете (Сансье — новая Сорбонна), где преподавал Фориссон:
'Президент, г-н Ла Вернья, узнал от некоторых коллег о появлении в еженедельнике 'Трибюн жюив' статьи, подписанной Р. Фориссоном, которая содержит недопустимые сомнения в существовании нацистских концлагерей. Эта статья была написана на бланке нашего университета. В связи с этим президент хотел бы, чтобы совет от своего имени полностью дезавуировал в названной газете заявления нашего коллеги, которые бросают тень на репутацию нашего университета. Совет единодушно с этим согласился'.
Р. Фориссон отметил, что
