инженер и ученый любоваться удивительным совершенством окружавшего их мира. — Я готов поверить, что мы обнаружили искусственный мозг, только размером с целую планету. Если принять эту гипотезу, то все становится на свои места: пластины являются излучающими антеннами; шары — спутники вокруг Гадеса — ретрансляторы; каждая из многочисленных микроскопических граней — канал, по которому ведется передача.
— Вот именно, — согласился с ним Маоган. Он повернулся к Орвелу, лицо которого приобрело лиловый оттенок, а сам он был готов вот-вот упасть в обморок. — Если то, что говорит Роллинг, правда, то блоки мяса — не что Иное, как эквиваленты кристаллов наших электронных машин. С той лишь разницей, что понадобится целый килограмм самых качественных кристаллов, чтобы выполнить тот объем работ, который приходится на один миллиграмм субстанции, которую вы, Орвел, в этот самый момент все еще перевариваете в вашей утробе.
Орвел, которого Маоган успел выдернуть из мобиля в тот самый момент, когда луч лазера почти уже настиг его предпочел смолчать.
— Подобный мозг, — развивал далее свою мысль Роллинг, — в состоянии организовать жизнь целой Вселенной, а мы его так безобразно заразили всякой дрянью. Планета до нас была полностью стерильной, а мы, хотя и частично, вспахали и засеяли ее. Я даже не решаюсь представить себе размеры той катастрофы, которую мы тем самым могли породить.
— Все правильно, — совсем задыхаясь, с трудом выдавил Маоган. — Однако теперь все определилось и нам — конец. Они уже приступили к уничтожению путем выжигания той части мозга, которую мы инфицировали, выступив в роли бацилл. Это. конечно, наиболее эффективный метод. Если бы мне пришлось столкнуться с подобной проблемой, я, не задумываясь, поступил бы точно так же.
Рассуждая столь пессимистически, коммодор тем не менее, казалось, вопреки всем доводам рассудка, настойчиво продолжал терзать свой микропередатчик. У него был, возможно, один-единственный шанс из миллиона, что радиоволны пробьются сквозь гранитную плиту, под толщей которой они были погребены, и еще меньше надежды на то, что, даже поймав сигнал, их поймут. Но Маоган раз и навсегда усвоил в жизни одно жесткое правило: надежда умирает только вместе с тобой.
Когда-то давным-давно их, еще молодых космонавтов, собрал наставник и сказал следующее: «Ребята! Теперь вам предстоит пройти решающий тест. Кто выдержит его, тот поступит на службу, в противном случае — беспощадный отсев. — И он передал каждому коробочку с двадцатью замками, десятком кнопок на поверхности и кучей других технических премудростей. — Вас изолируют на пару суток, а по выходе вы обязаны эту штукенцию открыть».
В течение сорока восьми часов Маоган ломал голову я корпел над головоломкой, не отвлекаясь ни на минуту. Под неусыпным оком телекамеры он спокойно перебирал несчетное количество возможных комбинаций и, даже когда истекали последние секунды испытания, изнемогая от мрачных мыслей о провале, все равно упорно пытался разгадать секрет.
Едва раздался сигнал об окончании тестирования, Джорд Маоган положил коробочку и, насвистывая, покинул помещение, убежденный, что с карьерой космонавта покончено. Велико же было его удивление, когда оказалось, что он возглавил список справившихся с заданием, ибо никакая то была не коробочка, а просто цельнометаллический брус, а видимость замков и прочих технических ухищрений, по замыслу авторов теста, предназначалась только для нагнетания напряжения у испытуемых.
Как потом выяснилось, многие из них к концу второго дня в бессильной злобе топтали и пинали этот брус, пытались открыть несуществующие замки, применяя огнестрельное оружие, или требовали выпустить их досрочно, чтобы пойти и напиться до остервенения.
С тех пор Маоган оценил преимущества хладнокровия в любых, особенно внешне полностью безвыходных, ситуациях.
— Зря стараетесь, ничего не выйдет, — хмыкнул Роллинг, наблюдая за его усилиями.
Старший штурман, не выдержав, расстегнул свой, изолировавший его от внешних воздействий комбинезон и сел, прислонившись к пышащей жаром стойке одной из этажерок. Стоявший рядом с ним Стафф, руками сдавливая ребра, полуоткрытым ртом безуспешно ловил воздух. Орвел, ни на что не жалуясь, молча повалился, почти потеряв сознание.
Но Маоган не оставлял своего занятия. Он отказался от попыток войти в прямой контакт с хозяевами планеты и стал посылать наборы математических формул — единственный по-настоящему универсальный язык. А вдруг те, что там, наверху, поймут его?
В любом случае это не грозило затянуться надолго. У коммодора начала кружиться голова, а его обожженные легкие глухо хрипели, словно кузнечные мехи.
И как раз в тот момент, когда он, окончательно обессилев, едва не выронил передатчик, из миниатюрного динамика послышался свист.
— Вызов принят, — произнес с металлическим скрежетом голос. — Мозг подобрал ключ к вашему языку. Решено вас пощадить.
При этих словах четверо уцелевших с «Алкинооса», превозмогая боль, вскинулись.
— Следуйте к выходу, — продолжил голос. — Там вас ждут.
Земляне, не веря услышанному, в течение нескольких секунд молча переглядывались.
— Температура стала падать, — сообщил Роллинг, посмотрев на термометр, — в секунду на десятую долю градуса.
— Как бы не простудиться после такого пекла, — пошутил Стафф, сначала отвесив две звонкие затрещины Орвелу, чтобы окончательно привести того в чувство. Затем, дернув рывком за воротник комбинезона, он придал ему вертикальное положение.
— Чтобы вернуться, следует идти по четвертому коридору направо, затем по каждой первой галерее по левую сторону, — неожиданно выдал инструкцию методичный Роллинг. Он повернулся к Маогану: — Видите, я все же не терял надежды и все время где-то в глубине души был уверен, что мы выберемся из этой западни.
Четверка медленно тронулась в путь при свете прожектора, мощность которого неуклонно падала.
Первым к вратам вышел Стафф, которому Маоган поручил приглядывать за Орвелом.
Микропередатчик молчал. Джорд Маоган попытался сообщить, что они уже вышли к указанному месту, но ответа на его обращение не последовало. Тогда капитан решил приоткрыть гигантские двери, но не успел этого сделать, так как раздался щелчок отпираемого громадного замка. Двери сами распахнулись, пропуская их.
Земляне застыли, пораженные открывшимся зрелищем.
Весь громадный зал заполнял, мягкий, сочный, почти осязаемый зеленый свет. Он околдовывал, очаровывал, манил. Маоган как-то деревянно шагнул вперед.
Врата у них за спиной закрылись. Впереди не было ничего, кроме этого диковинного, шелковисто струившегося зеленого света. Потом, как в замедленной съемке, в его глубинах начали проступать какие-то формы…
Маоган увидел «Алкиноос». Целехоньким. Звездолет был полностью восстановлен, а все члены экипажа ожили. К нему наклонился Роллинг:
— Мне наконец-то удалось установить наши координаты, коммодор. Я абсолютно уверен, что мы можем вернуться на Землю.
Старший штурман протянул Маогану безукоризненно выполненную космическую карту со всеми необходимыми пометками и выкладками. На ней отчетливо просматривался Млечный Путь.
…В то же самое время Роллингу виделось иное. Они возвратились на родину. Перед ним распахнулись обе створки дверей школы сюрреальной кибернетики, одним из наиболее многообещающих учеников которой он был так много лет, проведя там лучшие годы жизни. На пороге его, улыбаясь, поджидал директор, поблескивая выбритым, без единого волоска, черепом.
— Входите, Роллинг, — ласково проворковал он, — очень рад снова видеть вас…
…Стафф с удовлетворением узнал, что его назначили директором бориумных шахт Урстала. И он сделал шаг навстречу своим будущим подчиненным.
…А Орвелу отчетливо представилось, что его доставили на Вильмур. Но он тоже шагнул вперед…
Рассудок Маогана почти мгновенно отреагировал острым неприятием и отторгнул то, что он сразу распознал как гипнотическое внушение. Мало-помалу все возникшие перед Маоганом образы съежились и
