знаешь.
— Полкило сахара, четыре яйца и овсяные хлопья, — попросила женщина у прилавка. — Пани, дорогая моя, слышали новости? — повернулась она к соседке.
— Что там снова, милая пани Ковальская?
— Да опять, опять на Маримонтской.
— Что скажете, пани Ковальская?
— Если дадите мне десять грошей, то я вам дам целый злотый.
— Вот, вот, моё золотко. А что на Маримонтской?
— Дайте мне, пани, уксус, дрожжи и порошок для печенья.
— Я даже сына боюсь отпускать, дорогая пани!
— А сколько же вашему сыну?
— Двадцать шестой идёт, но это такой ребёнок, никогда не уступит, всё бы только спорил.
— Так что же произошло на Маримонтской, пани Ковальская?
— Да приехали, избили, искалечили и уехали.
— А сколько их было?
— Наверное, человек тридцать.
— Для меня пять кубиков бульона, панна Зося…
— А кто их видел, этих людей?
— Никто. Приехали и уехали.
— И кого же так? Ожехощаков, пани, знаете? Такие хорошие ребята из седьмого номера на Коллекторской?
— Хорошие-то хорошие, но неплохо, что им хоть раз кто-то набил морду… Моего зятя в прошлом году чуть не убили, подонки…
— Такой был спокойный район этот Маримонт, а теперь чужие мерзавцы приезжают и дерутся!
— Спокойный, спокойный… Что вы глупости говорите, пани Ковальская, ничего себе, спокойный район, если карета скорой помощи восемь раз приезжала на последней неделе…
— Полчетвертушки масла, панна Зося, и горчицу…
2
Поручик Михал Дзярский смотрел на крыши из окна своей служебной комнаты. Было холодное, но ясное, ветреное утро. Из дома Команды милиции виднелись Арсенал, улица Длуга, угол Белянской и знаменитый колодец «Груба Каська» с медным столбиком и таким же шариком вверху.
Поручик был щуплый, невысокий, худощавый человек. Его сухое лицо с мелкими чертами, тёмными усиками и быстрыми, пронзительными глазами не привлекало к себе внимания. Коричневый вельветовый пиджак из универмага и самый обычный галстук позволял ему долго оставаться незамеченным во всех общественных местах.
Дзярский отошёл от окна и направился к письменному столу. В комнате, большой, аккуратно прибранной, довольно пустой, кроме письменного стола стояли столик и три корявых стула. На столике разместились четыре телефонных аппарата, на стене висел большой план Варшавы.
В дверь постучали, и в комнату вошёл плечистый старший сержант в мундире, с грубо вытесанным лицом. Под мышкой он держал картонную папку.
— Добрый день, сержант Мацеяк, — проговорил Дзярский. — Что нового?
Сержант по-военному вытянулся.
— Докладываю, гражданин поручик, что я уже закончил.
— Что закончили?
— Свою систему, гражданин поручик.
Дзярский незаметно усмехнулся.
— Покажите, — сказал он.
Мацеяк положил возле Дзярского картонную папку и стал рядом. На папке была каллиграфическая надпись «Система сообщений о нарушениях порядка. Проект разработал старший сержант Мацеяк».
Дзярский раскрыл папку: педантично выполненные чертежи и таблицы, путаница красных, зелёных и голубых линий, названия: «Сигнализация о драках», «Сеть сообщений об уличных скандалах», «Учёт приставаний к прохожим, ругани и нарушений общественного порядка», «Предупредительные меры против пьянства».
Дзярский внимательно просматривал всё, сдерживая улыбку. «Ценно то, — подумал он, — что Мацеяк соединяет в себе энтузиазм в борьбе за полезное дело со склонностью к солидному канцеляризму. Не будем отвергать систематизаторов, в нашей работе и так достаточно импровизации».
— Неплохо, — проговорил Дзярский, — но не очень реально. Пока что, во всяком случае, сержант Мацеяк.
— Почему, гражданин поручик? — Мацеяк нахмурился.
— Средств, которые сейчас есть, не хватит для такой широкой кампании. Очень печально, но у нас мало людей. Нужно действовать иначе.
Дзярский закурил сигарету.
— Садитесь, — приказал он. Мацеяк сел. — Сам принцип вашей системы — правильный, но пока мы не можем его осуществить.
— Я так радовался, получив назначение к вам, гражданин поручик, потому что уже давно интересуюсь этой проблемой. Мне кажется, очень важно, чтобы люди жили, работали и отдыхали спокойно.
— Рад, что вы так думаете, — улыбнулся Дзярский. — Перед нами большая и сложная проблема. Я тоже намерен бороться за спокойствие в этом городе, за то, чтобы атмосфера доброго согласия между людьми победила везде: на улицах, в трамваях, в кинотеатрах и на стадионах. Но, видите ли, тут нужны пока что другие средства. Многочисленные случаи безнаказанного хулиганства, которые мы регистрируем в последнее время, требуют иного подхода — не только сигнализации о пьяных скандалах. Это дело значительно сложнее, и его нужно хорошо обдумать.
— Разумеется, — согласился Мацеяк. — Что мне делать сегодня, гражданин поручик?
— Подготовьте показания доктора Гальского и других врачей скорой помощи, хорошо? Да, прошу установить постоянное дежурство в скорой помощи. С сегодняшнего дня один из наших людей должен выезжать в их машине на место каждого происшествия.
— Слушаю, гражданин поручик, — ответил Мацеяк.
— И вот ещё что, — вспомнил Дзярский. — Я бы хотел иметь подробный отчёт из отдела дорожных коммуникаций о зарегистрированных за последнее время частных английских автомашинах таких марок: «Аустин», «Моррис» и «Хильман».
— Так точно, — повторил Мацеяк, записывая.
Дзярский встал.
— Пока всё, сержант, — проговорил он.
……………………………………………………
В четыре часа Дзярский запер комнату на ключ, надел серое осеннее пальто и синюю шляпу, а затем покинул дом Главной команды милиции. Он прошёл по Длугой до площади Красинских и затем до Фрета, оттуда — по Мостовой, где стояли недавно восстановленные старинные каменные дома и новостройки, на улицу Широкий Дунай и, наконец, переступил порог небольшого ресторанчика на углу под названием «Рыцарский». Здесь Дзярский сел на неудобную скамеечку в зале с низкими сводами и заказал фляки и мясо под хреном. Потом вынул из кармана несколько машинописных страниц и принялся их перечитывать. Закончив читать, он проговорил вполголоса:
— Хорошо… — с удовольствием похлопал по стоявшему рядом гигантскому рыцарскому панцирю,
