— Вижу, вы догадываетесь, что именно я хочу сказать. С газом — это отговорка, — с горечью добавил Калодонт, — но ничего. Вы меня всё равно выслушаете до конца.
Марта растерянно указала взглядом на детишек, шумно игравших рядом, словно намекая на то, что она не в состоянии принять сколько-нибудь серьёзное решение в таких условиях.
— Я должен вам кое в чём признаться. Мне кажется, пришло время, когда вы, панна Марта, обязаны подумать о своём будущем, — решительно заявил Калодонт.
— Я думаю о нём достаточно часто, — уклончиво сказала Марта, — но это не всегда помогает.
— Однако подумали ли вы о том, что цель жизни молодой девушки — найти твёрдую мужскую руку, на которую можно было бы опереться в трудном путешествии по жизни?
— Мг… — поддакнула Марта, — время от времени я думаю и об этом.
— Есть человек, — неумолимо продолжал Калодонт, — прекрасный человек, замечательный, настоящий мужчина, который с вас глаз не сводит…
— Слава Богу, — облегчённо вздохнула Марта. — О себе он бы этого не сказал. Правда, это замечательный старик!
— Не знаю, кого вы, пан, имеете в виду, — заинтересованно откликнулась она.
— Вот то-то и оно! — воскликнул Калодонт. — Это и моя тайна. Я обязан вам рассказать. Помните ли, панна Марта, о чём вы говорили в комиссариате, после своего приключения на Вейской?
— Помню. Но не знаю, что именно вас интересует…
— Ваш защитник.
— ?!
— Так вот, панна Марта, ваш тогдашний защитник — мой друг, — потупившись, скромно признался Калодонт. — Мы очень тесно связаны.
Марта поднялась.
— Пан Юлиуш, — озабоченно сказала она, — то, что вы сообщили, действительно грустная тайна. После того случая в Варшаве всё чаще слышишь об этом пане. Не продолжайте, пан Юлиуш, — она приблизилась к, Калодонту и умоляюще положила ладонь на его руку, — я действительно больше ничего не хочу знать.
— Кроме того, — быстро и серьёзно подхватил Калодонт, — что вы, панна Марта, стали кем-то очень важным для…
— Именно этого я не хочу… не могу… не должная знать, — нервно перебила Марта; её серо-голубые глаза ловили взгляд Калодонта. — Тем более, — тихо добавила она, — что человек… которого… который… меня очень интересует, где-то бесследно исчез недели две назад. Правда, я тут ничего не понимаю… Но вчера вечером, как почти ежедневно в течение этих двух недель, меня ждали в темноте на улице Фраскати светлые горящие глаза. Глаза эти смотрят не враждебно, не грозно, а скорее печально и даже умоляюще… Однако они страшны, пан Юлиуш, страшны!
Марта закрыла лицо руками. Калодонт погладил её опущенную голову.
— Марта, — мягко отозвался он, — не будем больше об этом. Простите меня, это была ошибка с моей стороны. Только скажите, прошу вас: кто же исчез две недели назад?
Марта подняла голову, мысленно улыбаясь.
— После того, что я вам сейчас скажу, пан Калодонт, сможете ли вы остаться моим другом?
— Конечно же, — горячо заверил её Калодонт. — И постоянным и верным!
— Хорошо, я скажу. Уже две недели, как бесследно исчез доктор Витольд Гальский.
— Тот светловолосый врач скорой помощи?
— Да. — Несмотря на все старания Марты сохранять сдержанность, глаза её взволнованно блестели.
— Вот до чего дошло… — искренне огорчился Калодонт.
— Нет, — упрямо возразила Марта. — Я вела себя с ним не так, как нужно, и не могу даже извиниться, представить не могу, что с ним случилось. Я звонила пару раз в скорую помощь, но услышала только, что доктор Гальский не работает. А теперь ещё и это…
Она вынула из кармана куртки какую-то бумагу и протянула её Калодонту. Тот внимательно прочитал. Это была повестка: Марту Маевскую вызывали в суд в качестве свидетеля.
Калодонт задумался.
— По какому это может быть делу? — спросил он.
— Не знаю, — несколько растерянно ответила девушка.
Калодонт ещё раз взглянул на дату повестки.
— Я пойду с вами, панна Марта, — решительно заявил он. — Хотите?
— Очень, — обрадовалась Марта. — Я сама мечтала б крепкой мужской руке, на которую можно опереться во время трудного похода в суд.
2
Мехцинский остановился на углу Маршалковской. Здесь всё было перекопано и изрыто глубокими канавами с дощатыми мостиками и барьерами. Укладывали трубы парового отопления для будущих зданий. В сумраке краснели предупредительные знаки и горели лампы.
— Не ходи, Ганка, дальше, — сказал Мехцинский. — Зачем тебе прыгать через эти канавы? — улыбаясь добавил он.
— Я немного провожу тебя, — настаивала девушка. — До поезда ещё есть время.
— Нет, — решительно отрезал Мехцинский. — Здесь мы простимся.
— У тебя свои причуды, — улыбнулась Ганка с лёгкой обидой. У неё было хорошее простое лицо и добрые глаза.
— Ганя, — мягко ответил Мехцинский, — не ссорься со мной. Если я говорю «нет», значит, нет. У меня и без того хватает забот.
Они всматривались друг в друга, словно не виделись никогда: Мехцинский не мог оторвать взгляд от этого молодого свежего лица и ясных глаз; они были для него, словно спасительный борт лодки, за который цепляется отчаявшийся пловец. Прохожие, протискивающиеся в узком промежутке между канавами, время от времени толкали их, не скупясь на едкие замечания.
— Стоит, как на свадьбе! — буркнул кто-то позади Мехцинского.
— У вас, панна, что, ног нет? — спросила какая-то толстуха за спиной у Ганки.
Но Ганка и Мехцинский ничего не слышали.
— Какие у тебя заботы? — спросила Ганка. — Почему ты никогда ничего не говоришь?
— Поезжай домой, Ганка, — попросил Мехцинский. — Завтра приду за тобой, когда будешь возвращаться с работы.
— Весек, — вдруг улыбнулась Ганка, — а может, ты возьмёшь меня с собой в кино? Поеду домой позже. Так хочется посмотреть этот новый фильм. Кажется, мексиканский, да?
— Нет, — отрезал Мехцинский. — Сегодня нет, слышишь? Ну, сматывайся!?
Ганка надула губы.
— Как хочешь, — обиженно произнесла она. — До свидания.
— Ганка, — мягко сказал Мехцинский. — Ну почему ты не хочешь понять, что всё это не для тебя…
— Если не для меня, то и не для тебя, — порывисто воскликнула Ганка и направилась прямо к станции электрички.
Мехцинский последовал за ней.
— Весек! — внезапно остановилась Ганка. — Когда ты покончишь с этим раз и навсегда?
Мехцинский слышал её дыхание. Он взял её за отвороты брезентового плаща и притянул поближе к себе.
— Ганночка, — произнёс он, — это не так просто. Я… мне порой кажется, что я не могу иначе…
— Можешь, — горячо возразила Ганка. — Можешь. Наверняка. Нашёл бы какую-нибудь работу, и мы
