какую замечательную команду мы могли бы составить.
Сиккер приближается и как только он придёт, я буду не в состоянии продолжать своё исследование, пока он не уйдёт. Богиня, дай мне мужества не забыть о моей цели и помешать узнать этому Сиккеру, что я на самом деле ищу. Если только Мэйбл могла бы дать мне настоящее имя этого Сиккера…тогда у него не будет никаких шансов выстоять против меня.
— Ж.К.
В воскресенье, проснувшись, я нашёл кровать своего отца пустой. Чёрт! Я был прав: это было похоже на жизнь с наркоманом, мне всегда приходилось находиться в состоянии боевой готовности, на случай, если он попытается сбежать. Я немедленно набросил одежду, чувствуя смесь гнева, вынужденного сочувствия и напряжённого нетерпения.
Удивительно, что отчаяние может заставить человека делать, подумал я 20 минут спустя. Мой отец был так слаб, что поход в продуктовый магазин мог вымотать его на несколько часов, но здесь, в его непреодолимом желании достичь своей бит деарк, он был в состоянии тащиться многие мили через канадский лес зимой.
Когда я приблизился к месту темноты, чувствуя знакомые чувства тошноты и страха, я мрачно подумал, что я собираюсь делать со своим отцом — позволить ему убить себя? Попытаться спасти его? Закаляя себя, используя все силы которые у меня были, я нырнул в низкий вход хижины и нашел моего отца, его лицо светилось в экстазе. Когда мои глаза сфокусировались, я увидел дух моей матери, оформившийся над светящимся входом в теневой мир. Дэниэл смотрел вверх, радость делала его, кажется, на двадцать лет моложе. Он протягивал свои руки к ее астральной оболочке.
Я подполз ближе, благоговея от присутствия моей матери, как это было и в первый раз. Встав на колени рядом с Дэниэлом, я не мог не позволить себе насладиться ощущением ее присутствия, которое было всем, что я мог себе позволить до тех пор, пока не присоединюсь к ней в один прекрасный день в теневом мире.
'Дэниэл' сказала мама, 'Я говорю тебе, что ты должен прекратить это. Ты должен оставаться среди живых. Еще не пришло твое время'. Ее голос звучал более твердо, и я был рад. Если бы она была поистине нуждающейся или приветливой, отец был бы мертв месяц назад.
'Я не знаю как, Фи' ответил отец, покачивая головой. 'Я только знаю, как быть с тобой'.
'Это не правда' сказала мама. 'У тебя была целая жизнь с другими людьми до меня'. Я почувствовал тепло от нее, направленное ко мне, почти как улыбка, и я улыбнулся в ответ, хотя и чувствовал тошноту и слабость от бит деарк.
'Я не хочу других людей' сказал отец упрямо.
'Ты научишься хотеть других людей' сказала мама твердо, используя тон, который был так хорошо знаком мне — который она принимала, когда один из нас — детей — упрямился слишком долго в неубедительных оправданиях для проступков. 'Теперь я говорю тебе, Дэниэл, ты не должен вызывать меня обратно снова. Ты причиняешь мне боль. Моя душа должна двигаться дальше. Ты не даешь этому произойти. Ты хочешь причинять мне боль?'
'Богиня, Фиона, нет!' сказал мой отец, выглядя потрясенным.
Голос моей матери смягчился. “Дэниел, Ты поддерживал наш брак. Ты сохранили его переездами, когда я сдалась. Это была твоя стойкость, на которую я полагалась. Я должна положиться на нее теперь. Ты должен быть достаточно сильным, чтобы не вызывать меня, остаться с жмть. Ты понимаешь?”
Отец посмотрел на землю, кажущийся потерянным, лишенным. Потом он сломано кивнул и накрыл лицо своими ладонями.
Еще раз я чувствовал теплоту моей матери, окрашенную печалью, рожденную пониманием и сочувствием. Она знала, насколько мой отец страдал; она знала, насколько я пострадал. Она любила нас обоих со всей ее силой и взамен я чувствовал интенсивную любовь к ней, матери, которую я потерял.
Молча дух Фионы легко прикоснулся смутным поцелуем сквозь нас обоих и поплыл в бит деарк. Как только она ушла, мой отец рухнул на бок на землю. Я осел, ненавидя чувства слабости и болезни, что тянули меня вниз. Но я попытался сесть и быстро совершил обряд, который позволял закрыть бит деарк. Когда последняя исчезла и я мог видеть твердый мерзлый грунт снова, я откинулся на спину, стараясь, чтобы меня не вырвало.
Так быстро, как мог, я вытащил отца оттуда, и снова мы опустились на улице на снег, слишком слабые, чтобы двигаться. Через 10 минут я почувствовал себя в состоянии обратиться к моему отцу, который лежал, с серым лицом, на земле в нескольких футах от меня.
'Я не могу поверить!' сказал я, выплескивая свое разочарование. 'Как ты можешь быть таким глупым, таким самоубийственным? Как ты можешь быть таким эгоистичным?'
Глаза отца открылись, и он сел медленно, с трудом. Если бы он был преждним отцом, он бы мог схватить и ударить меня. Но этот отец был был слабым, умом, телом и духом.
'Почему ты выбираешь смерть, вместо того, чтобы быть с твоими живыми детьми?' продолжал я, чувствуя, как моя злость разгарается. 'Я единственный сын, который у тебя остался! Элвин — единственная дочь, которая у тебя когда-либо была! Ты не думаешь, что ты должен оставаться ради нас? И кроме того, ты намеренно причиняешь боль маме. Каждый раз, когда ты контактируешь с ней, каждый раз, когда ты вызываешь ее к бит деарк, ты замедляешь продвижение вперед ее духа. Она должна двигаться. Она должна перейти в следующую фазу ее существования. Но ты не даешь ей такой возможности! Потому что ты можешь думать только о себе!'
Глаза отца были сосредоточены пристально на мне, его пепельные щеки были покрыты бледно красными пятнами от злости. 'Я пытался сопротивляться — ' начал он, но я оборвал его.
'Ты не пытался чертовски усердно!' крикнул я, поднимаясь на ноги. Мой желудок крутило, но я стоял, нависая над ним, как хулиган. 'Ты просто продолжал поддаваться! Это то, чему ты хочешь научить меня, своего сына? Ты хочешь научить меня как сдаваться, отступать, думать только о себе? Это то, что ты демонстрируешь мне. Ты никогда бы не поступил таким образом 11 лет назад. Тогда ты был настоящим отцом. Тогда ты был настоящей ведьмой. А теперь посмотри на себя' заключил я горько. Я мог пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз я был таким ненавистным с кем-то, о ком я заботился. Я ненавидел слова, вырывающиеся из моего рта, но не мог остановить их, раз уже начал.
'Ты не представляешь, как это тяжело' сказал мой отец, его голос проскрипел промозгло.
Я фыркнул и прошелся вокруг погасшего огня в центре бревенчатых скамеек. Я чувствовал себя больным, истощенным; мне нужно было уйти отсюда. Я знал, что я должен был нести отца обратно в дом, но я должен был отговорить себя оставить его тут замерзать. Прошли минуты, и я подумал, что, черт возьми, я сам собирался делать. Все в моей жизни прямо сейчас было печально. Единственного человека, который мог заставить меня чувствовать себя лучше — не было здесь, и я никак не мог достичь ее. Чертов ад, зачем я сюда приехал?
Наконец, спустя долгое время, отец сказал, 'Ты прав'. Он звучал невероятно старым и сломленным.
Я посмотрел на него, и он продолжил, пытаясь найти слова.
'Ты прав. Я был эгоистичным, думая только о себе. Твоя мать была бы сильнее. Она смогла бы жить одна.'
Мои глаза сузились, так как я готовился пресечь его жалость к себе в зародыше.
'Но выжил именно я, и я испортил свою жизнь, не так ли, парень?' Он выдал кривую, мимолетную улыбку, затем отвернулся. 'Это просто — я не могу отпустить ее, сын. Она была моей жизнью. Я отказался от первого сына ради нее'.
Я коротко кивнул. Кэл.
'И потом,' продолжал он, 'за прошедшие одиннадцать лет были только я и Фиона, Фиона и я, внзде мы вместе, каждый день. Мы были одни; у нас не было друзей; мы месяцами не видели других людей, тем более других ведьм. Я даже больше не знаю, каково это быть с другими людьми.'
Я посмотрел в сторону и сделал длинный выдох. Когда отец звучал наподобие этого, отчасти рационально, отчасти привычно, было невозможно оставаться злым. Мама напомнила мне, что он был просто человеком, скорбящим по своей жене, и мне было необходимо прекратить его огромную полосу бездействия.
Я поднял руки и позволил им упасть. 'Отец, ты можешь узнать, как — '
