Мои глаза расширились от этого знания. Эйлин была бледной, плакала, пытаясь быть смелой. Я увидела Мэри Кей, поглаживающую руку Эйлин и плачущую.
Очень медленно и тихо, надеясь что никто не попытается остановить меня, я закрыла свои глаза снова и подложила свои пальцы под голову Паулы. В момент я погрузилась в глубокую медитацию и посылала свои чувства в Паулу снова. Теперь я смогла увидеть все повреждения. Без необходимости искать их, древние слова сами пришли мне в голову. Это было заклинание от Элис, поняла я. Тихо я повторяла их, когда они подплывали ко мне, слушая их мощную, монотонную мелодию. Я представляла как лужа крови рассеивается, ускользает; я думала о легких каналах пульсирующих вен, разветвляющихся все мельче и мельче, бесконечно тонких, совершенных и красивых.
Когда системы Паулы стабилизировались — ее дыхание стало более равномерным, ее сердце билось более сильно, ее мозг возвращался в его первоначальное состояние до аварии — Я почувствовала волну восторга, которая почти перехватила мое дыхание. Это была прекрасная магия, совершенная в своем намерении, мощная по своей форме, и изящно выраженная древним голосом через меня. Не было ничего более прекрасного, более удовлетворяющего, более радостного, и я почувствовала на своем сердце облегчение и улыбку, касающуюся моего лица.
Затем глаза Паулы затрепетали открываясь, и мое счастье увеличилось.
Я села на корточки, обессиленная, и взглянула на часы. Моя рука была покрыта кровью, я вытерла ее поспешно о свои джинсы. Я сделала все за три минуты. Три решающих минуты, которые означали разницу между жизнью и смертью для кого-то, о ком я заботилась. Это была самая потрясающая вещь, которая когда-либо случалась со мной, и я даже не могла принять ее внутри.
Скорая помощь приехала почти спустя 10 минут. Медработники выскочили на лед, стабилизировали шею и голову Паулы, затем переложили ее осторожно на носилки. Тетя Эйлин пошла рядом с носилками, обещая позвонить нам позже с новостями. Я сказала, что отгоню ее машину к дому моей мамы, и она сможет забрать ее позже. Она бросила мне ключи и побежала догонять.
После того, как мигающие красные огни исчезли и толпа встревоженных прохожих разошлась, Мэри Кей и я поднялись неуклюже на ноги. Мы продрогли и купили горячего шоколада со стенда, затем вернулись к машине тети Эйлин.
Когда я открыла дверь, я сказала Мэри Кей, что думаю, что с Паулой все будет впорядке. Она перестала плакать, но все еще выглядела очень расстроенной. Она села в пассажирское сидение ничего не говоря, и я посмотрела на ее, прежде чем завести двигатель.
Большие коричневые глаза Мэри Кей встретили мои, и она спросила, что я сделала.
Я посмотрела в лобовое стекло на посыпанную солью улицу — зима заканчивалась, и казалось, что я видела голую землю, голые деревья, голые тротуары в первый раз. Я думала об Алисе и ее непродолжительной болезни, как Мэри Кей до сих пор, казалось, думала, что я вылечила ее.
Я не знала, что сказать.
'Ничего', прошептала я.
Морган
В субботу утром я закончил написание моего доклада по Жюстин Корсеау для совета. Я провел довольно много времени с ней, обсудил все возможные аспекты истинных имен, провел новые беседы с людьми в Фокстоне и прошел через ее библиотеку. Выводом моего доклада было то, что она нуждалась в перевоспитании, но не была опасной и что никаких серьезных мер по отношению к ней принимать не потребовалось, раз я стал свидетелем уничтожения ей письменного перечня истинных имен.
Я подписал его, адресовал конверт, положил доклад внутрь и запечатал его. Отец сидел в кресле в комнате. Я рассказал ему, что говорилось в докладе, и к моему удивлению он смотрел так, как будто действительно слушал. Он потер ладонью подбородок и я узнал жест, точно такой же, какой делал я, когда думал.
'Перевоспитание?' сказал он. 'Ты так думаешь? Я имею ввиду, ты думаешь этого будет достаточно?'
'Это и уничтожение ее списка', сказал я. 'Почему бы и нет?'
Он пожал плечами. 'Я думаю, что здесь нечто большее, чем Жюстин кажется на первый взгляд'.
Я уделил ему самое пристальное внимание. 'Пожалуйста, объясни'.
Он пожал плечами снова. 'Я действительно не знаю ее. Возможно ты не хочешь принимать ее за чистую монету'.
'У тебя есть что-нибудь конкретное или специфическое, что может изменить то, что я сказал в моем докладе?'
'Нет', признался он. 'Ничего больше, чем я чувствую себя подозрительно. Я чувствую, что она что-то скрывает'.
'Хммм' сказал я. С одной стороны, доклад был написан, и я не хотел переделывать его, хотя конечно переделал бы, если бы получил новую информацию. С другой стороны, отец, несмотря на его многочисленный огромные недостатки, по-прежднему не был дураком, и было бы глупо не обращать внимания на то, что он сказал. С третьей стороны, отец только что провел 11 лет в бегах и было очень вероятно, что мог относиться с подозрением к каждому.
'Верно, хорошо, спасибо, что сказал мне это' сказал я. 'Я буду это иметь ввиду сегодня днем'.
'Да' сказал отец. 'В любом случае у нее хорошая библиотека'.
'Хантер! Добро пожаловать! Заходи!' сказала Жюстин.
'Привет. Я закончил доклад и я хотел изложить тебе его суть прежде, чем мы с отцом уедем'. Я вылез из пальто и положил его на спинку дивана, затем сел напротив нее.
'О, замечательно. Где твой отец?'
'Он вернулся в 'ВandB'. Он устает очень легко, хотя он определенно кажется лучше с тех пор, как ты провела исцеляющий ритуал'.
'Я рада. Хорошо, теперь расскажи мне о своем пугающем докладе о злой и опасной Жюстин Корсеау'.
Она откровенно смеялась надо мной, и я усмехнулся в ответ. Не многие люди чувствуют себя в безопасности, дрязня меня — Морган и Скай единственные, кто пришел на ум. А теперь Жюстин.
Вкратце я изложил ей то, что доложил Кеннету, ожидая, что она будет освобождена и довольна. Но к моему удивлению, ее лицо стало выглядеть все более и более озабоченным, затем расстроенным, затем сердитым.
'Перевоспитание!' наконец разразилась она, ее глаза сверкали. 'Разве ты не слышал факты, что я говорила? Или наши разговоры ничего не значат?'
'Конечно я слышал, что ты говорила' ответил я. 'Но ты слышала, что я говорил? Я думал, что ты согласилась с позицией совета по истинным именам живых существ'.
'Я сказала, что понимаю их', закричала Жюстин, поднимаясь на ноги. 'А не то, что я согласна с ними! Я думала то, что я делала совершенно чисто'.
Я тоже встал. 'Как ты можешь не согласиться? Как ты можешь защищать хранение письменного перечня истинных имен живых существ? Разве ты не помнишь ту историю, что я рассказывал тебе о мальчике в моей деревне и лисе?'
Она развела руки в стороны. 'Какое это имеет отношение ко мне? Это все равно, что говорить — не едь в Африку, потому что я знал кого-то, кто споткнулся и сломал там ногу. Я не необразованный ребенок!'
Прежде чем я осознал это, мы кричали наши взгляды и пытались переубедить друг друга. Оказалось, что всю неделю мы танцевали друг против друга, обходя проблемы, избегая открыто противостоять друг другу, и, таким образом, сделали не правильные предположения о том, что мы договорились, о том, как мы чувствовали, что были готовы сделать. Я думал, я был утонченный, но влиятельный Сикер, но Жюстин решила не поддаваться.
Через десять минут после этого, наши лица раскраснелись от накала и гнева, и Жюстин даже протянула руки и толкнула меня в грудь, сказав: 'Ты такой упрямый!'
Я схватил ее руки ниже ее плеч и поддался искушению потрясти ее. 'Я упрямый? То что ты упрямая — написано на тебе! Не говоря уж об эгоцентризме!'
В тот же момент, когда Жюстин переводила дыхание, позволяя мне начать это снова, я понял, что
