наблюдала мысленные картинки, получаемые от Ключа. Но сейчас город был чист и ухожен, его вечерние улицы и площади заливал яркий электрический свет, по пути мы не заметили ни единого следа разрушений, вот только окна всех зданий зияли чернотой и нигде не было видно людей – не считая, конечно, редких патрулей…
– А вы здесь хорошо поработали, – заметил я.
– Да, сэр, пришлось потрудиться, – подтвердил Фэрчайлд. – Но оно того стоило. Теперь Новая Земля готова принять сразу пятьдесят миллионов колонистов. И на первых кораблях прибудут наши семьи. В том числе и моя. – В голосе лейтенанта явственно прозвучали радостные нотки. – Два года не видел жену и родителей. Но вскоре мы снова будем вместе.
– Поздравляю с обретением новой родины, – сказал я искренне. – Вам уже выделили постоянное жильё?
– Да, сэр. Только не здесь, а в Аламеде. Там будет наша наземная база, когда мы передадим управление планетой гражданской администрации. Я выбрал себе красивый домик в предместье.
– А как вы поступили с личными вещами прежних хозяев?
– На этот счёт есть строгая инструкция. Перед поселением в дом или квартиру такие вещи должны быть упакованы в герметичные контейнеры и отправлены в специальное хранилище на орбите. Будут находиться там как минимум сто лет, после чего уже окончательно решат, что с ними делать. Хотя всем ясно, что прежние жители Новой Земли больше не вернутся, это не освобождает нас от соблюдения приличий. Мы обязаны с уважением относиться к памяти людей, которые оставили нам в наследство освоенную планету.
– Да, конечно, – согласился я. – А случаи мародёрства бывали?
– К сожалению, бывали. Но редко. Провинившихся сразу переводили на одну из орбитальных станций, а теперь их вернут на Землю, где они отбудут свой тюремный срок. Но хуже всего для них то, что и они, и их семьи лишились права поселиться здесь.
– Суровое наказание, – отозвалась Марси. – А эти мародёры случайно не тронули школу?
– Нет, мэм, не беспокойтесь. Перед вашим прибытием я связался с ближайшим патрулём и попросил проверить. Всё в порядке.
Минут через десять мы свернули с улицы на полукруглую подъездную аллею и остановились перед большим зданием с вывеской над парадным входом: «Политехническая Школа имени Леонардо Торреса де Кведо». Позади нас остановился джип с пехотинцами.
– Вот мы и на месте, – сообщил Фэрчайлд.
Он первым выбрался из машины и галантно открыл дверцу для Марси. Я же вышел без посторонней помощи.
Поднявшись по ступеням на крыльцо, лейтенант набрал на замке цифровой код, и дверь с тихим жужжанием открылась. Мы вошли внутрь и оказались в пустынном, тускло освещенном вестибюле. Очевидно, свет включился автоматически при разблокировании замка.
– В жилой корпус направо, – сказал лейтенант. – Вам ведь только это надо?
– Да, только это, – ответил я.
Мы прошли по такому же, как и вестибюль, тускло освещенному коридору, поднялись на третий этаж, снова пересекли коридор и остановились перед дверью, на которой висела табличка с испанской транскрипцией Энного имени: «Ehia Ayola».
– Кстати, – спросил Фэрчайлд, – а как будет правильно – «Эя» или «Эя».
Как и раньше, для меня оба слова прозвучали одинаково. Зато Марси уверенно сказала:
– «Эя».
– Ara, – кивнул лейтенант. – Значит, не «малышка», а «цветок». Я так и думал. Красивое имя.
– Вы знаете юнайский? – удивился я.
– Изучаю на досуге. У меня с детства склонность к языкам, а здесь на каждом шагу масса лингвистического материала – книги на юнайском, звукозаписи, разное видео, включая дублированные фильмы. И, разумеется, учебники со словарями. – Фэрчайлд достал из кармана карточку-ключ и вручил её мне. – Не буду вам мешать, сэр, подожду в коридоре. Командование сообщило, что вам разрешено взять любые вещи. Если понадобится, в багажнике машины лежит пустой контейнер.
– Хорошо, лейтенант. Если понадобится, я вам скажу.
С помощью карточки я открыл дверь и едва переступил порог, как мягкий белый свет залил небольшую уютную комнату с весьма скромной обстановкой: кровать с тумбочкой, стол с компьютерным терминалом, две полки над ним, уставленные электронными и бумажными книгами, пара мягких кресел и экран тривизора на стене. Все гладкие поверхности покрывал слой нетронутой пыли, и это подтверждало слова лейтенанта Фэрчайлда, что мародёры не потревожили покой Энной комнаты.
Пока я осматривался по сторонам, Марси подошла к свободному участку стены и открыла встроенный в неё шкаф, где висело несколько платьев и костюмов, а внизу, рядом с обувью, стоял чемодан.
– Вот и отлично, – сказала она, смахивая с чемодана пыль. – И никакой контейнер нам не нужен. Мы возьмём всё, верно, кэп? Пусть лучше хранится у нас дома, чем где-то на орбите.
– Да, – согласился я. – Возьмём всё.
Говоря «у нас дома», Марси подразумевала мой дом на острове Боливара на Эсперансе. Во время отпусков она по-прежнему жила у меня, даже не думая никуда перебираться, и многие знакомые считали нас парой. А нам уже надоело это отрицать…
Пока Марси аккуратно укладывала Эины вещи в чемодан, я присел на кровать и выдвинул ящик тумбочки. Как я и надеялся, там среди разных мелочей лежал золотой медальон с затейливой монограммой на лицевой стороне, которая, должно быть, обозначала первую букву имени Эй.
Я бережно взял медальон в руки, обтёр его от пыли и открыл веко. Внутри на керамической основе был мастерски нарисован портрет Эй – года на три моложе, чем я её знал, совсем ещё девчушки. Она ласково улыбалась, а её изумрудные глаза смотрели на меня задорно и чуть лукаво.
Тем временем Марси уложила в чемодан всю одежду из шкафа и присела рядом со мной.
– Какая прелесть! – произнесла она, легонько прикоснувшись пальцем к портрету. – Эя здесь как ангел… Ты знал об этом медальоне?
– Знал. Она говорила, что забыла его здесь. И ещё жалела, что не может подарить мне…
– Значит, кэп, считай это настоящим подарком, – подытожила Марси. – Подарком любви.
Я молча кивнул, ещё раз посмотрел на портрет Эй и закрыл веко. Затем надел цепочку на шею и сунул медальон себе под рубашку. Я успел согреть его своими руками, и теперь он грел моё сердце…
Сочувственно улыбнувшись мне, Марси встала и занялась содержимым полок над столом. Я решил не мешать ей и вышел на маленький балкон с видом на внутренний двор школы. К этому времени ночь уже полностью вступила в свои права, в небе ярко сияли звёзды.
Я вспомнил свою последнюю ночь на Юнае, когда ко мне пришла Эя, а я её прогнал. Тогда я думал, что поступаю порядочно, но в результате оказалось, что совершил самую большую, самую непоправимую ошибку в своей жизни. И теперь из-за этой мнимой порядочности (а правильнее сказать, ханжества) нас с Эей разделяет непреодолимая пропасть, которую невозможно измерить даже миллиардами световых лет.
Где ты, родная? Что с тобой?..
Некоторое время спустя ко мне присоединилась Марси.
– Я уже всё собрала, – сообщила она. – До последней мелочи.
Я кивнул:
– Сейчас пойдём. Только подожди ещё немного, ладно?
– Хорошо, – сказала Марси и взяла меня за руку. – Я понимаю тебя, кэп. Как никто другой понимаю.
Да, Марси меня понимала. Она тоже тяжело переживала свою утрату – но, как я и надеялся, её боль постепенно прошла. Осталась только светлая грусть о потерянной первой любви, ностальгические воспоминания, в которых перемешивались нежность и печаль, зато её сердце было свободно…
Марси посмотрела в мои глаза, и на секунду мне почудилось, что она услышала мои мысли. А её взгляд словно говорил:
«Тут ты ошибаешься, кэп. Моё сердце уже не свободно. Только я знаю, что ты ещё к этому не готов. Но
