– А у меня на это иной взгляд! – повысила голос Софья Терентьевна. – Безо всяких эмоций. И это взгляд Ксаниной родительницы, кстати говоря! Валерий – друг не столько Ксаны, сколько Дмитрия. И мать Валерия была в ту ночь на заводе, то есть дом пустовал! Вот почему оказались они там оба! И вот почему она пришла утром искать вашей поддержки!
– Не верю я! – вдруг со слезами в голосе воскликнула географичка Валя.
Но Софья Терентьевна почувствовала, что завладела всеобщим вниманием, и остановить ее было уже невозможно.
– Пусть кое-что не совсем так! Пусть мои предположения не полностью обоснованны, но фактов достаточно, чтобы бить тревогу! Немедля, пока не случилось худшее! Отношения эти уже и так зашли далеко! Как первую, элементарно необходимую меру я предлагаю отделить их друг от друга! Он шахтинский, пусть идет учиться в шахтинскую школу. Почему он оказался у нас? Не потому ли, что они уже были знакомы раньше?.. Словом, они не должны быть вместе!
Надежда Филипповна даже кулаком пристукнула:
– Я категорически против!
– Я тоже! – мгновенно проснулся Павел Петрович – Я не отдам вам своего математика!
Но голоса их уже потонули в новом всеобщем споре.
Через несколько минут большинство, как, впрочем, и следовало ожидать, склонилось на сторону Софьи Терентьевны. Во-первых, за ней осталось последнее слово – это всегда что-нибудь да значит. Во-вторых, учителей, мало знакомых с героями обсуждения, естественно настораживала их запутанная история.
Антон Сергеевич, следуя мнению большинства (правда, мизерного), хотел было подвести черту… если бы не жесткий взгляд Надежды Филипповны, с одной стороны, и выжидающий, неожиданно презрительный Вали-географички – с другой.
Ссылаясь на значительные разногласия во мнениях, Антон Сергеевич предложил оставить пока вопрос открытым…
Именно после этого собрания Антон Сергеевич однажды скажет Надежде Филипповне: «Пора мне действительно на пенсию… Жили мы здесь по своим деревенским законам. Чего греха таить, разное бывало. Но всё улаживали по-домашнему… Может быть, и правильно это, что теперь не наша патриархальная нравственность, а какая-то другая. Мы теперь на виду».
Сама же Надежда Филипповна терзалась, путаясь в противоречиях, сразу после педсовета пришла домой и опустилась в кресло, не пообедав, не сменив рабочей одежды на домашнюю. Спор в учительской и неожиданные осложнения, что появились в итоге произвели на нее тяжкое впечатление.
Нет, она не сомневалась в своей позиции, она бы еще и еще раз отстаивала ее, поскольку официальное признание точки зрения Софьи Терентьевны означало бы для всей школы публичное осуждение Ксаны и Димки.
Ну, а если позабыть о расхождениях среди педагогов. Надежда Филипповна сама еще не решила, надо ли Димке оставаться в ермолаевской школе.
Если ребята будут вместе, им понадобится, кроме всего, огромное самообладание, чтобы выдержать косые взгляды, случайные намеки, откровенное любопытство. Хватит ли у них силы, чтобы выстоять, не обозлиться и не противопоставить себя коллективу?
Наконец, педсовет всего лишь отложил разбирательство. А Софья Терентьевна никогда не простит Димке его демарша в учительской. И остается риск, что вопрос опять станет ребром, когда выйдет на занятия Ксана.
Однако если Димка уйдет, Софья Терентьевна заявит что ее доводы имели основание. И каково будет Ксане в одиночку принять на себя то любопытство и те намеки что неизбежно возникнут?
Или с уходом Димки сама по себе исчезнет проблема?
Было еще множество всяких «за» и «против», которые должна была взвесить Надежда Филипповна, прежде чем вывести окончательное решение, такое множество, что она заблудилась в них. И, когда пришел Димка, она совсем измучилась в терзаниях.
Димка поздоровался, шаркнул ногами о половичок у входа и на приглашение учительницы сесть – сел, но не на тот стул, который она ему показала, а на другой, что у двери.
Взгляд у него был одновременно загнанный и решительный, исподлобья, – взгляд человека, которого уже ни чем не напугаешь.
– Хочешь узнать, что решил педсовет?
– Нет, – сказал Димка.
– Разве тебя это не интересует?
– А что они мне могут сделать?
Надежда Филипповна грустно усмехнулась.
– Быть правым – мало, надо еще доказать свою правоту.
– Ничего я не буду доказывать!
– Ладно… Все пока обошлось. Что же тебя интересует?
Димка повертел в руках кепку, глянул в угол слева от себя.
– Я хотел узнать… что с Ксаной?
– Этого я сама не знаю. – Надежда Филипповна вздохнула. – Совершенно не знаю, что там произошло.
– Она оставалась у вас… – неожиданно мрачно напомнил Димка.
