встал и показал над головой: — Вот такая была. Мы поймали.
— Сначала я был утопленником, а потом была щука, — похвалился Мишка.
— Ой, врете вы! — сказала Светка. — Никогда вамг такую щуку не поймать. Вы подрались, вот и все.
— Была! Честное октябрятское! Чтоб мне лопнуть! — надрывался Колька.
Остальные вздохнули. Случается в жизни: подвалит удача… но и хвостика потом не оставит, чтобы доказать всем, что она была…
Назар Власович
Дорогой вдоль Стерли опять услышали голоса рагозинцев. Из-за рощицы к берегу выехал Назар Власович на Нептуне, а Васька, Славка и Венька, держась за стремена, бежали рядом.
— Ну, где же я вам возьму утопленника?! — с тоской воскликнул Назар Власович. — Ну где?! Где?! То им мячи подавай, то утопленников! Ну, я сам утоплюсь. Вот сейчас нырну, — ткнул обеими руками в речку Назар Власович, — и будет вам утопленник! Хар-роший, хозяйственный!
— Вот они! Они украли! — загалдели рагозинцы, увидев чапаевцев.
Назар Власович перемахнул через Стерлю. Рагозинцы вслед за ним тоже перебежали на вражеский берег.
— Где утопленник?! — свирепо спросил Назар Власович. — Подайте его сюда живого или мертвого!
— А пусть они нам отдадут щуку! — зашумели чапаевцы.
— Где щука?! — спросил Назар Власович.
— Это не их щука, — соврал Славка, — это щука Алапаевского.
— Где Алапаевский?! — спросил Назар Власович. Малыга поскреб в затылке.
— Ага, Алапаевского! — сказал Колька. — А кому нос она разбила — Алапаевскому, да? А это что — это Алапаевского нос?! — И Колька задрал голову, чтобы все видели его, Кольки тетки Татьянина нос в крови.
— Врут они все! — заверил белобрысый Славка. — Они спрятали утопленника и врут!
— Ой! — сказала Светка. Но ее никто не услышал, так как поднялся сплошной гвалт и нельзя было ничего разобрать. Нептун даже попятился, захрапел.
— Где утопленник?! — рявкнул Назар Власович, покрывая разноголосицу.
— Нету утопленника, — разъяснил Мишка. — Это я утопленник.
Назар Власович страдальчески поморщился, разглядывая Мишку.
— А! А почему он стоит, если утопленник! — закричал находчивый Венька.
Рагозинцы обрадовались:
— Утопленник, ха-ха!
— Стоит, и все! А что ему! Это наш берег! — кричал Колька тетки Татьянин. А Мишка даже покраснел от стыда перед столь несправедливым неверием.
— Вы трусы, вот и все! — быстро делал выводы Петька. — Испугались живого утопленника, а щуку украли!
— Все ясно! — подытожил Назар Власович, поднимая на дыбы застоявшегося Нептуна. — Вам, — ткнул пальцем в красную Мишкину физиономию, — найти и отдать утопленника! Вам, — ткнул пальцем в физиономию Малыги, — поймать и возвратить Алапаевского! Или щуку! То есть щуку!
И, легонько присвистнув на Нептуна, Назар Власович дезертировал с поля брани. Только еще раз оглянулся и яростно помахал кулаком:
— За невыполнение — крапивой! Растерявшиеся спорщики умолкли.
Первыми спохватились рагозинцы и быстренько ретировались на свой берег, откуда — уже в безопасности — продолжали кричать:
— Украли утопленника! Жулики! Воры!
— Алапаевские подлизы! Вот вам утопленника! — показывая фигу, кричал Мишка. Остальные белоглинцы кричали:
— Шпана! Чужую щуку зажилили! Надо поймать сначала!.. Мы вам весь бредень изрежем! Мы вам испортим частную собственность!
Эта стычка имела ту выгоду, что Светка, если у нее была совесть, должна бы теперь поверить и в Мишку-утопленника, и в щуку…
А вечером путешественники разожгли около Стерли костер и пекли в нем кедровые шишки. Шишки были еще зелеными, не годились в употребление. Но ничего не понимает тот, кто думает, что шишки кладутся в костер лишь для того, чтобы съесть их. Шишки кладутся для запаха. Надо вдохнуть однажды с расстояния хоть в полкилометра этот единственный на земле запах печеных кедровых шишек, чтобы понять, каков он есть — аромат вечерней тайги и привала…
Главный Академик молчал. И Петька, обхватив руками колени, глядел из-под свисшего чуба в огонь. А Никита, лежа на спине, провожал в бездонную темноту неба одинокие, не гаснущие, но растворяющиеся в вышине искры.
Матвеич
Ожидание становилось мучительным. Адмирал-генералиссимус и начальник штаба, поскольку гора не шла к адмиралу, решили сходить к горе, то есть на почту.
Поиски сокровищ затягивались. Из-за этого и Мишка, и Владька, и даже Колька тетки Татьянин стали будто с меньшим любопытством относиться к их прошлому путешествию. Уважение к отряду падало. Но как поторопишь события?..
Почта размещалась в одном доме с сельсоветом. За маленьким ее окошечком должна бы сидеть Наташка — жена Федьки дядьки косого Андрея. Но и раньше Наташка не особо рассиживала на месте, а после замужества появлялась на почте лишь часа на два-три: когда шел по деревням разносить письма ее заместитель и единственный подчиненный — старик Матвеич. Все остальное время Матвеич оставался полновластным хозяином доверенного ему государственного учреждения.
Из-за любви Матвеича к разного рода плакатам комнатка почты имела необычный, яркий и строгий, почти сказочный вид. Плакаты Матвеич без конца наклеивал новые, а так как поступали они в колхоз через почту — здесь некуда было деваться от множества требований, обращенных к тебе со всех сторон.
И хотя Матвеич, например, никогда не отказывал себе в удовольствии «растянуть» цигарку со случайно забредшим к нему посетителем, в двух местах можно было разглядеть грозные предупреждения: «Не курить!», «За курение — штраф!» И еще одно, чуточку прикрытое другим плакатом: «Курить — здоровью вр…» Летом здесь огромный, с засученными рукавами верзила спрашивал: «А ты подготовился к весне?» Зимой тот же верзила предупреждал: «Произвести уборку без потерь и в срок — вот наша задача!» Тут было все: «В сберкассе денег накопил — мотоцикл себе купил», «Берегите лес от пожара!», «Мойте овощи перед едой!», «Посещайте черноморские курорты!», «Болтун — находка для шпиона» и т. д.
На робкий вопрос друзей, не было ли им чего-нибудь, Матвеич добродушно, как безграмотным, показал рукой на плакат в углу и прочитал:
— Пошта гарантирует доставку коррисоонденцый адрисатам тошно и в срок… Таки дела, — добавил он.
— А затеряться письмо не может? — спросил адресат Петька.
— Это могёт! — утешил Матвеич. — Это ежели ограблют де, али поезд с рельсов сойдет, али пожар… это могёт!
Петька дернул себя за чуб.
— А как же мы?..
