мармелада, постоянные папины заботы о ремонте «игрушечного парка», - игрушечная техника в буквальном смысле этого слова не выдерживала наших «трехсменных» нагрузок.
- Здравствуйте, земляки! Здравствуйте, дорогие, добрые, родные земляки!
На моем курсантском кителе голубые погоны, окантованные золотистым шитьем, а на груди сверкают два значка - комсомольский и спортсмена-разрядника.
Мне хотелось приехать неожиданно, поэтому ни писем, ни телеграммы о своем приезде я домой не посылал, а от станции добрался до дому на автобусе - приятная перемена, происшедшая в селе за полтора года моего отсутствия. Дом оказался запертым, но ключ лежал над дверью, на старом месте. Какие же маленькие комнатки в нашем доме! После наших армейских казарм они прямо-таки игрушечные. Все осталось в доме таким же, как было летом 1953 года, когда провожали меня в армию. Угловой навесной шкафчик, где мама держала посуду, самодельный обеденный (он же и кухонный) стол у окна, почти половину комнаты занимает русская печь. Макет Спасской башни, сделанный отцом года три назад, с будильником вместо курантов, радиоприемник «Родина» на подоконнике, рабочий стол отца со стопками книг и тетрадок, старый окованный сундук, покрытый сверху самотканым ковриком. Только полати сломал отец, да Земфирка спала теперь на моей кровати, а ее, детскую, убрали.
Часа через полтора после моего приезда пришли домой папа с сестрой из школы и мама от соседей. Сколько было восклицаний, радости и, конечно, слез.
- У наших хозяек, сын, все время глаза на мокром месте, - смеялся отец. - Я их, особенно Земфиру, часто на печь сажаю, чтобы хоть немного просыхали.
К вечеру, когда утихли первые радости встречи и когда было точно установлено и родными и знакомыми, что я «здорово повзрослел», стал серьезнее и превратился в «настоящего парня», мы с отцом долго говорили о делах школы, о том, что происходит на селе.
- Вовремя, сынок, пришли эти решения партии, - делился отец своими мыслями. - Теперь народ поднялся на дела, на работу пошел. А то ведь ни стар ни мал не хотели ни сеять, ни за скотиной ухаживать. На трудодень-то ведь доставались сущие пустяки. Граммами считали.- Но само по себе дело не пойдет. Умный подход нужен. И куда, в какую сторону пойдет, посмотреть надо,- в раздумье говорил отец, и по тону его чувствовалось, как близко к сердцу принимал он дела родной деревни.- Этот принцип материальной заинтересованности нельзя тянуть как резину. Надо и о государстве думать. Золотая середина здесь нужна, сынок. Надо, чтобы и личные доходы колхозников были достаточными, и государству шло все больше дешевой продукции из колхоза.
Пришли соседи, беседа стала общей. С удовлетворением говорили об отмене налогов с садов и огородов, о повышении оплаты трудодня, о новом выступлении нашего представителя в Организации Объединенных Наций, помянули недобрым словом американских империалистов, разоривших преступной войной корейский народ.
Разошлись затемно, когда над селом плыл серебряный месяц, а в небе зажглись звездные россыпи. На другом конце села, очевидно, возле клуба, несмело заиграл гармонист, сзывая молодежь. Отец сказал мне:
- Пойди погуляй. Кое-кто из твоих друзей остался еще. Повидайся с ребятами...
Как один день пролетел мой отпуск, и вот уже снова строй курсантского взвода, привычный распорядок жизни, вечерами воспоминания и впечатления о проведенных днях в родительском доме. Словом, обычные учебные будни, солдатская жизнь.
Незаметно подошли экзамены. По всем дисциплинам получил отличные оценки. И на земле, и в воздухе. С гордостью мы называли себя тогда летчиками, хотя, по существу, даже и не оперились еще, а только прорезались крылышки у нас и овладели мы лишь первой ступенькой большого летного мастерства.
В зимний декабрьский день прощались мы со школой первоначального обучения летчиков. Я без колебаний, потому что раньше уже для себя решил, попросил послать в училище летчиков-истребителей. Пусть не обижаются на меня летчики и штурманы бомбардировочной авиации, но мне казалось, что наиболее высокие летные качества вырабатываются в истребительной авиации. Пилотажные фигуры, скорости, перегрузки - всем этим мастерски должен владеть летчик-истребитель. Инструктор Гонышев поддержал меня в этом.
Мы долго беседовали с ним накануне отъезда из школы. Скупой на похвалы, он на этот раз сказал, что из меня выйдет неплохой летчик-истребитель.
- Может выйти, - окутываясь облаком табачного дыма, тут же оговорился Гонышев. - Это только возможность, предположение. Чтобы стать настоящим летчиком-истребителем, надо много, очень много работать. На «мигах» летать - сложная штука.
Мы с друзьями прошлись по городку, постояли на том месте, где когда-то копали землянки, вспомнили свои робкие первые шаги на ратном пути, посмеялись над своей наивностью. Жизнь неодолимо идет вперед. И вновь мы стоим у окна в поезде, который мчит нас по заснеженной степи к новому этапу нашей авиационной жизни - в училище летчиков-истребителей.
На реактивных
Январь 1955 года, как обычно, в Сибири суров морозами. В такие дни солнце нещадно слепит глаза, отражаясь от белизны наметенных сугробов. Небо высокое и чисто-голубое. Густой, морозный воздух перехватил дыхание, заледенил щеки и уши, моментально пробрался под полы курсантских шинелей, когда мы, выпускники школы первоначального обучения летчиков, вышли из вагона электрички на одной из станций недалеко от Новосибирска. Под ногами похрустывали выпавшие в утреннюю пору ледяные хрусталики инея.
Подхватив свои чемоданчики с нехитрыми солдатскими пожитками, мы, подгоняемые морозом, направились к авиационному городку летного училища, где нам предстояло теперь жить, учиться, наращивать перышки на только что прорезавшихся крыльях, осваивать очередную ступеньку летного мастерства.
Рассекая морозный воздух, с рокочущим гулом уходили в небо с училищного аэродрома реактивные машины.
- Смотрите, смотрите, бочка, еще бочка!
Поставив чемоданы, мы как завороженные смотрим вверх, прикрыв ладонями глаза. Блеснув серебристыми крыльями на солнце, самолет выписал петлю Нестерова, боевым разворотом набрал высоту и, сделав переворот через крыло, спикировал вниз.
- Красота! Здорово! Неужели пилотирует курсант?! - послышались восклицания.
- Это он нас приветствует, - пошутил кто-то.
А на душе было светло от будущего, от того, что военное авиационное училище летчиков- истребителей встретило нас реактивными самолетами, выполняющими фигуры сложного пилотажа в морозном, бездонно-синем небе. Человек, пилотировавший истребитель, как бы говорил нам: «Смотрите, чего я достиг, а ведь пришел в училище таким, как и вы».
Именно так восприняли мы представившуюся нам картину в зимнем небе. Она еще больше подогрела нашу юношескую страсть к полетам, мечту об овладении современным реактивным самолетом и сверхзвуковыми скоростями.
Откуда она начинается - авиационная романтика, которая не дает спать по ночам мальчишкам и вызывает глубокую зависть девчонок? Начало, должно быть, она берет от птиц, которые свободно парят в воздухе и свободны в выборе своего пути. Это живое созерцание является тем маленьким родничком, источником, из которого затем в течение всей жизни образуется широкая романтическая увлеченность,
