тем, что общие потери Красной Армии в той позорной сталинской авантюре превысили 330 тысяч человек (35).
Доклад Борзилова, несмотря на малый объем, содержит столько ценнейшей информации, что его стоит читать очень и очень внимательно:
1.На 22 июня 1941 г. дивизия была укомплектована в личном составе: рядовым на 98 проц., младшим начсоставом на 60 проц. и командным составом на 80 проц. Материальной частью: тяжелые танки — 51, средние танки—150, БТ-5-7- 125, Т-26 -4 2 единицы.
2.К 22 июня обеспеченность дивизии боевым имуществом: снарядов 76-MM—1 бк (боекомплект), бронебойных снарядов 76-мм не было, снарядов 45-мм—1,5 бк, бензина Б-70 и КБ-70 —3 заправки, дизельного топлива —1 заправка.
3.На 22 июня части дивизии продолжали выполнять план боевой подготовки и дислоцировались: (далее идет перечень частей и наименование местечек юго-западнее Белостока. — М.С.) О предполагаемом нападении германской армии мне не было известно, хотя части были готовы к бою.
4.20 июня 1941 г. командиром корпуса было проведено совещание с командованием дивизий, на котором была поставлена задача о повышении боевой готовности, т.е. было приказано окончательно снарядить снаряды и магазины, уложить в танки, усилить охрану парков и складов, проверить еще раз районы сбора частей по боевой тревоге, установить радиосвязь со штабом корпуса. Причем командир корпуса предупредил, что эти мероприятия проводить без шумихи, никому об этом не говорить, учебу продолжать по плану. Все эти указания были выполнены в срок.
5.22 июня в 2 часа был получен пароль через делегата связи о боевой тревоге со вскрытием «красного пакета» (этим термином в Красной Армии обозначался пакет с оперативным планом боевых действий части или соединения, вскрыть который командир имел право только по приказу вышестоящего командования. — М.С.). Через 10 минут частям дивизии была объявлена боевая тревога, и в 4 ч. 30 мин части дивизии сосредоточились на сборном пункте по боевой тревоге.
6.Боевые действия 7-й тд. 22 июня 1941 г. по приказу командира корпуса дивизия вела разведку разведывательным батальоном по Варшавскому шоссе на запад, разведка работала хорошо. Кроме этого, она имела задачу восстановить связь с частями 1-го СК. Первый день войны дивизия больше шдач не имела до 22 часов.
7.В 22 часа 22 июня дивизия получила приказ о переходе в новый район сосредоточения — ст. Валпа (вост. Белостока) и последующую задачу: уничтожить танковую дивизию, прорвавшуюся в район Белостока. Дивизия, выполняя приказ, столкнулась с созданными на всех дорогах пробками из-ш беспорядочного отступления тылов армии из Белостока (дорожная служба не была налажена). Дивизия, находясь на марше и в районе сосредоточения с 4 до 9 часов и с 11 до 14 часов 23 июня, все время находилась под ударами авиации противника. За период марша и нахождения в районе сосредоточения до 14 часов дивизия имела потери: подбито танков — 63, разбиты все тылы полков, в особенности пострадал тыл 13-го полка.
8.Танковой дивизии противника не оказалось в районе Вельска, благодаря чему дивизия не была использована. Поступили новые сведения: танковая дивизия противника прорвалась между Гродно и Сокулка. В 14 часов 23 июня диви-шя получила новую задачу — двигаться в направлении Сокулка — Кузница, уничтожить прорвавшуюся танковую дивизию с выходом в район сбора южнее Гродно (примерно 140 км). Выполняя задачу, дивизия в первой половине дня 24 июня сосредоточилась на рубеже для атаки южнее Сокулка и Старое Дубно. Разведкой было установлено, что танковой дивизии противника нет, а были мелкие группы танков, взаимодействующих с пехотой и конницей.
24—25 июня дивизия, выполняя приказ командира корпуса и маршала т. Кулика, наносила удар 14 тп Старое Дубно и далее Гродно, 13 тп Кузница и далее Гродно с запада, где было уничтожено до двух батальонов пехоты и до двух артиллерийских батарей. После выполнения задачи части дивизии сосредоточились в районе Кузница и Старое Дубно, при этом части дивизии потеряли танков 18 штук сгоревшими и завязшими в болотах. 25—26 июня до 21 часа дивизия вела оборонительный бой во взаимодействии с 29-й мед и 36-й кд (одна из двух кавалерийских дивизий 6-го КК), наносила удары перед фронтом 128-м мсп 29-й мед и 36-й кд.
9. В частях дивизии ГСМ были на исходе, заправку производить не представлялось никакой возможности из-за отсутствия тары и головных складов, правда, удалось заполучить одну заправку из сгоревших складов Кузница и м. Кринки (вообще, ГСМ добывали как кто сумел). К исходу дня 25 июня был получен приказ командира корпуса на отход за р. Свислочь, но выполняли его только по особому сигналу.
По предварительным данным, 4 тд 6-го мехкорпуса в ночь на 26 июня отошла за р. Свислочь, в результате чего был открыт фланг 36-й кавалерийской дивизии. К исходу 26 июня противник, использовав резерв, перешел в наступление. В 21 час части 36-й кд и 128-го мсп 29-й мед беспорядочно начали отход. Мною были приняты меры для восстановления положения, но это успеха не имело. Я отдал приказ прикрывать отходящие части 29-й мед и 36-й кд в районе м. Кринки, сделал вторую попытку задержать отходящие части, где удалось задержать 128-й мсп (это не вражеский, это наш полк из состава своего 6-го мехкорпуса все еще пытается задержать Борзилов. — М.С), и в ночь на 27 июня переправился через р. Свислочь восточнее м. Кринки (это было начало общего беспорядочного отступления).
В это время нарушилась связь со штабом корпуса. Связь удалось восстановить к исходу 27 июня на переправах у Волковыска. Части дивизии все время от Кузницы, Сокулки и до Слонима вели бои с преследующими десантными частями противника. 29 июня в 11 часов с остатками матчасти
(3 машины Т-34) и отрядом пехоты и конницы подошел в леса восточнее Слонима, где вел бой 29 и 30 июня. 30 июня в 22 часа двинулся с отрядом в леса и далее в Пинские болота но маршруту Булька, Величковичи, Постолы, ст. Старушка, Гомель, Вязьма (800 км восточнее Белостока. — М.С).
10. Материальная часть вся оставлена на территории, шнятой противником, от Белостока до Слонима. Оставляемая матчасть приводилась в негодность. Материальная часть оставлена по причине отсутствия ГСМ и ремфонда. Экипажи присоединялись к отступающей пехоте».
Такой вот «краткий курс» истории разгрома мощнейшего танкового соединения. Постараемся теперь перевес-ж дыхание и подвести для начала самые простые, арифметические итоги прочитанного.
К началу боевых действий в 7-й танковой дивизии было 368 танков, в том числе — 200 новейших Т-34 и КВ (т.е. больше, чем во всех танковых дивизиях Ленинградского и Прибалтийского военных округов, вместе взятых). Еще до начала первых налетов авиации противника дивизия покинула место постоянной дислокации и никаких потерь от «внезапного нападения» не понесла. В скобках отметим, что даже 19 марта 1999 г. (т.е. через 10 лет после публикации доклада Борзилова) «Красная Звезда» описывала первый день войны 6-го мехкорпуса в привычном для нее стиле: «Полыхали огнем танковые парки. Пометавшись некоторое время в бессильном отчаянии, почти безоружные (???) танкисты вместе с пехотой и пограничниками подались, как говорили в старину, в отступ... Немецкие летчики безжалостно (главная армейская газета страны считает, что тех, кто «подался в отступ», противник должен был жалеть?) бомбили и расстреливали людей с бреющего полета...»
Фактически «за период марша и нахождения в районе сосредоточения» 7-я танковая дивизия потеряла (судя по докладу генерала Борзилова — от ударов немецкой авиации) 63 танка. Сопоставимые потери на этапе выдвижения в исходный для наступления район понесла и 4-я танковая дивизия 6-го мехкорпуса. Так, в Оперативной сводке штаба Западного фронта № 08 (от 20.00 27 июня 1941 г.) сказано, что к 18.00 24 июня дивизия сосредоточилась в районе Лебежаны, Новая Мышь, имея потери до 20—26% главным образом за счет легких танков; тяжелые танки КВ, как указано в донесении, выдерживали даже прямые попадания авиабомб (186, стр. 51).
В ходе контрнаступления 24—25 июня 7-я танковая дивизия вела бой с пехотой противника силой до одного полка (можно предположить, что это был 481-й пехотный полк 256-й пд вермахта, который действительно вел 24—
25июня бой с советскими танками в районе местечка
Кузница), потеряв при этом всего 18 танков, причем не
все они были подбиты немецкой противотанковой артил-
лерией — несколько машин, как пишет комдив, просто
увязли в болотах.
Борзилов в своем докладе не уточняет, какие именно танки были потеряны. Тем не менее, зная реальные возможности немецкой авиации (о чем пойдет речь в следующих главах) и противотанковой артиллерии немецких пехотных дивизий (равно как и приданных им дивизионов «штурмовых орудий», вооруженных короткоствольной 75-мм пушкой), можно с высокой степенью достоверности предположить, что основная ударная сила дивизии — новейшие танки Т-34 и КВ — осталась целой и невредимой. В другом своем докладе (от 28 июля 1941 г.) генерал Борзилов пишет: «При появлении наших танков танки противника (реально это были самоходные «штурмовые орудия») боя не принимали, а поспешно отходили... машина Т-34 прекрасно выдерживает удары 37-мм орудий, не говоря уже о КВ» (28, стр. 118).
Простая арифметика приводит нас к тому, что утром
26июня в 7-й танковой дивизии должно было еще оста-
ваться 287 танков. Это не много, а очень много. Ни одна
из 17 танковых дивизий вермахта не имела 22 июня 1941 г.
в своем составе такого количества танков (в среднем на одну немецкую дивизию приходилось по 192 танка), не говоря уже про качество... И вот через три дня отступления, практически без соприкосновения с противником (не считая совершенно мифические «десантные части», якобы «преследовавшие» отступающую танковую дивизию), ото всей дивизии Борзилова остается отряд пехоты с тремя танками.
Заслуживает пристального внимания и сам ход боевых действий дивизии. За два дня до пресловутого «внезапного нападения» дивизия была переведена в состояние повышенной боевой готовности. Фактически в 6-м мехкор-пусе Западного фронта происходило то же самое, что и в 3-м мехкорпусе Северо-Западного фронта, командир которого 18 июня приказал «части приводить в боевую готовность в соответствии с планами поднятия по боевой тревоге, но самой тревоги не объявлять». С очень высокой долей вероятности можно предположить, что и то и другое не было результатом «самодеятельности» командиров корпусов (или даже командующих округами), а представляло собой выполнение единой для всей Красной Армии директивы высшего командования.
Приказ на вскрытие «красного пакета» был получен за 2 часа ДО того, как на границе прогремели первые орудийные залпы (стоит отметить, что то же самое время получения приказа о вскрытии «красного пакета» — 2 часа ночи 22 июня — содержится и во многих других воспоминаниях командиров Западного фронта). Таким образом, ни о каком «внезапном начале боевых действий» применительно к 6-му МК не приходится даже и говорить. Весьма примечательно и то, что уже утром 22 июня, не дожидаясь особых указаний из Москвы или Минска, командование 6-го МК провело разведку «по Варшавскому шоссе на запад» — факт, дающий дополнительное основание для предположения о том, что в «красном пакете» хранился не мифический «план отражения агрессии», а план первых операций вторжения на территорию оккупированной немцами Польши.
Весь первый день войны дивизия простояла в районе сосредоточения — и это совершенно правильно. Главная ударная сила Западного фронта должна была быть использована без судорожной поспешности, после тщательной разведки противника, на основании продуманного плана действий. Однако вместо всего этого, на основании ложных панических донесений, уже в конце первого дня войны (в 22.00 22 июня) 7-я тд была направлена командующим 10-й армией Голубевым на юг, к городу Вельску, для борьбы с несуществующей немецкой танковой дивизией. Поскольку никаких танковых частей противника в полосе 10-й армии просто не было, то и найти их Борзилов не смог.
Затем, в 14 часов 23 июня, дивизия получает задачу найти и уничтожить еще одну мифическую танковую дивизию противника, но на этот раз в прямо противоположной стороне. Многокилометровые колонны танков, тягачей и автомашин развернулись и от Вельска двинулись на север, в район Сокулка — Кузница (см. Карта № 2). Таким образом, первые два дня войны дивизия «боролась» с безрассудными приказами командования 10-й Армии и с беспорядочным отступлением тылов армии, загромоздивших все дороги Белостокского выступа.
В запланированном контрударе КМ Г Болдина дивизия Борзилова участвовала в течение двух дней (24 и 25 июня). К этому моменту части 8-й пехотной дивизии вермахта переправлялись на восточный берег Немана и развивали наступление на Скидель. На линию Сокулка — Кузница вышли передовые подразделения 256-й пехотной дивизии. Таким образом, в районе контрудара 7-й и 4-й танковых дивизий 6-го мехкорпуса находились пехотные части противника обшей численностью не более одной пехотной дивизии, не имевшие ни одного дня для подготовки оборудованного рубежа противотанковой обороны.
О том, как развивался бой в районе Старое Дубно — Кузница (единственный, по сути дела, бой в короткой истории 7-й танковой дивизии), в докладе Борзилова не сказано практически ничего. Понять смысл фразы «после выполнения задачи части дивизии сосредоточились в районе Кузница и Старое Дубно» трудно (точнее говоря — невозможно). Ближайшей задачей был захват Гродно, последующей — прорыв к переправам на Немане у Меркине.
Ту же задачу выполняла и 4-я танковая дивизия, наступавшая на Гродно из района Индура. Если после боя 7-я тд оказалась не в Гродно, а в исходном районе Кузница — Старое Дубно, то ни о каком «выполнении задачи» не может быть и речи.
По здравой логике, встречный бой между немецкой пехотой и двумя танковыми дивизиями, имевшими на своем вооружении более 300 танков Т-34 и КВ, должен был закончиться полным истреблением обороняющихся (или их паническим бегством в Гродно и далее за Неман). Если же предположить, что командование Группы армий «Центр» исхитрилось молниеносно стянуть в район контрудара 6-го мехкорпуса несколько сотен 88-мм зениток и 105-мм дальнобойных пушек (предположение явно абсурдное), то у немцев чисто теоретически мог появиться шанс на то, чтобы уничтожить большую часть танков дивизии Борзилова. В реальности не произошло ни то, ни другое: за два дня боя 7-я танковая дивизия потеряла от огня противника и утопила в болотах 18 танков (т.е. не более 6% от их общего числа), после чего прекратила атаки и вернулась на исходный рубеж.
Началом конца 7-й танковой дивизии стал приказ на отход за реку Свислочь, поступивший поздним вечером 25 июня. Этот приказ (вероятно, последний в своей жизни) командир 6-го МК генерал-майор Хацкилевич отдал, выполняя распоряжение командующего Западным фронтом Павлова, который 25 июня в 16 часов 45 минут на основании указаний Ставки и ее представителя в штабе Западного фронта маршала Шапошникова направил в войска директиву об общем отходе на линию реки Щара (80—90 км к востоку от р. Свислочь). Благие намерения — отвести войска за естественный оборонительный рубеж и там привести их в некоторый порядок — совершенно не соответствовали реальной ситуации и реальному состоянию войск фронта.
«Отход является одним из наиболее сложных видов маневра». Это уставное положение (п. 423 Полевого устава ПУ-39) было проигнорировано и забыто не только командованием Западного фронта, но и двумя поколениями советских историков. В отечественной историографии войны сложилась уже вполне устойчивая традиция противопоставления «безрассудных и самоубийственных контрударов» мудрому и «гуманному» отступлению. Не говоря уже о том, что абсурдность таких рассуждений была немедленно подтверждена на практике (директива об отходе на рубеж р. Щара не спасла войска Западного фронта, но лишь «узаконила» и ускорила повсеместно начавшееся к тому времени беспорядочное бегство), они и теоретически совершенно несостоятельны.
Отход требует строжайшей дисциплины, непрерывного и твердого управления войсками, устойчивой связи — то есть именно того, чего в войсках Западного фронта уже не было. Походная колонна (в отличие от рассредоточенных и зарывшихся в землю боевых порядков войск) представляет собой идеальную мишень для авиации противника, поэтому решиться на отход можно было только в условиях обеспечения хотя бы местного и временного превосходства советской авиации в воздухе — ничего подобного в июне 1941 года не было (да и не могло быть) достигнуто. Сам факт отхода неизбежно деморализует войска, превращая солдата из бойца на поле боя в беззащитный объект для нападения с воздуха и обстрела вражеской артиллерии, — именно это и произошло в реальности. Может быть, в начале XXI века наступило уже время для того, чтобы признать наконец очевидный факт: приказ об отходе «спас» бойцов и командиров Западного фронта от честной солдатской смерти в бою, но лишь для того, чтобы заменить ее мучительной гибелью от голода, побоев и
