Центральный143/1006,422,471,2
<фронт
Г
|Брянский фронт198/1007,221,571,3
Как видим, за исключением далекого северного фланга войны (Северный фронт), число пропавших без вести в 5—10 раз превосходит число убитых. Или, другими словами, именно массовое пленение и дезертирство являются основной составляющей безвозвратных потерь Красной Армии 1941 г. Ситуация на Северном фронте вполне подходит под определение «исключения, подтверждающего правило». Ни условия местности, ни вооружение нищей финской армии не позволяли ей провести крупные операции по окружению противника. Боевые действия имели характер медленного «выталкивания» частей Красной Армии за линию границы 1939 г. Впрочем, и при этом «выталкивании» в плену у финнов оказалось 64 188 советских солдат (32).
Приведенные выше чудовищные цифры значительно занижены. Реальность была еще страшнее и позорнее. Дело в том, что, по данным сборника «Гриф секретности снят», общее число пропавших без вести по всем фронтам якобы составило в 1941 г. «всего лишь» 2335 тысячи человек (35, стр. 146), в то время как, по сводкам верховного командования вермахта, число одних только пленных (без учета дезертиров, численность которых немцы шать не могли) составило 3886 тыс. человек (в том числе 113 тыс. в июне и 2369 тыс. — в третьем квартале 1941 г.).
Военная пропаганда врага? Как знать, немцы были очень аккуратны и сдержанны в этом вопросе. Так, выступая 11 декабря 1941 г. в рейхстаге, Гитлер заявил, что Красная Армия потеряла 21 тысячу танков, 17 тысяч самолетов, 33 тысячи орудий и 3 806 865 военнопленных (115). Как видно, цифры потерь боевой техники в целом не превышают официальные данные современной российской военной истории, а потери орудий так даже и занижены! Схожая цифра — 3,6 млн пленных, оставшихся в живых по состоянию на конец февраля 1942 г., — называется и в переписке Кейтеля и Розенберга, переписке секретной и для целей пропаганды отнюдь не предназначавшейся (74).
Уже к концу июля 1941 г. поток военнопленных превысил возможности вермахта по их охране и содержанию. 25 июля 1941 г. был издан приказ генерал-квартирмейстера № 11/4590, в соответствии с которым началось массовое освобождение пленных ряда национальностей (украинцев, белорусов, прибалтов). За время действия этого приказа, т.е. до 13 ноября 1941 г., было распущено по домам 318 770 бывших красноармейцев (главным образом украинцев — 277 761 человек) (35, стр. 334).
И советское руководство сочло необходимым как-то отреагировать на такое неслыханное поведение своих подданных. 16 августа вышел знаменитый Приказ Ставки № 270 «О случаях трусости и сдаче в плен и мерах по пресечению таких действий». Для вящей убедительности Приказ № 270 был скреплен подписями Сталина, Моло-това, Буденного, Ворошилова, Тимошенко, Шапошникова и Жукова. Едва ли в военной истории цивилизованных стран найдется аналог такому документу:
«Приказываю:
1.Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров. Обязать всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава.
2.Попавшим в окружение врага частям и подразделениям самоотверженно сражаться до последней возможности, беречь материальную часть как зеницу ока, пробиваться к своим по тылам вражеских войск, нанося поражение фашистским собакам.
Обязать каждого военнослужащего, независимо от его служебного положения, потребовать от вышестоящего начальника, если часть его находится в окружении, драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим, и если такой начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться в плен — уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи...
Приказ прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах и штабах» (6, стр. 479).
Исключительно важным для понимания образа мыслей товарища Сталина является тот факт, что в этом основополагающем приказе он не счел возможным или нужным даже упомянуть о таких высоких мотивах, как «защита завоеваний Октября», «спасение человечества от фашистского варварства». Он не стал говорить ни про Дмитрия Донского, ни про Александра Невского, ни про тысячелетнюю историю России. Просто и без обиняков военнослужащим Красной Армии напомнили о том, что их семьи — если они находятся на территории, контролируемой властью НКВД/ВКЩб), — являются заложниками их поведения на фронте. Угроза уничтожать сдающихся в плен «всеми средствами, как наземными, так и воздушными» также не была пустым звуком. Осенью 1941 г. советская авиация бомбила лагеря военнопленных в районе Орла и Новгород-Северского. Стоит вспомнить тот общеизвестный факт, что Советский Союз отказался от всякого сотрудничества с Международным Красным Крестом, что сделало невозможным оказание помощи — прежде всего продовольствием и медикаментами — находящимся в немецком плену красноармейцам.
Увы, даже такими мерами пробудить воспетую в свое время Ворошиловым «любовь советских людей к войне» не удалось. Красноармейцы продолжали бросать оружие и толпами разбредались по лесам. Не прошло и месяца со дня выхода Приказа № 270, как 12 сентября была принята Директива Ставки № 001919 о создании заградительных отрядов, численностью не менее одной роты на стрелковый полк. В первых строках этой Директивы говорилось дословно следующее:
«Опыт борьбы с немецким фашизмом показал, что в наших стрелковых дивизиях имеется немало панических и прямо враждебных элементов, которые при первом же нажиме со стороны противника (подчеркнуто мной. — М.С.) бросают оружие, начинают кричать «нас окружили» и увлекают за собой остальных бойцов. В результате дивизия обращается в бегство, бросает материальную часть и потом одиночками начинает выходить из леса. Подобные явления имеют место на всех фронтах...» (5, стр. 180).
К моменту выхода этой Директивы в немецком плену находилось уже более полутора миллиона бойцов и командиров Красной Армии (1493 тыс. на конец августа). Через два дня после принятия Директивы Ставки № 00191.9, 14 сентября 1941 г., передовые подразделения 1-й и 2-й танковых групп вермахта замкнули кольцо окружения гигантского Киевского «котла». Огромная, полумиллионная группировка советских войск прекратила организованное сопротивление менее чем за одну неделю. Верховное командование вермахта сообщило тогда о захвате 665 тыс. пленных, 3718 орудий и 884 танков.
Октябрь 1941 г. начался с окружения главных сил Западного, Резервного и Брянского фронтов (67 стрелковых и 6 кавалерийский дивизий, 13 танковых бригад) в двух крупнейших «котлах» — у Вязьмы и Брянска. По утверждению Верховного командования вермахта, в плен попало 658 тыс. человек, было захвачено 5396 орудий и 1241 танк. Октябрьская катастрофа (списать которую на «внезапность нападения» и пресловутую «неотмобилизован-ность армии» никак нельзя) по своим масштабам намного превзошла разгром Западного фронта, имевший место в июне 1941 г. Еще одним качественным отличием Вяземского «котла» от «котла» Минского было множество генералов самого высокого уровня, оказавшихся в немецком плену. В их числе: командующий 19-й армией Лукин, командующий 20-й армией Ершаков, член Военного совета 32-й армии Жиленков, командующий 32-й армией Вишневский, начштаба 19-й армии Малышкин, начальник артиллерии 24-й армии Мошенин, начальник артиллерии 20-й армии Прохоров...
Наряду с пленными, захваченными в бою (или по крайней мере в боевых порядках советских войск), в первые же недели войны немцы столкнулись и с массой перебежчиков, которые спешили покинуть расположение своей части и сдаться в немецкий плен еще до боя. Для их содержания вермахту пришлось даже создать несколько специальных лагерей. Правда, в докладе Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий сообщается, что число перебежчиков в Красной Армии было совсем малым: «В первый год войны не более 1,4—1,5% от общего числа военнопленных» (74). Да, в процентном исчислении это почти ничего. Но в абсолютных цифрах — по меньшей мере 40 тыс. человек. Сравнивать это с числом немецких перебежчиков просто невозможно — количество перебежчиков в вермахте за три первых года войны выражалось двузначным числом 29.
Само звучание слова «перебежчик» может вызвать в воображении читателя образ человека, бегущего по полю и истошно вопящего: «Нихт шиссен, Сталин капут!» Бывало, разумеется, и так. А бывало и совсем по-другому. Например, 22 августа 1941 г. ушел к немцам майор И. Кононов, член партии большевиков с 1929 г., кавалер ордена Красного Знамени, выпускник Академии имени Фрунзе. Ушел вместе с частью бойцов своего 436-го стрелкового полка (155-я сд, 13-я армия, Брянский фронт), с боевым знаменем и даже вместе с комиссаром (!) полка Д. Панченко. Через год, в сентябре 1942 г., сформированный из военнопленных под командованием Кононова «102-й казачий дивизион» вермахта насчитывал 1799 человек (74, 119).
Десятки летчиков перелетели к немцам вместе с боевыми самолетами. Позднее из них и находившихся в лагерях летчиков была сформирована «русская» авиачасть люфтваффе под командованием полковника Мальцева. Были среди них и два Героя Советского Союза: истребитель капитан Бычков и штурмовик старший лейтенант Антилевский. Да и сам Мальцев в свое время был уже представлен к награждению орденом Ленина, но попал под «колесо» массовых репрессий в 1938 г. (120).
«Казачьи дивизионы» и «русская авиачасть люфтваффе» _ ЭТо экзотика. Гораздо более надежным, понятным и, как следствие, наиболее массовым способом использования бывших советских людей стало зачисление их в регулярные части вермахта в качестве так называемых «добровольных помощников» (Hilfswillige, или, сокращенно, «Хиви»). Первоначально «хиви» служили водителями, кладовщиками, санитарами, саперами, высвобождая таким образом «полноценных арийцев» для непосредственного участия в боевых действиях. Затем, по мере роста потерь вермахта, русских «добровольцев» начали вооружать. В апреле 1942 г. в германской армии числилось 200 тысяч, а в июле 1943 г. — 600 тысяч «хиви». Особенно много их было в тех частях и соединениях вермахта, которые прошли по Украине и казачьим областям Дона и Кубани. Так, в окруженной у Сталинграда 6-й армии Пау-люса в ноябре 1942 г. было 51 800 «хиви», а в 71, 76 и 297-й пехотных дивизиях этой армии «русские» (как называли всех бывших советских) составляли до 40% личного состава! Летом 1942 г. в 11-й армии Манштейна числилось 47 тысяч «добровольцев». С октября 1943 г. «хиви» были включены в стандартный штат немецкой пехотной дивизии в количестве 2 тыс. человек на дивизию (74, 119, 153, 155-я).
В конце концов масштабы этого беспримерного как в истории России, так и в истории Второй мировой войны сотрудничества с оккупантами стали столь велики, что верховным командованием вермахта был создан специальный пост «генерал-инспектора восточных войск». В феврале 1943 г. под началом генерала Кестринга в рядах вермахта, СС и ПВО служило порядка 750 тысяч человек. Такую цифру называют зарубежные историки. С ними вполне согласны и современные военные историки из российского Генштаба: «Численность личного состава военных формирований «добровольных помощников», полицейских и вспомогательных формирований к середине июля 1944 г. превышала 800 тыс. человек...» (35, стр. 385). Еще одним показателем масштабов массового сотрудничества с фашистскими захватчиками может служить тот факт, что в августе 1945 г. к высылке на «спецпоселение» было приговорено 145 тыс. человек, служивших в «полицаях» и «хиви» (118, стр. 146). Сто сорок пять тысяч выслано — а сколько ушло на запад с немцами, скольких уничтожили в боях партизаны, скольких расстреляли под горячую руку...
Возвращаясь снова к событиям 1941 года и отнюдь не претендуя на абсолютную точность цифр (сама природа таких явлений, как дезертирство и плен, исключает возможность точного, поименного учета), попытаемся оценить общее число пленных и дезертиров.
1 мая 1942 г. начальник организационно-учетного отдела Оперативного управления Генерального штаба Красной Армии полковник Ефремов подписал справку «О численности Красной Армии, пополнении и потерях за период с начала войны до 1 марта 1942 г.» (опубликована со ссылкой на ЦАМО, ф. 14, оп. 113, д. 1, л. 228-238 в книге С.Н. Михалев. Людские потери в Великой Отечественной войне 1941-1945. Статистическое исследование. Красноярск: РОИ КГПУ, 2000). В этом важнейшем документе приведено много цифр (некоторые из них мы обсудим ниже), а заканчивается он следующими двумя предложениями:
«Всего должно быть в Красной Армии с учетом потерь 14 197 ООО чел.
Фактически, по данным оргштатного управления, на I марта 1942 г. в Красной Армии имеется 9 315 000».
Точка. Дата. Подпись. Никаких комментариев к без-пестному отсутствию без малого пяти миллионов (4882 1ыс, если быть точным) военнослужащих полковник Ефремов не дает. Что же касается исходного числа в 14 197 тыс. человек, то получено оно было «балансовым мето-¦юм» (в принципе известным каждому школьнику на примере решения задачи про бассейн, в который по одной трубе вливается, из другой выливается), а именно:
—к численности Красной Армии на начало войны (которое Ефремов определяет в 4924 тыс. человек)
—добавляется общее количество мобилизованных (12 490 тыс., в том числе 11 790 тыс. призванных до конца 1941 г.)
—и вычитаются учтенные безвозвратные потери (3217 тыс. человек).
Сразу же отметим, что число мобилизованных 41-го года, приведенное в докладе Ефремова, значительно (на 2,2 млн. человек) меньше того, которое назвали авторы монографии «1941 год — уроки и выводы». По их подсчетам, всего до конца 1941 г. было мобилизовано 14 млн. человек. (3. стр. 110).
Суммируя обе составляющие (3217 тыс. учтенных и 4882 тыс. безвестно отсутствующих) безвозвратных потерь, мы получаем общую оценку «убыли» личного состава в восемь миллионов человек.
Эта оценка не завышена, в чем можно убедиться через оценку баланса численности личного состава действующей армии. По данным, приведенным в докладе Ефремова, к 1 августа 1941 г. в составе действующих фронтов числилось 3242 тыс. человек, к 1 декабря 1941 г. — 3267 тыс. Как видим, общая численность действующей армии почти не меняется, но при этом военкоматы мобилизуют и передают в состав Вооруженных Сил миллионы людей (от 12 до 14 млн. во втором полугодии 1941 г.). Во внутренних округах (по докладу Ефремова) по состоянию на 1 декабря 1941 г. числилось 4527 тыс. военнослужащих, т.е. их число по сравнению с началом войны увеличилось не более чем на 3 млн. Остальные мобилизованные (порядка 12-3 = 9 млн.) потеряны безвозвратно на фронте.
Безвозвратные потери — это убитые, умершие от ран в госпиталях, уволенные из армии вследствие ранения («комиссованные», как говорили в народе). И пропавшие без вести. Ни точного, ни даже ориентировочного распределения безвозвратных потерь по этим категориям в докладе Ефремова нет, но есть одна очень содержательная фраза: «Общее число раненых и контуженых, обмороженных и заболевших (с начала войны) составляет 1 665 ООО, число возвращенных в строй, по данным Сану правления, равняется примерно 1 ООО ООО чел.».
Именно данные по количеству раненых, поступивших на излечение в госпитали, являются (по мнению автора) наиболее достоверными. В глубоком тылу и порядка было больше, и учет был по меньшей мере двойной (как при поступлении, так и при выписке). Исходя из очень постоянного для всех войн XX века соотношения раненых и убитых как 3:1, можно предположить, что числу в 1665 тыс. раненых соответствует порядка 600 тыс. убитых. Стоит отметить, что эта оценка вполне сопоставима с приведенным в сборнике Кривошеева («Гриф секретности снят») числом погибших: по сводкам штабов частей и соединений на 1 марта 1942 г., число убитых (не считая умерших от ран в госпиталях) составило 741 тыс. человек (потери января — февраля 1942 г. здесь рассчитаны как 2/3 потерь первого квартала 1942 г.). (З5.стр. 146).
Один миллион раненых вернулся из госпиталей в строй, 665 тыс. раненых военнослужащих безвозвратно убыли (умерли или демобилизованы по ранению). Таким образом, даже в общей сумме УЧТЕННЫХ (подчеркнем это слово тремя жирными чертами) безвозвратных потерь пропавшие без вести составляют почти два миллиона человек:
3217 - 600 - 665 = 1952.
Если принять число убитых по статсборнику Кривошеева, то получится 1811 тыс.
И еще 4882 тыс. военнослужащих, пропавших безо всякого следа в донесениях штабов. В общем итоге — более шести с половиной миллионов человек, пропавших неведомо куда. Столько, сколько было в составе действующей армии к началу войны, и еще раз столько.
Впрочем, что значит «неведомо куда»? Никаких чудес не было:
—3,8 млн. человек взято немцами в плен
—не менее 1,0—1,5 млн. отставших от своей
