рабочего у Анг Ньима, – мыть посуду и носить воду.
Он очень умело и с большим чувством выполнял обязанности массажиста. При этом он напоминал мне Гиальцена, когда тот, смущенно глядя мимо меня, поддерживал меня во время спуска из лагеря IV. Мои пальцы были все еще опухшими, и в отдельных местах до них нельзя было дотронуться. Да Гиальцен с точностью до одного миллиметра доходил до этих мест, но никогда не дотронулся ни до одного из них. Это было тем более удивительно, что при массаже он никогда не смотрел на мои руки, а отвлеченным мечтательным взглядом смотрел перед собой.
Таким образом, я имел достаточно времени, чтобы любоваться его лицом. Шерп напоминал молодого слона. У него была привычка через короткие промежутки времени потягивать носом, что стало для него необходимостью, как дыхание для других. Во время нашего путешествия это потягивание носом стало характерным шумом, и в самую темную ночь мы всегда знали, находится Да Гиальцен вблизи или нет.
Сегодня его скучная обязанность массажиста выполнялась на солнце, время проходило несколько веселее, чем обычно. Ниже той пашни, на которой были установлены палатки, находилось другое поле, отделенное от первого очередной террасой. На этом поле шерпы варили, боролись, играли в футбол или проводили время как-либо иначе. Да Гиальцен был тогда уши и глаза. Его особенно привлекала борьба. – «Браво, Да Норбу!» – кричал он, или, – «Плохо, Пемба Бутар!» – Ни один болельщик первенства страны по футболу не мог быть более возбужден, чем он. И пока он возбужденно ругался, хвалил, укорял или смеялся, его пальцы непрерывно работали на моих руках.
К этому времени наступала пора обеда. Да Гиальцен мог вернуться на кухню, чтобы помочь там. Делал он это с удовольствием. В начале нашего путешествия Да Гиальцен был стройным, худощавым юношей, когда же мы расставались, у него была плотная круглая фигура.
Разумеется, перед обедом у меня не было ни малейшего желания начинать сообщение. «После обеда», – говорил я Гельмуту, который к этому времени заполнил уже не мало страниц.
Было начало ноября. Солнце садилось рано, и сразу становилось холодно. Боязнь перед начинающимися болями просыпалась во мне – не хотелось упускать последнюю возможность греть руки на солнце. Потом наступало время общественных обязанностей: или мы давали «вечерний чай», или сами были приглашены. В большинстве случаев было и то и другое.
Так проходили дни. И только через неделю я смог отправить сообщение в венскую «Пресс».
Пазанг между тем отправил в Лукла несколько шерпов, чтобы они закупили продукты, но прежде всего, чтобы рассказали Ним Дики о его достижении и подготовили ее к предстоящему семейному счастью. Шерпы задержались дольше, чем было условлено, – видимо, они наслаждались в Лукла полными кружками чанга.
Обычно спокойный, Пазанг становился изо дня в день все более раздражительным. Девушки-шерпы очень своенравны, и он, видимо, боялся, что Ним Дики изменила свое решение, несмотря на то, что он выиграл спор.
Но, наконец, вернулись послы с хорошими вестями и свежими яичками, которые были нам очень кстати. К Пазангу вернулось его хорошее, беззаботное настроение. Анг Ньима приготовил омлет, и равновесие экспедиции было восстановлено.
Пазанг составил план предстоящего торжества и уверил нас, что подобной свадьбы еще не было в Гималаях. Мы должны быть почетными гостями. Позже мы заметили, что нам предназначалось две роли: первая – быть почетными гостями, вторая – обеспечить свадебные расходы нашего друга.
Последовательности заключения брачного союза мы так и не поняли. Возможно, что в этом Пазанг немного импровизировал. По-видимому, согласно обычаю, проводятся последовательно «малая» и «большая» свадьба. Нам казалось, что Пазанг уже успел отпраздновать «малую» свадьбу и теперь должна была состояться «большая» с главными торжествами в Лукла.
Во всяком случае Пазанг отправился в Лукла, чтобы привести Ним Дики в Намче-Базар. Он хотел представить ее нам здесь. После этого мы планировали совершить совместную экспедицию в монастырь Тиангбоче и всем вместе вернуться в Лукла на свадебное торжество.
Возвращение Пазанга с невестой было большим событием для Намче-Базара.
В своем свитере цвета бирюзы и красно-коричневых брюках Пазанг выглядел весьма эффектно, и Ним Дики, несмотря на всю красу ее свадебного наряда, не могла с ним сравняться.
Пазанг шел впереди большими шагами, за ним на расстоянии менее двух метров семенила Ним Дики. Эту картину мы потом наблюдали часто. В редких случаях расстояние увеличивалось. Они были неразлучны. Но та энергичная целеустремленность, с какой Ним Дики семенила за ним, не оставляла сомнения, что скоро Пазанг будет ходить в ее темпе. Возможно, что когда они торжественно вошли в Намче-Базар, свадьба была еще впереди.
Старые женщины, несколько мужчин и много детей с любопытством и восхищением смотрели на них; в честь «молодых» сжигались ветки ароматных растений и старый священник извлекал из трубы плачущие звуки. Для Намче-Базара это был торжественный день, и народ толпился перед нашим домом, где мы и офицеры принимали жениха и невесту.
С братским великодушием Пазанг передал свою невесту в наши объятия. Являясь его «отцами и матерями», мы чувствовали себя вправе проявлять родительскую нежность. Офицеры получили те же привилегии. Ним Дики привела с собой свою младшую сестру по имени Ианг Чин. Эта красивая и приятная девушка очень смущалась. Видимо, она еще не привыкла к тому, что стала золовкой такого знаменитого человека.
У нас создалось впечатление, что Ианг Чин сопровождала сестру в роли «дуэньи», т. е. чтобы следить за отношениями между женихом и невестой в период между «малой» и «большой» свадьбами. В первые дни она находилась всегда на видном месте, но по мере того, как расширялось торжество, она отходила на задний план. Я не уверен, что ей удалось выполнить свои обязанности.
Мы (под «мы» я подразумеваю весь Намче-Базар) праздновали день и ночь – все танцевали, пели, кушали и пили.
Пазанг очень ценился, как отличный танцор, может быть благодаря своим кривым ногам, и он не возражал, если его хвалили и восхищались его искусством.
Мы предпочитали принимать участие только в вечерних танцах, которые устраивались в доме. Танцы начинались обычно в сумерках и длились без перерыва (действительно без перерыва!) до утра.
Мужчины и женщины становились в длинный ряд, не предъявляя особых претензий, кто с кем будет
