собой почти гладкие равнины, похожие на патагонские. Мыс Негро, расположенный почти сразу же после начала второго сужения пролива, можно считать пунктом, начиная с которого страна приобретает черты, характерные для Огненной Земли. На восточном побережье к югу от пролива пересеченная, носящая характер парка местность объединяет подобным же образом эти две страны, почти во всех отношениях противоположные одна другой. Такая перемена ландшафта на расстоянии каких-нибудь двадцати миль и в самом деле удивительна. Если же взять расстояние несколько большее, например, между бухтой Голода и заливом Грегори, т. е. около 60 миль, то отличие будет еще разительнее. В бухте Голода мы видим округленные горы, скрытые непроходимыми лесами, которые напоены влагой дождей, приносимых никогда не прекращающимися штормовыми ветрами, тогда как в районе мыса Грегори мы находим безоблачное синее небо над сухими и бесплодными равнинами. Хотя воздушные течения здесь стремительны, бурны, и не стеснены какими-либо видимыми границами, тем не менее, они подобно реке в ее русле следуют по вполне определенному маршруту.
Во время нашего предыдущего посещения (в январе) мы встретились на мысе Грегори со знаменитыми, так называемыми исполинскими патагонцами, которые оказали нам радушный прием. Они кажутся выше, чем то есть на самом деле, благодаря своим большим плащам из шкур гуанако, длинным, развевающимся по ветру волосам, а впрочем и всему облику в целом; средний их рост около 6 футов, причем некоторые мужчины бывают гораздо выше, но лишь немногие ниже; женщины также высоки ростом; вообще это, безусловно, самая рослая раса, какую мы где-либо видели. Чертами лица они удивительно похожи на индейцев, живущих севернее — тех, что я видел у Росаса, — только у этих вид более дикий и грозный; лица их были густо вымазаны красной и черной краской, а один был разукрашен полосами и крапинками наподобие огнеземельца. Капитан Фиц-Рой предложил взять троих патагонцев на борт корабля, и все они обнаружили стремление попасть в число этих троих. Нам не скоро удалось вырваться от них на шлюпке; наконец мы попали на корабль вместе с нашими тремя великанами, и, когда капитан усадил их с собой обедать, они вели себя совсем по-джентльменски, пользуясь ножами, вилками и ложками; больше всего им пришелся по вкусу сахар. Это племя так много общается с охотниками на тюленей и китов, что большинство говорит немного по-английски; они уже наполовину цивилизованы и соразмерно с этим испорчены.
На следующее утро большая партия наших съехала на берег выменивать шкуры и страусовые перья; так как в огнестрельном оружии туземцам было отказано, то самым большим спросом у них пользовался табак — гораздо большим, чем топоры и прочий инструмент. Обитатели всех тольдо, мужчины, женщины и дети, выстроились на берегу. Это была любопытная картина, и невозможно было не полюбить этих великанов — до того они были добродушны и доверчивы; они просили нас приехать опять. Кажется, им хотелось, чтобы у них жили европейцы; старая Мария, влиятельная в их племени женщина, просила однажды м-ра Лоу оставить у них какого-нибудь матроса. Здесь они проводят большую часть года, но летом охотятся у подножий Кордильер; иногда они заходят даже до Рио-Негро, за 750 миль на север. Лошадей у них много: каждый мужчина, по словам м-ра Лоу, имеет их шесть-семь, и все женщины и даже дети имеют по собственной лошади. Во времена Сармьенто (1580 г.) у этих индейцев были лук и стрелы, недавно уже вышедшие из употребления; кроме того, уже и тогда у них были лошади. Это очень любопытное обстоятельство, показывающее, как необыкновенно быстро размножились лошади в Южной Америке. Лошадь впервые была высажена в Буэнос-Айресе в 1537 г., а затем колония была на время брошена, и лошадь одичала; и вот в 1580 г., только 43 года спустя, их находят уже у Магелланова пролива! М-р Лоу сообщает мне, что пешие индейцы соседнего племени в настоящее время превращаются в конных: племя, живущее у залива Грегори, отдает им своих плохих лошадей, а зимой они отряжают нескольких самых ловких мужчин на ловлю диких лошадей.
/ июня. — Мы бросили якорь в красивой бухте Голода. Было начало зимы, и картина представлялась самая безотрадная; темные леса с белыми пятнами снега лишь смутно виднелись сквозь изморось и туман. К счастью, однако, на нашу долю выпало и два ясных дня. В один из них нам открылось величественное зрелище отдаленной горы Сармьенто, имеющей 6 800 футов в высоту. Меня часто удивляло в пейзажах Огненной Земли то обстоятельство, что горы, в действительности высокие, с виду были невысоки. Я подозреваю, что это вызывается причиной, которая не сразу придет в голову, а именно тем, что вся гора от вершины и до самой воды обыкновенно бывает полностью на виду. Помнится, я видел одну гору сначала из канала Бигля, откуда вся она видна была полностью, от вершины и до подошвы, а потом из пролиза Понсонби, где она виднелась из-за нескольких хребтов, проходивших один за другим, и в этом последнем случае любопытно было наблюдать, как — по мере того как каждый новый хребет позволял по-новому судить о расстоянии — гора поднималась все выше и выше.
Не доходя бухты Голода, мы увидели двух человек, бежавших вдоль берега и окликавших нас. За ними послали шлюпку. Оказалось, что это два матроса, бежавшие с тюленепромышленного судна и приставшие к патагонцам. Индейцы приняли их со своим обычным бескорыстным гостеприимством. Матросы случайно отстали от индейцев и теперь направлялись к бухте Голода в надежде застать какое-нибудь судно. Осмелюсь утверждать, что то были беспутные бродяги, но на вид самые жалкие из когда-либо мной виденных.
Несколько дней они питались моллюсками и ягодами, а их изодранное платье подгорело, оттого что они спали слишком близко к костру. День и ночь без всякого приюта, они страдали от проносившихся недавно беспрерывных штормовых ветров с дождем, крупой и снегом и все-таки были совершенно здоровы.
Во время нашей стоянки в бухте Голода огнеземельцы дважды появлялись и досаждали нам. Так как здесь на берегу у нас было много инструментов, платья и людей, мы сочли необходимым отпугнуть их. В первый раз были даны выстрелы из нескольких пушек, пока туземцы были еще далеко. Чрезвычайно смешно было наблюдать в подзорную трубу, как индейцы каждый раз, когда ядро ударяло по воде, хватали камни и, как бы отважно принимая вызовов, кидали их в направлении корабля, хотя до него было мили полторы! Затем выслали шлюпку с приказанием дать мимо них несколько ружейных выстрелов. Огнеземельцы попрятались за деревьями и в ответ на каждый залп из ружей стреляли из своих луков; стрелы однако, все падали, не достигая шлюпки, и офицер, пока огнеземельцы целились в него, смеялся. Огнеземельцев это привело в бешенство, и они в бессильной ярости потрясали своими плащами. Наконец, увидев, что пули ударяют в деревья и пробивают их, они убежали, оставив нас в покое. В предыдущее плавание здешние огнеземельцы были очень назойливы, и, чтобы отпугнуть их, мы пустили ночью ракету над их вигвамами; это подействовало, и один офицер говорил мне, что поднявшиеся было крики и лай собак показались еще более смешными после того, как минуту или две спустя, как бы по контрасту, воцарилась глубокая тишина. На следующее утро в окрестности не осталось ни одного огнеземельца.
Когда «Бигль» стоял здесь в феврале месяце, я встал однажды в четыре часа утра, чтобы подняться на гору Тарн, вершина которой достигает 2 600 футов и является самой высокой точкой в ближайшей окрестности. Мы подошли на шлюпке к подошве горы (но, к сожалению, не к самому удобному месту) и начали восхождение. Лес начинается с той линии, до которой доходит прилив, и после первых двух часов я отказался от всякой надежды добраться до вершины. Лес был до того густой, что необходимо было постоянно справляться с компасом, потому что, несмотря на гористую местность, не было видно ни одного ориентира. Глубокие лощины являли унылую и безжизненную картину, превосходящую всякое описание; вокруг дул сильный ветер, здесь же ни малейшее дуновение ветерка не шевелило листьев даже на самых высоких деревьях. Всюду было до того мрачно, холодно и сыро, что здесь не могли бы расти даже грибы, мхи или папоротники. По долинам едва возможно было пробраться, насколько были они забаррикадированы большими гниющими стволами, валявшимися здесь повсюду. Проходя по этим естественным мостам, мы часто застревали, проваливались по колено в труху; иной раз, пробуя опереться о крепкое на вид дерево, мы с изумлением обнаруживали, что это масса прогнившего вещества, готового развалиться при малейшем прикосновении.
Наконец, мы очутились среди каких-то низкорослых деревьев и очень скоро достигли обнаженного гребня, который привел нас к вершине. Отсюда открылся характерный для Огненной Земли вид: неправильные цепи холмов, испещренных пятнами снега, глубокие желтовато-зеленые долины и морские рукава, изрезывающие страну в разных направлениях. Сильный ветер был пронизывающе холоден, а воздух туманен, и мы недолго оставались на вершине горы. Спуск наш был не так труден, как подъем, ибо тяжесть тела ускоряла движение, а скользя и падая, мы тем самым уже продвигались в нужном направлении.
Я уже упоминал о мрачном и угрюмом характере вечнозеленых лесов, в которых растут только два или три вида деревьев. Над лесами начинаются многочисленные карликовые альпийские растения, которые все растут на сплошной массе торфяника и сами способствуют ее образованию; эти растения весьма примечательны своим близким родством с видами, растущими на горах Европы, хотя виды эти и разделяют тысячи миль. Центральная часть Огненной Земли, сложенная метаморфическим глинистым сланцем, всего, более благоприятна для роста деревьев; по внешнему, океанскому побережью почва более бедная, гранитная, местность открыта резким ветрам, и потому деревья не достигают больших размеров. Близ бухты Голода я видел деревья самые крупные по сравнению со всеми другими местами; один измеренный мной экземпляр Drimys winteri имел 4 фута 6 дюймов в окружности, а некоторые буки достигали 13 футов. Капитан Кинг упоминает, между прочим, о буке, имевшем 7 футов в поперечнике на высоте 17 футов от корней.
Тут есть одно растение, заслуживающее внимания ввиду его важности как предмета питания огнеземельцев. Это шаровидный ярко-желтый гриб, в несметных количествах растущий на буковых деревьях. В начале своего развития он упругий, набухший и имеет гладкую поверхность, но, созревая, съеживается, становится плотнее, и вся поверхность его покрывается глубокими ямочками или ячейками. Этот гриб принадлежит к новому любопытному роду; второй вид этого рода я нашел на другом виде бука в Чили, а доктор Гукер сообщает мне, что совсем недавно открыт третий вид на третьем виде бука на Вандименовой Земле. Как странна эта связь между паразитными грибами и деревьями, на которых они растут, в отдаленных друг от друга местах земли! На Огненной Земле этот гриб, когда он плотен и спел, в больших количествах собирают женщины и дети; едят его сырым. Гриб слизистый и сладковатый на вкус, со слабым запахом, напоминающим запах наших съедобных грибов. Если не считать немногих ягод, главным образом с карликового земляничного дерева, туземцы не едят никакой растительной пищи, кроме этого гриба. На Новой Зеландии до введения картофеля в большом количестве потребляли корни папоротника: но вастоящее время Огненная Земля, я думаю, единственная страна в мире, где тайнобрачное растение служит основным предметом питания.
Фауна Огненной Земли, как и можно было ожидать исходя из характера ее климата и растительности, очень бедна. Из млекопитающих помимо китов и тюленей здесь имеются одна летучая мышь, один вид мышеобразных грызунов (Reithrodon chinchilloid.es), две настоящие мыши, Ctenomys, родственный тукутуко или тождественный с ним, две лисицы (Canis magellanicus u С. azarae), морская выдра, гуанако и олень. Большинство этих животных водится только в более сухих восточных областях страны, а олень никогда не встречается южнее Магелланова пролива.
Когда видишь общее соответствие в расположении мягкого песчаника, ила и гальки в береговых обрывах по разным сторонам пролива и на некоторых островах в самом проливе, то сильно склоняешься к мысли, что некогда вся эта земля представляла единое целое, и потому сюда могли перебраться такие нежные и беззащитные животные, как тукутуко и Reithrodon. Но соответствие между береговыми обрывами еще далеко не доказывает того, что они были как-нибудь соединены, потому что такие обрывы образуются обычно путем рассечения наклонных осадочных слоев, которые до поднятия суши накоплялись подле существовавших в те времена берегов. Замечательно, однако, следующее совпадение: из двух больших островов, отделяемых от остальной части Огненной Земли каналом Бигля, на одном береговые обрывы сложены веществом, которое можно считать слоистым аллювием, и разрез их сходен с разрезом обрывов на противолежащем берегу канала, тогда как другой остров окаймлен одними только древними кристалическими породами; на первом острове, по названию Наварино, водятся и лисицы, и гуанако; но на втором, Осте, несмотря на то что он во всех отношениях сходен с предыдущим и отделен от него каналом шириной несколько больше полумили, ни одно из этих животных — говорю это со слов Джемми Баттона — не встречается.
В мрачных лесах водится немного птиц: изредка слышен жалобный крик тирана-мухоловки с белым хохолком (Myiobius albicepj), прячущегося около вершины самых высоких деревьев; еще реже раздается громкий странный крик черного дятла с красивым алым хохолком на голове. Маленький, скромно окрашенный крапивник, (Scytalopus magellanicus) прыгает, крадучись, среди беспорядочной груды свалившихся и гниющих стволов. Но всего чаще из птиц здесь встречается пищуха (Oxyurus tupinieri). Ее можно встретить повсюду в буковых лесах — и высоко в горах, и внизу, в самых мрачных, сырых и непроходимых лощинах. Несомненно, эта птичка кажется многочисленнее, чем то есть на самом деле, из-за ее привычки, как видно из любопытства, следовать за всяким, кто заходит в эти безмолвные леса; беспрестанно издавая резкое чириканье, она порхает с дерева на дерево в нескольких футах от незваного гостя. Она отнюдь не ищет самых укромных местечек, как настоящая пищуха (Certhia familiaris), не взбегает подобно ей по стволам деревьев, но, точно наша теньковка, усердно прыгает вокруг, в поисках насекомых обследуя каждую веточку. На более открытых местах встречаются три или четыре вида вьюрков, дрозд, скворец, (или icterus), два вида Opetiorhynchus и несколько дневных хищников и сов.
Отсутствие каких бы то ни было представителей целого класса гадов — замечательная особенность фауны как этой страны, так и Фолклендских островов. Я основываю это утверждение не только на собственных наблюдениях: то же самое я слышал от испанцев — жителей Фолклендских островов, а относительно Огненной Земли — от Джемми Баттона. На берегах Санта-Крус, под 50° южной широты, я видел лягушку, и весьма возможно, что этих животных, равно как и ящериц, можно найти и еще южнее, до самого Магелланова пролива, пока местность сохраняет свойственный Патагонии характер; но на сырой и холодной Огненной Земле ни одно из этих животных уже не встречается.
Что климат тут окажется неподходящим для некоторых отрядов, например ящериц, можно было предвидеть заранее; но относительно лягушек это было не столь очевидно.
Жуки встречаются в очень небольшом числе; я долго не мог поверить, чтобы страна, столь же обширная, как Шотландия, покрытая растительностью и представляющая такое разнообразие местообитаний, могла быть столь бедна насекомыми. Те немногие жуки, которых я нашел, относились к альпийским видам (Harpalidae и Heteromidae), живущим под камнями. Травоядные Chrysomelidae, столь характерные для тропиков, здесь почти полностью отсутствуют; мух, бабочек и пчел я видел очень мало, а сверчков и других прямокрылых совсем не
