Летом 1948 г. правительства США и Канады начали переговоры с членами Западного Союза о возможной интеграции экономических и политических усилий. СССР оценивал заключение Западного Союза как «политическое дополнение к тому экономическому объединению европейских стран, которое создано для проведения «плана Маршалла» в Европе». Уже создание Западного Союза было воспринято в Москве как «полное изменение политики Англии и Франции в германском вопросе», как договоренности, «идущие вразрез с документами периода второй мировой войны о союзе СССР с Англией и Францией».
Еще более серьезные последствия имело создание НАТО. В специальном заявлении МИД СССР по этому поводу говорилось «Не трудно разглядеть, что эти цели теснейшим образом связаны с планами насильственного установления мирового англо-американского господства под эгидой США». Советское руководство расценивало создание НАТО как «подкоп под Организацию Объединенных Наций» и пригрозило объединить вокруг себя все «миролюбивые силы».
Одним из шагов на этом пути стало создание в том же 1949 г. Совета Экономической Взаимопомощи, в который вошли все страны «народной демократии».
Известно, что военно-политический союз этих стран сложился в 1955 г. Однако, почти ничего неизвестно о том, что его предтечей был Координационный Комитет, созданный в феврале 1951 г. для рассмотрения вопросов, связанных с обороной стран «народной демократии» (в том числе и военным производством).
Можно считать, что именно 1948–1949 гг. стали рубежом в отношениях между Востоком и Западом, за которым последовал окончательный разрыв. В марте 1949 г. Советское правительство выступило с заявлениями в адрес правительств Англии, Франции, Италии, Норвегии, Турции, Дании, Нидерландов, Греции и других стран-членов НАТО, в которых угрожало пересмотром двусторонних отношений. В заявлении, обращенном к правительству Англии отмечалось, что СССР рассматривает «участие Англии в НАТО как акт, находящийся в противоречии с союзным договором 1942 г.».[122]
Последовала и смена руководства внешнеполитическим ведомством СССР. Первый сигнал к этому прозвучал 29 марта 1948 г., когда Политбюро приняло решение «в связи с перегруженностью удовлетворить просьбу т. Молотова об освобождении его от участия в заседаниях Бюро Совета Министров с тем, чтобы т. Молотов мог заняться главным образом делами по внешней политике». Это было своеобразное предупреждение Сталина главе внешнеполитического ведомства в связи с неблагоприятным для СССР развитием международной ситуации. Однако при всем своем желании Молотов ничего не мог изменить в развитии международной обстановки. Вторым сигналом стало утверждение 5 июня 1948 г. нового состава Коллегии МИДа, где Молотов оставался председателем, но был введен в качестве заместителя министра по общим вопросам А. Я. Вышинский. Наконец, 3 марта 1949 г. Молотов был снят с поста министра, а его преемником был назначен Вышинский. Показательно, что в числе новых обязанностей Молотова в Совете Министров (он сохранил пост заместителя главы правительства) было курирование министерства металлургической промышленности и министерства строительства предприятий тяжелой индустрии. Лишь спустя несколько дней он был назначен и председателем Внешнеполитической комиссии ЦК. Но реального веса в решении международных дел уже не имел вплоть до смерти Сталина.
Назначение Вышинского министром иностранных дел СССР должно было продемонстрировать вчерашним западным союзникам «смену вех» советской внешней политики, ее ужесточение. Фигура Молотова, при всех ее недостатках, зримо олицетворяла в глазах общественности западных стран сотрудничество периода второй мировой войны. Фигура Вышинского, в какую бы парадную форму ее не облачали, оставался для Запада прежде всего Прокурором, отправившим на смерть крупнейших политических и военных деятелей СССР в 30-е годы.
Таким образом, «холодная война» именно с 1948–1949 гг. вступила в новый этап своего развития, когда началась проработка оперативных планов ведения боевых действий против друг друга как в США, так и в СССР.
Несмотря на то, что планы ведения войны, включая использование ядерного оружия против СССР существовали уже с осени 1945 г., лишь в 1948 г. были разработаны первый оперативный план стратегической авиации США, а также планы боевых действий и атомных бомбардировок «Бройлер», «Фролик», «Хэрроу» и др. Однако в условиях, когда единственным средством доставки ядерного оружия оставалась бомбардировочная авиация, США нуждались в создании сети военных баз вокруг территории СССР. Их массовое создание началось как раз с конца 40-х гг.
Военные планы США в конце 40-х гг. основывались на трех важнейших положениях во-первых, что война с СССР — реальность, если не удастся иными средствами «отбросить социализм», во-вторых, нельзя допустить сокращения разрыва с военном и экономическом отношении между США и «советским блоком», в-третьих, США должны быть готовы нанести первыми ядерный удар.[123]
Летом 1948 г. американцами был разработан план «Чариотир», согласно которому война с СССР должна была начаться «концентрированными налетами с баз в западном полушарии и Англии с применением атомных бомб против правительственных, политических и административных центров, промышленных центров и отдельных предприятий нефтяной промышленности». Намечалось сбросить 133 атомных бомбы на 70 советских городов. В декабре того же года был одобрен президентом план «Троуджэн», позднее «Хафмун», «Флитвуд», «Даблстар». Менялись лишь их названия и число возможных бомб (по мере роста их количества).
Реальные контуры ядерной войны впервые проявились в период корейской войны. Теперь американцам приходилось считаться с наличием у СССР не только ядерного оружия, но и мощного военно-политического союзника в лице Китая. 15 августа 1950 г. Комитет начальников штабов США определил в качестве первоочередной задачи в случае возможного конфликта с СССР «уничтожение известных объектов, от которых зависит способность Советского Союза применять атомные бомбы».[124]
Особенно критическим с точки зрения возможности советско-американской ядерной войны стал 1952 г. 27 января президент Трумэн заявил «Мне кажется, что правильным решением теперь был бы ультиматум с десятидневным сроком, извещающий Москву, что мы намерены блокировать китайское побережье от корейской границы до Индокитая и что мы намерены разрушить все военные базы в Манчжурии. Мы уничтожим все порты или города для того, чтобы достичь наших мирных целей. Это означает всеобщую войну. Это означает, что Москва, Сакт-Петербург, и Мукден, Владивосток, Пекин, Шанхай, Порт-Артур, Дайрен, Одесса и Сталинград и все промышленные предприятия в Китае и Советском Союзе будут стерты с лица земли. Это — последний шанс для Советского правительства решить, заслуживает ли оно того, чтобы существовать или нет!».[125]
Подобные заявления и вполне определенные планы американцев, конечно, не оставались без внимания советской стороны. В свою очередь, Сталин также исходил из возможности возникновения войны с США и готовился к ней. Документов, подобных приведенным выше американским, в архивах обнаружить не удалось. Но это вовсе не означает, что соответствующих планов ведения войны против США у СССР не было.
Взгляды Сталина на предстоящую новую войну были высказаны им уже в апреле 1945 г., еще до завершения разгрома Германии и выступления против Японии. Принимая югославскую делегацию во главе с Тито, Сталин прямо заявил «Война скоро закончится, через 15–20 лет мы оправимся, а затем снова!». Участник этой встречи М. Джилас вспоминал «Что-то жуткое было в его словах ужасная война еще шла. Но импонировала его уверенность в выборе направления, по которому надо идти, сознание неизбежного будущего, которое предстоит миру, где он живет, и движения, которое он возглавляет».
Сталин не только не исключал возможность военного конфликта, но был уверен в его неизбежности и даже необходимости. Это подтверждают и его «ученики и соратники», в частности Мао Цзедун, прямо заявлявший о том, что новой мировой войны бояться не стоит, так как через нее мир придет к торжеству коммунизма.
Однако в конце 40-х гг. Сталин полагал, что время для прямого военного противостояния с США еще не пришло. СССР только в 1949 г. испытал ядерное устройство. Не было достаточного количества средств доставки. Слабой представлялась и система противовоздушной обороны страны. В то же время Сталин прилагал невероятные усилия к тому, чтобы ускорить процесс серийного выпуска ядерных бомб, разработки системы ракетной ПВО, развертывания стратегической авиации.
В подготовке новой войны Сталин исходил из неисчерпаемости людских ресурсов СССР и Китая, которые смогут обеспечить в случае необходимости захват не только всей Европы, но и Азии.
Заявления Сталина во второй половине 1952 — начале 1953 гг. о том, что скорее может разразиться война между различными капиталистическими странами, нежели между СССР и США должны были усыпить бдительность вероятного противника. Н. С. Хрущев указывая именно на этот период, отмечал, что Сталин «пытался прощупать капиталистический мир штыком».[126]
«За кадром» оставались другие, военно-политические аспекты подготовки к возможной войне. Наряду с наращиванием своего военного присутствия в Европе, Сталин не забывал и про другие направления.
С начала 50-х гг. идет крайне высокими темпами военное строительство в восточных районах страны. Создается заполярная железная дорога в сторону Чукотки. Базы военного снаряжения создаются на Чукотке, Камчатке, побережье Северного Ледовитого океана. На Чукотке была развернута 14-я десантная армия под командованием генерала Оленева, перед которой была поставлена задача в случае войны с США провести десантные операции не только на Аляске, но и на западном побережье США.
Была одобрена крупномасштабная программа строительства военно-морского флота. Причина также лежала на поверхности. По свидетельству Хрущева, «пока мы не могли достать США с воздуха, следовало шире использовать моря. И Сталин поставил задачу строительства большого количества крейсеров. Мы мечтали и об авианосцах, но они оставались нам пока технически недоступными. Крейсера должны были дополняться большим количеством эсминцев и подводных лодок».[127]
Сталин лично следил за созданием военной техники, которая могла бы действовать в условиях тундры и лесотундры, а также высаживать десанты в труднодоступные районы. В 1952 г. с его подачи Политбюро приняло решение о создании многоместных десантно-транспортных вертолетов. Тогда же Сталин принял решение о срочном формировании 100 дивизий реактивных бомбардировщиков фронтовой авиации. Для решения этой задачи был необходим колоссальный самолетный парк. Перед авиационной промышленностью ставится сверхзадача в кратчайший срок выпустить более 10 тысяч бомбардировщиков.[128] Значительная часть вновь создаваемых авиационных соединений размещалась на северном побережье и северо-востоке страны. Не имея военных баз вблизи США, Сталин приказал разрабатывать стратегические бомбардировщики сверхдальнего действия. Над таким самолетом трудилось, в частности КБ Мясищева. Был разработан проект самолета, способного достичь территории США. Однако возникал вопрос что делать с этими самолетами после ядерной бомбардировки США — топлива на обратный путь не было. В Политбюро обсуждались даже планы их посадки после выполнения заданий в Мексике. [129]
Вынашивались и планы в случае военной угрозы совершить серию диверсионных акций против американских военных баз в Европе, в том числе и складов с ядерным оружием. Считалось, что это «подорвет американский боевой дух и американцы не смогут пользоваться своими базами в Европе».[130]
Уже в 1950 г. советским военным руководством была принята «директива-70», в соответствии с которой нашим войскам предстояло превратить почти всю Арктику в один большой оборонительный рубеж на случай войны. В феврале 1950 г. прошли первые учения, показавшие степень готовности советских воинов к ведению войны в условиях Заполярья. Один из участников этих учений вспоминал «Сначала нас переодели на одном военном предприятии. Потом погрузились в самолеты С-47 «Дуглас» и полетели в бухту Тикси.». В Арктике от острова Врангеля на востоке почти до Гренландии на западе в течение трех месяцев воины готовили ледовые аэродромы для советской авиации. Однако тогда они не понадобились.[131]
Что задумывал «великий вождь» так и осталось тайной — вскоре он умер.
В отсутствие «горячей» войны, обе стороны упражнялись в пропагандистских заявлениях и демонстративных акциях, должных вызвать отрицательное общественное мнение к оппоненту в мире.
Так, палата представителей Конгресса США в 1951 г. поставила на обсуждение болезненный для СССР «катынский вопрос». Ответом на результаты этого обсуждения (в ходе которого так ничего и не удалось доказать) стала санкционированная и лично правленная Сталиным статья в «Правде» Л. Ильичева и С. Рассадина, опубликованная в сентябре. «Когда-то, совершив чудовищные убийства в Катыни, — писалось в статье, — гитлеры и геббельсы разыгрывали следственную комедию и проливали крокодиловы слезы над жертвами своих злодеяний. Теперь американские реакционеры пытаются повторить подобную комедию. Не может быть, однако, сомнения, что их ожидает такой же позорный провал, какой настиг гитлеровских организаторов катынской провокации».[132]
В ходе подготовки новой президентской выборной кампании 1952 г. Сталин возлагал некоторые надежды на победу Д. Эйзенхауэра. Однако после жесткого выступления генерала летом 1952 г., в котором он, по существу, выразил солидарность с позицией Трумэна по корейскому вопросу и также пригрозил СССР и Китаю силовыми методами решения политических вопросов позиция Сталина в отношении Эйзенхауэра изменилась. По его распоряжению была подготовлена редакционная статья в «Правде» под весьма знаменательным названием «Эйзенхауэр в поход собрался.». Выдержанная в памфлетном стиле, статья содержала крайне резкие оценки и характеристики в адрес популярного американского политика. В концовку статьи Сталин дописал собственной рукой следующий характерный абзац «Что касается угроз Эйзенхауэра против Советского Союза, то советские люди могут лишь смеяться над ними, как
