Посольские ничуть не сомневались, что так и будет.
На этом аргументы их закончились, и компания загрустила.
– Вообще-то, у вас тут есть дела, – напомнила королева. – Вы нужны в моем войске, которое собирается в эти минуты выступать на Рыгус-Крок. Случись большому побоищу, ваши мечи и топоры будут весьма кстати. Мы все это обговорили. Разве нет?
Никто не возражал. Глаза орков из Головорезии сверкали точно болотные огоньки. Гномы, кобольды и люди воодушевились не меньше.
Не остался в стороне и Фиенс Тудан, который едва ли не яростнее всех отстаивал свое право сопровождать Офигильду. Воинственный дух внезапно взыграл в нем, заставив его надеть из арсенала старинные трофейные доспехи из Тиндарии и прицепить к поясу тонкий меч.
В таком прикиде Фиенс выглядел внушительно и даже как будто выше.
– Вы знаете, что делать, – кивнула Офигильда. – Ваше место в первых рядах. Пусть мои родичи видят, что за законно избранного на Большом Тинге короля в бой идут не только они, а также иноземцы. Это поднимет боевой дух, укрепит веру в нашу правоту. Ну, короче, вы все поняли. План разработан – вперед!
– Удачи, ваше величество, – сказал помощник посла Тиндарии.
На том участники антиреволюционной коалиции разошлись.
Офигильда задержалась, чтобы взглянуть в окно, откуда ей была видна равнина за пределами стен поместья. В лагере стоял шум и гам. Лязгало оружие. Орали люди, гавкали псы. На ветру расправляли свои складки клановые знамена с неуклюже намалеванными на них символами.
Но самым главным знаменем, объединяющим чморлингов и бульклингов в одну силу, было то, чего отродясь не видел никто из ныне живущих сынов и дочерей Диккарии. Час назад, толкая героическую речь, зажигающую в сердцах сородичей яростный пламень, королева настолько сама вошла в раж, что отсекла ножом свои волосы под корень и сказала, что отныне это будет знаменем борьбы за свободу. И что оно провисит на древке до полной победы. Пусть все видят, чем пожертвовала Офигильда во имя своего народа.
Присмотревшись, богатырша заметила знамя впереди многотысячной массы готовых двинуться в поход войск. Там, в авангарде, поедет Задрыг Змеюк, назначенный командующим, поедет Оторвун Зоб и главы кланов.
Голове было непривычно легко. Офигильда провела ладонью по коротким, неровно остриженным волосам.
Жаль, конечно, но ради такого дела можно и потерпеть. В конце концов, отрастут, зато за это знамя – волосы на палке – кланы будут драться до последней капли крови.
Офигильда, по крайней мере, на это надеялась.
– Пора! – В комнату вошел Задрыг Змеюк и вытянулся в струнку. Еще вчера рядовой член клана Топорище, воин вдруг сделался военачальником и, судя по его дерганым повадкам, со своей новой ролью он еще не свыкся. – Вам приготовили лошадь. Самую большую.
Королева еще раз поразмыслила над сомнительно перспективой прокатиться верхом. Варвары не слишком любят это занятие и лошадей используют почти исключительно с грузоперевозочными целями, но Офигильде нужна была быстрота. Ведь к тому времени, как войско подойдет к Рыгус-Кроку, по расчетам королевы, колдунья должны быть мертва. В одно мгновение лишившись верховного командования, революционеры будут дезорганизованы, и решительный нажим разорвет их оборону. В теории, конечно.
Но, так или иначе, а Офигильда знала, что нужно торопиться.
– Идем!
Мысленно (на всякий пожарный) простившись с домом, в котором появилась на свет и выросла, королева вышла во двор и оказалась в окружении молчаливых клановых вожаков, готовых к сражению.
Оружия и амуниции на них было на целый мегаполис, заселенный исключительно головорезами. Варвары молчали, смакуя торжественность момента, и думали, что королева что-нибудь скажет, но Офигильда лишь махнула им рукой и влезла в седло. Все слова уже были сказаны – чего языком молоть? Последние три часа предводительница борцов за свободу только и делала, что вела военные советы и орала, чтобы воодушевить ополчение.
Поэтому из ворот поместья она выехала молча и в одиночестве. Ее заметили из лагеря и долго драли глотки, приветствуя женщину-легенду.
Ограничившись только приветственным жестом, Офигильда пришпорила лошадь и погнала к Рыгус- Кроку.
– Восстановление города идет полным ходом, – докладывал Шлеп Губа, получивший в новом революционном правительстве должность председателя. – Созданы три трудовые армии. В основном это женщины и дети, точнее, подростки. Всех маленьких, кто не может работать кайлом и таскать камни, мы убили. Так… – Варвар сунул нос в бумаги. В свое время его научили читать и писать, и именно благодаря такому умению он и получил свою новую должность. – Корпус Стражей Диккарийской Революции на сегодняшний день состоит из четырех тысяч мечей. Бульклинги и чморлинги стоят вместе плечом к плечу, все клановые границы стерты во имя Светлого Будущего…
Шлеп покосился на сидевшую с безучастным видом Лже-Офигильду. В тронном зале были только они вдвоем. Ну, это если не считать сгустившегося до степени явственного прощупывания чувства обреченности.
Исходило оно от колдуньи. Шлеп не мог не отметить, что выглядит товарищ Офигильда странно. Если раньше она походила на звезду, изливающую свет во всех направлениях, то сейчас на луну, почти наглухо запертую тучами. Куда-то делся ее энтузиазм, умение заражать окружающих идеями и рабочим настроем.
Именно в королеве ее сторонники видели главный двигатель всех перемен, а тут – здрасьте…
Шлеп не знал, что произошло, но ему это не нравилось.
– Казни продолжаются. За последние два часа мы подавили несколько бунтов в разных частях города. Контра пыталась мутить воду и раскидывать антиреволюционные идеи. Вероятно, среди схваченных есть и лазутчики мятежников. Они распространяют среди людей новой эры, обновленного народа Диккарии лживые идеи о возвращении короля и свободе. О том, что…
Здесь Шлеп замялся, не решаясь озвучить новость, которую совсем недавно слышал от собственноручно обезглавленного врага Революции.
– Ну, что? Что мямлишь ты, как маразматик старый! – вспылила вдруг Лже-Офигильда, заставив Шлепа Губу подскочить. – Говори четко и ясно, пока сама тебе я что-нибудь не отрубила как контрреволюционному элементу!
– А… Простите, товарищ Офигильда, но… Тут такое дело, что просто и не скажешь…
Дрянелла, скрытая под личиной Офигильды, ощерилась.
У Шлепа вдоль позвоночника пробежал холод.
– Говори смелее. Нет новостей таких, которые потрясли бы меня больше, чем… А, неважно. Говори!
Воин сглотнул ком слюны. Поведение королевы с самого начала казалось ему странным, но он списывал странности на издержки момента. Все-таки напряжение сил и необходимость вести народ к Светлому Будущему через тернии разной сложности могут оставить свой отпечаток даже на самом могучем разуме. Однако что-то подсказывало вождю, что дело в другом.
– В общем, болтают, что вы не настоящая королева, – набравшись храбрости, произнес, наконец, свое сообщение Губа. – Мы всячески пресекаем эти слухи. Только за них мы четвертовали сто пятьдесят негодяев. Вся площадь перед дворцом завалена мясом. Оно уже гнить начинает.
– И что? – спросила Лже-Офигильда.
– Но… Мы должны как-то прекратить распространение слухов… Нельзя забывать, что у нас в Корпусе еще не все проверены, не все беззаветно преданы Делу Революции. Корпус – наша опора. А если там найдутся сторонники этой идеи?
– Вы их уничтожите.
