моему совету, между прочим, — потому что долг зовет тебя на юг.
— Мы благодарны королю Элтираазу за подобное понимание.
— И он хотел бы, чтобы ты выразил эту благодарность как друг, — сказала эльфийка. — Он надеется, что наша случайная встреча станет началом чего-то гораздо большего, и поэтому посылает с вами меня — я должна стать его глазами и ушами, должна помочь ему лучше понять Белли'мара Джуравиля.
— А я тут, похоже, вообще ни при чем? — вмешалась в их разговор тогайранка, явно уязвленная отсутствием к себе всякого интереса.
— Ты жива и идешь куда хочешь, — ответила Каззира, по-прежнему не сводя взгляда с крылатого эльфа. — Будь довольна, Бринн Дариель, поскольку это гораздо больше того, чего до сих пор удостаивались оказавшиеся во владениях Тилвин Док люди!
Девушка вздохнула.
— Значит, ты станешь глазами и ушами короля Элтирааза на пути к Дороге Беззвездной Ночи? — спросил Джуравиль.
Каззира издала смешок, повернулась и махнула рукой в сторону темной расселины у основания скалы, совсем рядом с ними.
— Вон он, вход, — ответила она и сняла заплечную сумку. Развязала ее, достала оттуда три бело-голубых светильника, два из них бросила спутникам, а третий оставила себе. — Продолжение вашего пути — и начало моего.
Она зашагала к расселине, но Джуравиль остановил ее, схватив за руку. Эльфийка круто развернулась, воззрившись на него.
— Это не твое дело, — сказал Джуравиль.
— Однако — твое?
— Да, потому что так решила госпожа Дасслеронд.
— А мое, потому что так решил король Элтирааз, — отозвалась Каззира. — Может, Тилвин Док и впрямь не стоит вмешиваться в дела Тилвин Тол, тогайру или других людей. А может, мы просто не настолько доверяем тебе, чтобы предоставить полную свободу. В этом нам и предстоит разобраться. Можешь воспринимать мое общество как плату за вашу свободу, как ответную любезность Белли'мара Джуравиля и Бринн Дариель нашему королю.
Джуравиль стоял, не сводя с нее пристального взгляда, и наконец рассмеялся, признавая свое поражение. В самом деле, док'алфар проявили по отношению к нему и Бринн поразительное доверие; как мог он после этого отказаться от общества голубоглазой эльфийки?
И еще один вопрос мелькнул в глубине его сознания. Почему ему на самом деле вовсе
Была и еще одна причина, по которой крылатого эльфа тянуло к Каззире, несмотря на ее внешнюю суровость и неприступность — или, может быть, именно благодаря этому. Ее пылкие, сердитые замечания напоминали ему другую особу, которую он когда-то знал, — тол'алфар по имени Тантан, его дорогую погибшую подругу. Каззира чем-то неуловимо напоминала ему Тантан.
— Веди нас, — коротко сказал он.
Бринн и Джуравиль вслед за эльфийкой вошли в узкий туннель, вскоре расширившийся до большой пещеры. В дальнем ее конце виднелись два темных проема. Некоторое время Каззира внимательно разглядывала их, а потом кивнула в сторону левого.
Вскоре троих путников обступила такая плотная тьма, что без светильников они не разглядели бы даже собственную руку, поднесенную к самому лицу.
ГЛАВА 8
ИСПЫТАНИЕ ВЕРЫ
— Ребенок будет совершенно разумен, дети мои, — заявил Эаким Дуан, обращаясь к собравшимся на очередной Совет ятолам, прибывшим из провинций, непосредственно примыкающих к Хасинте.
Он очень тщательно составлял списки приглашенных на эти встречи, сводя вместе жрецов, отличающихся различными взглядами и зачастую враждующих между собой. Приближался довольно длительный период, когда он будет в высшей степени уязвим, и в это время крайне опасным будет возникновение любых тайных союзов. Вот почему на подобных встречах, где он по традиции произносил речь, провозглашая приближение Возрождения, присутствовали одновременно такие жрецы, как Перидан и Де Хамман, которые никогда не доверяли друг другу настолько, чтобы сплотиться в представляющий реальную опасность союз.
— Что ты имеешь в виду, Глас Бога? — спросил ятол Болх из крупного оазиса Дадах в девяти днях пути от Хасинты, — Ребенок будет способен говорить отдельные слова или фразы?
Эаким внимательно разглядывал Болха. Чуть за тридцать, один из самых молодых и, безусловно, амбициозных жрецов. Он правил Дадахом железной рукой, беря за предоставление приюта и припасы непомерно высокую плату со всех караванов, чей путь пролегал к западу от Хасинты. Можно не сомневаться, ятолу Гриашу не раз пришлось изрядно раскошелиться за остановку в этом оазисе на пути в Дариан.
— Совершенно разумен, — повторил Чезру, — Ребенок не старше года будет владеть речью не хуже меня и вас. Будет понимать наш подход к жизни, будет знать обо мне, своем предшественнике, и о своем предназначении.
— Какая-нибудь крестьянка, желающая возвышения сына, может научить…
— Этот ребенок будет знать о религии ятолов такое, о чем никакая крестьянка далее догадываться не может, — раздраженно перебил Эаким дерзкого ятола. — Когда вы увидите это, у вас не останется никаких сомнений.
— Глас Бога, не подумай только, что я сомневаюсь. — Болх с невинным видом развел руками.
Эаким Дуан улыбнулся. Ему совершенно точно было известно, что все жрецы, все его окружение, за исключением разве что таких безоглядно преданных людей, как Мерван Ма, имеют серьезные сомнения относительно Возрождения — таинства передачи власти от одного Чезру к другому. И кто бы стал осуждать их за это? Поверить в то, что младенец будет не только разумно говорить, но и разбираться во всех постулатах древней религии? Вот она, подлинная проверка того, что сильнее — вера или логика, убеждения или опыт.
Как хорошо Дуан понимал их сомнения! Он прекрасно помнил то время, много сотен лет назад, когда впервые узнал о Возрождении. Тогда, правда, все происходило существенно иначе; в частности, речь о Возрождении и разъяснения к ней произносил не Чезру. Нет, только когда Чезру умирал, зачастую неожиданно, религиозные лидеры Бехрена приступали к поискам.
Эаким Дуан, молодой ятол, был лишь чуть старше Болха, когда принял в них участие. Он прекрасно помнил страстное желание и огромную радость при мысли о том, что ему предстоит стать свидетелем чуда, подтверждающего истинность его веры, — желание, присущее любому человеку, неважно, заявляет он об этом открыто или нет. Тогда ятолы довольно быстро нашли благословенное дитя. Переполненный чувствами предвкушения и радости ожидания, Эаким оказался среди тех, кто должен был засвидетельствовать, что чудо и в самом деле свершилось.
И он увидел ребенка, самого обычного, ничем с виду не отличающегося от других детей!
Те, кто тогда входил в Совет ятолов — их имена он уже забыл, — объяснили ему и остальным жрецам, свидетелями какого «чуда» якобы они стали, и даже повторили слова, будто бы произнесенные лепечущим младенцем. Большинство жрецов удовлетворились сказанным, восприняли все это как доказательство того, что перед ними действительно чудесный младенец, новый Глас Бога.
Однако Эаким Дуан догадался, что было на самом деле. Он инстинктивно понял, что этот младенец был всего лишь пешкой в серьезной игре находящихся на вершине церковной власти ятолов, благодаря которой они могли провести остаток дней, правя Бехреном.
И поэтому он прекрасно понимал опасения и сомнения таких людей, как Болх, в преддверии надвигающегося кризиса. Если ему удастся удержать ятолов в узде до момента появления ребенка на свет и они собственными глазами увидят доказательства истинности своей веры — доказательства того, что избранный ребенок и впрямь Глас Бога, тогда такие люди, как Болх, в следующей его инкарнации могут стать самыми ценными союзниками.
— Когда я был избран, я знал о религии ятолов столько же, сколько сейчас, — сказал Эаким Дуан. — И цитировал Пророчества по памяти точно так же, как могу делать это ныне… — Он усмехнулся. — Нет, лучше, ведь тогда тело еще не начало подводить меня, и в памяти не случалось провалов, как частенько бывает теперь.
Собравшиеся — их было десять человек — тоже вежливо засмеялись; им нечасто приходилось слышать из уст Чезру подобные признания. Все, за исключением ятола Болха. Тот продолжал пристально смотреть на Дуана, словно пытаясь проникнуть взглядом в самую его душу.
Чезру подавил искушение отвести глаза в сторону и просто обезоруживающе улыбнулся.
— Любое мыслящее существо на вашем месте испытывало бы сомнения, — заметил он. В ответ жрецы в один голос принялись отрицать наличие каких бы то ни было сомнений, но Эаким Дуан поднял руки, устремив взгляд поверх их голов. — Этого и следовало ожидать, дети мои, поскольку вера не имеет никакого логического обоснования. Кто-нибудь из присутствующих видел рай, который ждет нас на том свете? Нет. Дух нельзя ни увидеть, ни услышать. После смерти человека мы видим лишь его мертвое тело — пустую, безжизненную оболочку. Значит, рассуждая логически, смерть — это конец существования. Я знаю больше и говорю вам, а Возрождение подтвердит это, что существуют другие возможности бытия кроме тех, которые доступны нашему восприятию. Увидев новое воплощение Гласа Бога, услышав, как дитя произносит слова Истины, вы все поймете и будете вполне удовлетворены. Страшны вовсе не ваши сомнения сами по себе, — продолжал Чезру, стараясь сохранить должный накал страсти в голосе, не скатываться к рутинному повторению речей, которые он уже столько раз произносил на протяжении столетий. — И эти сомнения отнюдь не означают, что те, кем они овладевают, слабы в вере. Вы должны спрашивать, должны сомневаться! К примеру, как вы можете быть уверены, что, выбрали того ребенка, которого следует? Но поверьте — когда вы увидите и услышите нового Гласа Бога, вопросы застрянут у вас в горле, а сомнения полностью исчезнут. И тогда мир снизойдет в ваши души, потому что вы получите подлинное доказательство истинности своей веры. Чудо развеет ваши страхи. Взгляните на тех немногих жрецов, которые помнят последнее Возрождение! Какую удовлетворенность вы можете заметить в их уже мало что видящих глазах! Мужайтесь, дети мои, и тот же покой снизойдет и в ваши души.
И это в большой степени соответствовало действительности. Сейчас остались в живых лишь три ятола, помнивших то Возрождение, когда Эаким Дуан был признан следующим Гласом Бога, и они поистине были счастливы. Счастливы, потому что видели чудо и знали, что их ждет блаженство рая. Счастливы, потому как понимали, что жизнь, отданная служению Богу, потрачена не зря.
Счастливы, потому что Эаким Дуан обманул их.
Вскоре собравшиеся стали расходиться, возбужденно обсуждая подробности предстоящего Возрождения. Исключение составляли лишь два человека, привлекшие внимание Эакима Дуана. Чуть в стороне, не отрывая взгляда от Чезру, сидел Мерван Ма. Его глубоко огорчали и сама предстоящая, даже в некотором роде долгожданная смерть Чезру, и собственная неспособность принять эту реальность, отмести в сторону вполне естественный страх перед смертью как таковой и не менее понятную печаль из-за потери человека, которого он считал наставником и другом.
Его переживания, однако, не слишком волновали Эакима Дуана; он знал, что Мерван Ма воспрянет духом, как только будет найден новый Глас Бога. Чезру давно уже решил, что,