нужным, в конце концов, объяснить, в чьи руки попали мы с товарищами? Вы же не разбойники, чтобы скрывать имена? Иначе... ни на какое мое содействие можете не рассчитывать!
Мужчина с трудом подавил усмешку:
— Не обижайтесь, сударь. Пожалуй, и впрямь есть смысл все разъяснить. Вы находитесь в замке Тунгербор, принадлежащем герцогу Вейцигскому, я — барон Эгнелинг, один из его ближайших соратников и вассалов.
— Зачем герцогу потребовалось ловить нас?
— Хм, а розыскной лист имперского тана, по-вашему, — недостаточное основание? Всякий подданный короны обязан принять его к исполнению.
— А я слышал, сир, будто герцоги западных земель обычно не слишком рвутся исполнять веления монарха.
Барон кивнул, довольный:
— Чувствую, в вашем лице, сударь, господин герцог обретет достойного собеседника. В назначенное время вас к нему проводят, а пока позвольте откланяться.
Судя по всему, забава в виде старика странника предназначалась исключительно сюзерену, остальные относились к ней с плохо скрываемым пренебрежением. Барон, развернувшись, скрылся в шатре, воины, вернув себе гордость осанки, повезли чужеземца дальше по лагерю.
Распоряжения командира были выполнены безукоризненно. Последующие часы Иигуир провел в углу большой солдатской палатки, снабженный всем необходимым: сухой одеждой, водой для умывания, терпким пивом и куском холодной свинины. А заодно и хмурым сторожем. Вполне сносное существование омрачало лишь беспокойство о друзьях и будущей судьбе. Западные области Овелид-Куна действительно издавна считались гнездилищем самоволия и заговоров. Лет триста назад кто-то именно из здешних герцогов бросил своего повелителя в битве при Менглине, определив ее трагический итог. Некоторые называли это предательством, другие — защитой оскорбленной чести, но в любом случае казавшийся неукротимым рост Третьей Империи тогда застопорился и, как выяснилось, навсегда. Ужас конных полчищ Овелид-Куна перекочевал в легенды, скрытая, тлеющая неприязнь близких по крови людей сохранилась. Отчасти подобное объяснялось влиянием соседних держав, не упускавших возможности подогреть внутренние конфликты, отчасти — несколько обособленным положением смутьянов.
Горная гряда Оронад, пересекающая остров, то ограждала обильные центральные земли от дерзкого запада, то сдерживала порывы Империи по наведению порядка на окраине. Ныне первая из задач была, пожалуй, актуальнее... Итак, герцог Вейцигский едва ли благорасположен к своему монарху. Это внушает определенные надежды, хотя и врагам подчас оказывают мелкие услуги. Вроде выдачи беглых преступников. Но тогда зачем осторожность в обращении? Потешить скучающего вельможу беседой, прежде чем отправиться на виселицу? Почему-то в подобное не верилось, однако и при худшем варианте оставался шанс побороться за жизнь.
Уже в ранних осенних сумерках под накрапывание дождя появились остальные члены отряда. Их явно никуда не готовили, пригнали с тракта измученными, мокрыми, голодными и чудовищно грязными. Старый пират молча отплевывался, девушка всхлипывала, Эскобар, оттирая грязь с лица, глухо бранился:
— Вот мерзавцы, песьи дети! Полпути по дорожной жиже волокли, словно бревна. Развлекались, сволочи!
Из всех благ товарищам досталась только пара ведер воды, да и то скорее ввиду опасений замарать палатку. Мясом и пивом поделился Иигуир, который все равно не мог думать сейчас о еде. Описывать положение тоже пришлось ему — друзья за целый день ничего внятного о своей участи так и не услышали.
— Хоть разговаривать намерены, — скривил губу Эскобар, — и то радует. Время тяните, мессир, из крепости сбежали и отсюда, Бог даст, выберемся. Главное — не на виселицу и не к имперским стражникам. Соглашайтесь на все, хоть душу продавайте, но выиграйте нам два-три дня.
— Соглашаться на любую гнусность? — Иигуир побледнел. — И насчет души, Коанет... Надеюсь, герцогу потребуется что-то менее ужасное.
Наступление решающего часа пленники осознали по внезапно вскочившим с мест солдатам. Явившийся лично барон Эгнелинг жестом пригласил старика за собой. Следом двинулись еще двое латников, отсекая Бентанора от напутствий и напряженных взглядов друзей. В таком составе эскорт миновал ворота замка, где уже зажигали факелы, и запетлял по путаным лабиринтам проходов. Воины здесь почти не встречались, зато слуги носились опрометью, толкаясь и гомоня. Даже надменному барону понадобилось разок-другой отпихнуть в сторонку морды с выпученными от старания глазами. Когда вошли в какую-то дверь, стала понятна и причина всеобщей суеты: сверху доносились топот, вой дудок, хохот, звон — верные признаки знатного пира.
— Сторожите тут, — бросил барон конвою, поднимаясь по широкой лестнице.
В противоположность закоулкам близ этого входа было пустынно. Кроме старика и его охранников, у подножия лестницы застыла пара воинов с алебардами, чьи начищенные лезвия блестели едва ли не пуще факелов. Пока Иигуир озирался по сторонам и отворачивался от лезущих в ноздри ароматов застолья, на верхней площадке появился барон.
— Один с гостем наверх, второй ждет, — скомандовал он.
Пиршественную залу Иигуир увидел лишь мельком: что-то ослепительно яркое, звонкое и буйное сверкнуло меж неплотно прикрытыми дверными створками. Далее пленника вели темными коридорами, где едва удавалось различать углы, а звуки шагов гулко разбегались, точно круги на воде. Остановились, как почудилось старику, на полпути, однако откуда-то сзади подошел слуга со свечами. Это оказалась маленькая, скупо убранная комната, отнюдь не напоминавшая покои вельможи. Присесть было просто некуда, вдоль стен стояли только массивные, окованные железом сундуки. Иигуир вопросительно посмотрел на Эгнелинга, тот подневольного гостя проигнорировал.
И снова гул шагов в коридоре. На мгновение старик вдруг похолодел, когда на пороге вырос могучий силуэт Гонсета, но появившийся великан почтительно отступил обратно в темноту. Вместо него в комнату вошел невысокий, плотно сложенный человек с окладистой пепельной бородой. Круглое лицо, открытый ясный взгляд, только жестко сжатые губы нарушали образ добросердечного хозяина. Одет не без щегольства, ярко-красный кафтан, пышный у плеч и зауженный на талии, украшали пуговицы с крупными изумрудами. Хватало и золота: перстни, цепи, браслеты... И все-таки это был настоящий вельможа, что в отличие от разбогатевшего купца не выставляет добытое ежеминутно на показ, а носит его скорее в качестве обязательного символа положения.
Бесшумно возникший в дверях слуга внес складной походный стул, однако мужчина даже бровью не повел, сосредоточенно разглядывая Иигуира. Чуть больше внимания заслужило блюдо с какими-то засахаренными фруктами, герцог извлек короткими пальцами кусок, гостю предлагать не стал и лишь после того, как они остались в комнате с глазу на глаз, заговорил приятным бархатистым голосом:
— Действительно ли я имею честь принимать у себя знаменитого Бентанора Иигуира?
— Совершенно верно, господин... герцог, — поклонился старик.
— Фелгус Марх, герцог Вейцигский и прочее, — небрежно уточнил вельможа.
— Большая честь для меня, сир.
— Может быть... — Заложив руки за спину, герцог обошел Иигуира кругом. — Не сочтите за обиду, сударь, но как бы нам удостовериться, что вы вправду тот самый легендарный зодчий? Мало ли ходит по свету седобородых старцев?..
Иигуир пожал плечами:
— Как же мне доказать, что я — это я? Ведь мы все же принимаем на веру ваш, сир, герцогский титул.
— За меня говорят мои солдаты, — поморщился Марх. — И при необходимости палачи. А с вами... Если вы не тот, наша беседа потеряет смысл.
— Тогда я могу только поклясться, что сказал чистую правду.
— Клятвы недорого стоят, сударь... Высота колокольни собора в Амиарте, ну-ка?
— Если не подводит память, сто сорок локтей. И что с того? Разве, будь я опытным мошенником, не выучил бы таких вещей?
— Хоть какая-то проверка, — хмыкнул Марх. — Дальше уже дело покажет, кто достоин восхваления, а
